То утро имело решающее значение. Собаки жаждали вступить в схватку и всю дорогу провоцировали собратьев, пихались и кусались. Втихаря они мерили взглядом своих вожаков. Наши Красный, Черный и Зеленый сохраняли невозмутимость, лишь искоса посматривали друг на друга с хитроватой усмешкой на вытянутых мордах.
К востоку от каменного моста псы уселись в круг, вытянули шеи и завыли, глядя в пасмурное осеннее небо. Тела Черного и Зеленого сводило судорогой, шерсть вдоль хребта перекатывалась волнами. Поскольку они вдосталь ели человечины, у некоторых собак белки глаз подернулись плотной сеткой красных сосудов, несколько месяцев поедания сырого мяса и кочевой жизни пробудили в глубинах их душ воспоминания, замороженные на миллионы лет покорного служения человеку. Сейчас они до костей прониклись ненавистью к этим прямоходящим тварям. Пожирание трупов противников стало не просто удовлетворением потребности в пище – важнее, что в этом процессе они смутно ощущали, будто бросают вызов человеческому миру. Это была безумная месть хозяевам, которые надолго поработили их. Разумеется, приподнять завесу примитивного тумана до рациональных высот и рационально осмыслить свои действия могли лишь три наших пса. Именно поэтому их поддерживала стая. Разумеется, физическая крепость, проворность и дух самопожертвования, который ощущался в жестоких атаках, тоже были необходимыми качествами, благодаря которым им удалось покорить себе всю свору и стать вожаками.
Человеческая кровь и человеческое мясо изменили внешний вид всех собак, их шерсть блестела, мышцы играли под шкурой, уровень гемоглобина скакнул вверх, они стали более жестокими, кровожадными и воинственными. Когда собаки вспоминали, какое жалкое существование влачили в рабстве у людей, питаясь подгоревшими рисовыми корками и помоями, их охватывал стыд. Нападения на людей стали выражением коллективного подсознания всей своры. То, что отец без конца подстреливал их собратьев, лишь укрепляло ненависть к людям.
Десять дней назад между тремя собачьими отрядами начали происходить стычки. Ничего серьезного. Однажды жадный пес с треснувшей мордой из команды Черного тайком сожрал человеческую руку, которую притащила маленькая белая собачонка из команды Зеленого. Белая собачка пошла выяснять отношения, а в итоге пес с треснутой пастью перекусил ей заднюю лапу. Бандитская выходка разозлила всех «зеленых». С молчаливого согласия вожака они собрались и загрызли обидчика, разорвав на ошметки даже кишки. Отряд «черных» не смог сдержаться при виде подобной ответной меры, а потому сто с лишним собак из двух отрядов сплелись в клубок. Клочки шерсти разлетались по легкому ветру вдоль реки. Псы из отряда «красных» решили не упускать удобный случай – как говорится, пользуясь пожаром, заняться грабежом – и приняли участие в грызне, вымещая личные обиды. Три наших пса с невозмутимым видом сидели поодаль и наблюдали за происходящим ледяными взглядами, хотя в их глазах бурлила свежая кровь.
Яростная битва продолжалась тогда более двух часов, семь собак так больше никогда и не поднялись, больше десятка получили серьезные ранения и лежали на поле боя, жалобно поскуливая. После боя почти все собаки уселись на берегу и, высунув алые языки, с которых стекала целебная слюна, зализывали раны.
Вторая стычка произошла вчера в обед. В отряде «зеленых» один сизо-бурый нахальный кобель с толстыми губами и рыбьими глазами нагло приударил за симпатичной пестренькой сучкой, снискавшей особую благосклонность вожака, с которым у нее уже были близкие отношения. Красный сильно разгневался и одним ударом лапы скинул наглого кобеля в реку, тот выскочил, отряхнул с себя грязную воду и сердито залаял. Собаки из отряда «красных» посмеивались, глядя на этого противного и жалкого уродца.
Вожак «зеленых» пару раз тявкнул на вожака «красных», Красный не обратил внимания, снова ударом лапы скинул пестрого кобеля в реку, и тот выплыл на берег, словно гигантская крыса, выставив над водой круглые ноздри. Маленькая пестрая сучка спряталась за Красным, кротко виляя хвостом.
В итоге Зеленый облаял Красного, как если бы один человек одарил другого холодной усмешкой.
Красный облаял Зеленого, как если бы человек ответил на холодную усмешку холодной усмешкой.
Черный встал между былыми товарищами и тоже что-то пролаял, как миротворец.
Собаки собрались на новом месте отдыха. Некоторые лакали воду, некоторые зализывали раны, на поверхности неспешной реки Мошуйхэ плясали древние солнечные блики, над насыпью высунул голову дикий заяц-недоросток, но испугался так, что душа ушла в пятки, и бросился наутек.
Собачья свора нежилась в лучах теплого осеннего солнца. Три наших пса сидели в вершинах треугольника, зажмурив глаза, словно бы вспоминали былые годы.
