Отец возразил:
– Нет, они непременно придут, им жаль бросить столько вкуснятины.
– Да сейчас везде полно трупов, – заметил Ван Гуан. – Они ж не дураки, чтоб нарваться на гранаты.
– У нас тут трупов полно, собаки не захотят отсюда уходить.
– А по мне, – сказал Дэчжи, – так надо записываться в отряд командира Лэна. У него бойцы одеты с иголочки: темно-серая форма, кожаные ремни…
Тут мать воскликнула:
– Гляньте!
Все пригнулись и посмотрели туда, куда показывала мать, – в сторону собачьих троп. Гаоляновые стебли, загораживавшие тропы, зашелестели, серебристые капли дождя отчетливо барабанили по листьям. По всему полю среди пожухлых растений из семян, проклюнувшихся по ошибке не в тот сезон, сквозь дождь и туман пробивались нежные желтые росточки. Аромат побегов смешивался с запахом гниющего гаоляна и зловонием разлагающихся трупов, собачьего дерьма и мочи. Отец и его команда видели перед собой страшный и грязный мир, мир, полный зла, расцветающего буйным цветом.
– Они идут! – радостно крикнул отец.
Гаолян на трех собачьих тропах продолжал шуршать, но гранаты так и не взорвались.
– Доугуань, что случилось? – забеспокоилась мать.
– Не беспокойся, они еще на них напорются.
Дэчжи предложил:
– Давай-ка пальнем из ружья, чтоб их напугать!
Мать от нетерпения выстрелила. В гаоляновом поле началась суета, и тут разом взорвались несколько ручных гранат. Ошметки гаоляновых стеблей и собачьих тел взметнулись в воздух, заскулили раненые собаки. Тут же с грохотом взорвались еще несколько гранат, их осколки и еще какие-то клочья просвистели по воздуху над головами отца и его товарищей.
В конце концов с трех троп выскочили больше двадцати собак, и отец с товарищами начали палить по ним. Собаки метнулись обратно и подорвались еще на нескольких гранатах.
Мать запрыгала, хлопая в ладоши.
Но никто из них не знал о серьезных изменениях в собачьем отряде. Сообразительный Красный, получив власть над всей стаей, отвел остальных собак на несколько десятков ли и четко перегруппировал их. Организованная им атака играла всеми красками диалектики, тут даже наделенным разумом людям не к чему было придраться. Красный понимал, что им противостоят несколько коварных подростков, причем один даже смутно ему знаком. Если избавиться от этих ублюдков, стая сможет спокойно наслаждаться превосходной пищей, которой в низине было полным-полно. Красный велел остроухой дворняге повести за собой половину своры прежним путем, причем биться предстояло до последнего, отступать нельзя. Сам он повел шестьдесят собак в обход, чтобы нанести неожиданный удар и загрызть насмерть этих недоносков, за которыми столько кровавых долгов. Перед выходом Красный закрутил хвост колечком и ткнулся холодным носом в каждый такой же нос, а потом показал собратьям пример, обгрызая затвердевшую глину со своих лап. Остальные собаки повторили это за ним.
Только-только Красный подошел к низине с тылу и увидел этих людишек, которые оживленно жестикулировали, как с другой стороны раздались взрывы ручных гранат. Сердце его затрепетало от страха, в стае тоже началась паника. Эти черные навозные жуки с огромной поражающей силой наводили ужас на всех собак. Красный понял, что стоит струхнуть, и его ждет поражение по всем фронтам. Он повернул голову, оскалился и пронзительно залаял на взволнованных собак, после чего вся стая под его предводительством бросилась вперед, как гладкая пятнистая туча, к тому окопу, где прятались отец и его команда.
– Они сзади! – испуганно крикнул отец, развернул «Арисаку-38» и выстрелил, не успев прицелиться. Пуля попала в довольно крупную коричневую собаку, ее тело еще пролетело вперед два-три метра и упало на землю, после чего на него наступили собаки, бежавшие сзади.
Ван Гуан и остальные палили без остановки, однако, как говорится, передние падают – задние встают им на смену, и вот уже другие псы мчались к окопу, их зубы сверкали, а глаза алели, словно спелые вишни. В тот момент ненависть собак к людям достигла наивысшей точки. Ван Гуан бросил винтовку, повернулся и побежал в низину, но его окружили больше десятка собак, и низенький подросток за считаные минуты просто исчез. Привыкшие питаться человечиной собаки давно уже превратились в злобных хищников, их движения были быстрыми и отточенными, каждая отхватывала по большому куску мяса Ван Гуана, зубы с хрустом перегрызали его кости.
Отец, мать и Дэчжи прижались спинами друг к другу, они перепугались так, что ноги тряслись, мать даже обмочила штаны. Былая легкость, с которой они били собак, исчезла как дым. Собаки окружили их плотным кольцом. Они без конца стреляли, убили и ранили еще нескольких псов, но при этом расстреляли все патроны, что были в магазинах. У отца на винтовку был надет штык, он блестел и представлял для собак серьезную угрозу, однако у матери и Дэчжи были лишь короткие карабины, без штыков, а потому большинство собак начали кружить вокруг них. Мать тихонько запричитала:
– Доугуань… Доугуань.