Красный вспомнил, какую спокойную жизнь они вели, когда охраняли двор хозяев винокурни, – тогда еще живы были две старых желтых собаки. Хотя у пяти псов временами и случались стычки, но в основном они мирно сосуществовали. Красный был тогда самым хилым и маленьким, он запаршивел, и его выставили прочь из собачьей конуры. Потом он повалялся на восточном дворе на жмыхе, оставшемся после производства гаолянового вина, парша прошла, он вернулся обратно, но все равно держался особняком: ему претило, что Черный и Зеленый обижают слабых, но перед сильными заискивающе виляют хвостами.
Красный знал, что вскоре состоится битва за место вожака, поскольку споры теперь происходили исключительно между тремя вожаками – свора вела себя мирно, просто того пестрого кобеля невозможно было исправить, и он был постоянным источником беспорядков.
Наконец подвернулся удобный случай. Старая сука с драным ухом ткнулась холодным мокрым носом в нос Черного, после чего повернулась и призывно помахала ему хвостом. Черный поднялся и предался утехам со своей старой возлюбленной. Красный и Зеленый наблюдали за происходящим. Красный просто спокойно лежал, искоса поглядывая на Зеленого. Вдруг Зеленый, словно молния, метнулся к Черному и прижал его к земле, пока тот был занят заигрываниями.
Все собаки вскочили, глядя на их ожесточенную схватку. Зеленый без промедления воспользовался всеми преимуществами внезапного нападения, вцепился Черному в шею и начал с силой трясти. Шерсть на загривке Зеленого встала дыбом, а из горла вырвался рык, подобный раскату грома.
От укусов у Черного закружилась голова, он дернулся что было мочи, и в итоге Зеленый отхватил у него лоскут шкуры размером с ладонь. Черный поднялся, от резкой боли все тело дрожало. Он обезумел от злости, решив, что Зеленый напал на него исподтишка в нарушение всех собачьих правил. Хороший воин не станет тайком подсыпать яд, тогда и победа окажется бесславной! Черный пес дико залаял, опустил голову, кинулся на противника и вонзил зубы в шерсть на груди. Зеленый ухватил Черного за раненую шею и начал отрывать один за другим шматки плоти и глотать ее. Черный разжал пасть. Зеленый тоже ослабил хватку. Вырванная на груди шкура болталась, как дверная занавеска. Красный медленно поднялся, смерив холодным взглядом соперников. У Черного была почти сломана шея, он не мог толком поднять голову – сколько ни пытался, она повисала. Черный уже ни на что не годился. Зеленый свирепо посмотрел на побежденного, самодовольно оскалился и завыл. Потом повернулся и увидел прямо перед собой длинную морду Красного. Зеленый затрепетал. Красный пристально глянул на него, а потом бросился вперед, пустил в ход свой излюбленный прием и повалил раненого Зеленого на землю. Не давая сопернику подняться, Красный развернул голову, ухватился за оторванный лоскут шкуры и с силой дернул, обнажая мышцы на груди. Зеленый вскочил, полоса меха волочилась между ног, подметая землю. Он издал громкий визг – понял, что все кончено. Красный ударом лапы сбил едва державшегося на ногах Зеленого, и тот два раза перекувырнулся. Остальные собаки не стали дожидаться, пока Зеленый поднимется, и он под градом укусов превратился в кучу кровавых клочьев.
В этот момент Красный, уничтоживший сильных соперников, высоко задрал хвост и взревел, глядя на окровавленного Черного. Тот в ответ тоже залаял, поджав хвост. Его зеленые глаза уставились на Красного, и в них светилась мольба о сострадании. Жаждавшая поскорее завершить бой стая, словно взбесившись, кинулась на Черного, и тот прыгнул в реку, решив покончить с собой. Его голова сначала еще появлялась над водой, но скоро пес пошел ко дну, а на поверхность с бульканьем всплыли несколько пузырьков воздуха.
Стая окружила Красного и, оскалив белоснежные зубы, торжественно завыла, глядя на бледное солнце в небе, которое в эту пору так редко бывает ясным.
Внезапное исчезновение собачьей своры беспокоило отца и его команду, внеся сумятицу в их упорядоченную жизнь. Осенний дождь хлестал по всему живому, издавая монотонное шуршание. Не испытывая возбуждения от сражений с бешеными собаками, отец и все остальные чувствовали себя подобно курильщику опиума без очередной дозы: из носу текло, они зевали, их постоянно клонило ко сну.
Утром на четвертый день после исчезновения собак отец и остальные лениво собрались на краю низины и, глядя на клубившийся над низиной туман и смрад, наперебой обсуждали, чем заняться.
Хромой уже сдал винтовку, вышел из отряда охотников на собак и отправился в дальнюю деревню за кусок хлеба помогать младшему двоюродному брату в харчевне. Слепому нечего было делать, и он сидел у хибарки, болтая с болевшим дедушкой. Остались отец с матерью, Ван Гуан и Дэчжи.
Мать сказала:
– Доугуань, собаки не вернутся, они боятся ручных гранат.
Она посмотрела на три собачьих тропы и больше остальных хотела, чтобы собаки вернулись: ведь спрятать на пути своры сорок три ручных гранаты было ее блестящей идеей.
– Ван Гуан, – велел отец, – сходи-ка еще раз на разведку.
– Да я ж вчера ходил! Собаки устроили бойню к востоку от моста. Зеленый помер. Они наверняка разбежались. Хватит нам тут зря время терять, надо быстрее идти записываться в Восьмую армию.