– Не бойся, – велел отец. – Крикни погромче, позови на помощь моего отца.
Красный понял, что отец тут за главного, и презрительно косился на его штык.
– Па-а-а-а-ап! Спаси нас! – заорал отец.
– Дядя! Спаси нас! – со слезами закричала мать.
Собачья свора разок попробовала атаковать, однако отец и его команда оттеснили их, ствол материнского карабина попал прямо в пасть одному из псов и выбил два зуба. Одна опрометчивая собака бросилась на отца, но штык распорол шкуру на морде. Пока остальные наступали, Красный сидел за пределами оцепления, спокойно глядя на отца.
Противостояние длилось так долго, что хватило бы времени выкурить две трубки. Отец почувствовал, что его ноги обмякли, а руки затекли; он еще раз громко позвал дедушку на помощь, а потом ощутил, как мать всем телом навалилась на него, словно рухнувшая стена. Дэчжи тихим голосом сказал:
– Доугуань, я отвлеку собак, а вы бегите…
– Нет!
– Я побежал!
Дэчжи оторвался от них и помчался в гаолян. За ним кинулись несколько десятков псов, догнали и набросились на него. Отец не отваживался посмотреть, что там с Дэчжи, поскольку с него самого не сводил глаз Красный.
С той стороны, куда метнулся Дэчжи, раздался взрыв двух японских гранат. От взрывной волны стебли гаоляна затрепетали, щеки отца онемели, и под звук падающих на землю останков раздался жалобный вой раненых собак. Окружавшие отца и мать псы испугались взрыва и отбежали на десяток шагов. Мать воспользовалась случаем, вытащила гранату и метнула в стаю. Увидев, что по небу в их сторону летит та самая странная черная штуковина, собаки вразнобой залаяли и в панике бросились врассыпную. Однако граната не взорвалась. Мать забыла ее взвести. Не убежал только Красный; улучив момент, когда отец отвернулся посмотреть на мать, он взмыл вверх. В полете тело его расправилось, описав красивую дугу на фоне серебристо-серого неба и явив все величие собачьего вожака. Отец инстинктивно отпрянул, когти чиркнули по его лицу, и первая попытка Красного не увенчалась успехом, однако он сорвал со щеки кусок кожи размером с отцовский рот, и из раны потекла липкая кровь. Красный снова бросился на отца, но тот выставил вперед винтовку. Лапы пса уперлись в ствол, но он попытался просунуть голову под штыком и вонзить зубы в грудь отцу. Отец увидел островок белоснежной шерсти на животе Красного и с размаху ткнул туда штыком, но тут вдруг мать неожиданно подалась вперед, и отец упал навзничь. Красный не преминул этим воспользоваться – он прицелился и укусил отца в пах. Мать размахнулась и ударила прикладом по твердой собачьей голове. Красный отбежал на несколько шагов, а потом ринулся было в атаку, но когда его тело зависло в трех чи над землей, повалился головой вперед одновременно с выстрелом. Пуля выбила ему один глаз. Отец и мать увидели дедушку. Левой рукой он опирался на обуглившуюся черную палку, а правой держал японскую винтовку, из дула которой поднималась струйка серого дыма. Он стоял твердо, но согнулся и волосы его совсем поседели.
Дедушка несколько раз выстрелил в псов, которые собрались вдалеке, и те, поняв, что дело плохо, бросились наутек в гаолян, и каждый побежал своей дорогой.
Дедушка, пошатываясь, подошел, ткнул палкой Красного в голову и выругался:
– Ах ты предатель!
Сердце Красного еще не остановилось, легкие продолжали дышать, сильные задние ноги дергались, оставляя борозды на черноземе, а роскошная красная шерсть полыхала, словно языки пламени.
8
Укус Красного вышел не слишком сильным. Может, все дело в том, что отец надел две пары легких штанов без подкладки, но последствия были серьезными. Красный пес прокусил насквозь отцовский «перчик» и кожу мошонки, оттуда вывалилось продолговатое яичко размером с перепелиное и осталось висеть на тонкой белой ниточке. Стоило дедушке дотронуться до него, как ярко-алое яичко провалилось в ширинку.
Дедушка вытащил его и держал в ладони. Казалось, что эта маленькая штучка весит тысячу цзиней, и под ее тяжестью дедушка согнулся в три погибели, а еще она словно бы обжигала дедушкину большую ладонь так, что ладонь дрожала. Мать спросила:
– Дядя, что с вами?
Она увидела, что мускулы на дедушкином лице свело от боли, лицо, бледное после болезни, стало и вовсе землисто-желтым, а в глазах светилось разочарование.
– Все кончено… теперь уже по-настоящему… – Дедушка бубнил старческим голосом, который не вязался с его возрастом.
Он вскинул винтовку и громко крикнул:
– Ты меня погубил! Псина!
Он выстрелил несколько раз подряд в Красного, который и так уже едва дышал.
Отец самостоятельно поднялся. Горячая струя крови бежала по внутренней стороне бедра, но он не чувствовал особой боли.
– Пап, мы выиграли!
Мать закричала:
– Дядя, быстрее приложите лекарство к ране Доугуаня!
Отец, глядя на яичко в ладони дедушки, с сомнением спросил:
– Пап, это мое? Мое?