[125], у которого тайные связи за границей…
– Не сердись, зять, – увещевал его названый шурин, служивший в Цзяогаоской части.
– Кто тебе тут зять?! Когда ты в племянника гранату бросал, разве помнил, что у тебя зять есть? Или вы, коммунисты из Восьмой армии, из щелки между камнями выскочили? Нет, что ли, у вас жен и детей? – Рана на лице пожилого бойца разошлась от гнева еще сильнее, и из нее сочилась черная кровь.
– Старина, у тебя справедливость-то какая-то однобокая. Если бы ваши люди из «Железного братства» не похитили нашего командира и не выманили у нас шантажом сотню винтовок, то мы бы вас не трогали, мы же на вас напали, только чтобы вернуть оружие для борьбы с японцами, а вернули бы, так отправились бы на антияпонский фронт и били там япошек в первых рядах, – так, потеряв терпение, возражал один из командиров Цзяогаоской части.
Тут отец тоже не выдержал и хриплым голосом, который в ту пору только-только начал ломаться, сказал:
– Это вы у нас украли спрятанные в колодце винтовки, а еще прихватили сушившиеся на стене собачьи шкуры. Только после этого мы заложника взяли!
Отец смачно харкнул, целясь в рожу этого командира Восьмой армии, но плевок прилетел прямо в лоб высокого и чуть сгорбленного бойца из «Железного братства». Тот от отвращения сморщился, вытянул шею, прижался лицом к ивовой коре и начал тереться об дерево. Тер до такой степени, что лоб позеленел, но все равно плевок не оттер. Рассвирепев, он повернулся к отцу:
– Доугуань, твою мать!
И хотя руки у пленных от веревок затекли и распухли и никто из них не знал, что их ждет впереди, пленники рассмеялись.
Дедушка с горечью сказал:
– К чему споры? Все мы горе-вояки разбитых войск.
И в тот же момент он ощутил, как кто-то резко дернул его за раненую руку. Он обернулся и увидел, что Мелконогий Цзян, словно столбик пепла ароматической палочки, повалился на бок. Раненая нога распухла так, что стала похожа на гнилой арбуз, и из нее сочилась какая-то кашица, не то гной, не то кровь.
Его бойцы бросились к нему, однако веревки потянули их обратно, и им оставалось лишь беспомощно смотреть на своего командира, лежащего без сознания.
Солнце вынырнуло из моря тумана, посылая во все стороны золотистые лучи, чтобы весь мир окутали ласка и тепло. Кашевары из отряда Лэна на тех самых очагах, которыми вчера еще пользовалось «Железной братство», варили гаоляновую кашу. Каша булькала, загустевала, по ее поверхности шли пузыри размером с кулак, напоминавшие плавательные пузыри рыб. Они лопались в солнечном свете. Теперь к запаху крови и трупному запаху примешивался еще и аромат гаоляновой каши. Четверо солдат Лэна на двух створках двери, как на носилках, принесли к излучине большие куски конины и целые конские ноги. Они сочувственно мерили взглядами привязанных к ивам пленных, а те смотрели на лишившегося чувств Мелконогого Цзяна, так и лежавшего на земле, и на часового, который медленно расхаживал по земляному валу, волоча за собой винтовку. От штыка винтовки шли извилистые дорожки света, напоминавшие серебряных змеек. Были и такие, кто глядел на легкую розовую дымку над рекой, колеблемую ветром. Отец же наблюдал за четырьмя солдатами, притащившими конину к излучине.
Они опустили створки дверей на землю у самой воды, те тут же покосились, и с них потекла кровавая вода, тонкие кровавые ручейки беспокойно сбегали прямо в излучину, капая на желтоватую ряску. Несколько листочков ряски перевернулись, явив небу серо-зеленую тыльную сторону. Теплый пурпурный свет отражался от ряски и падал на равнодушные лица бойцов Лэна.
– Сколько ряски! – воскликнул худощавый солдат, похожий на цаплю. – Как будто излучина укрыта конской шкурой.
– Вода в излучине совсем грязная.
– Говорят, если из нее напьешься, заразишься проказой.
– Неужто?
– Несколько лет назад тут утопили двух прокаженных, так у местных карпов после этого глаза загноились.
Похожий на цаплю солдат увяз в прибрежном иле и начал быстро перебирать ногами, но грязь с чавканьем налипала на японские сапоги с вывернутым наизнанку мехом на голенищах.
Отец вспомнил, как после того боя на Мошуйхэ солдаты Лэна стягивали с убитых японцев высокие сапоги, а потом плюхались на землю и выкидывали свои матерчатые туфли. Отцу переобувшиеся солдаты казались похожими на мулов и лошадей с новыми подковами, они шли, осторожно ступая, а на их лицах застыли страх и смущение от неожиданной удачи.
Солдаты Лэна деревянной доской отодвинули от берега плотную ряску, расчистив небольшой участок темно-зеленой, почти черной воды, но ряска тут же вернулась, желая заполнить пустое пространство, и при этом она издавала тягучие звуки, от которых отцу стало не по себе.
Бурая водяная змея высунула из ряски квадратную голову размером с грецкий орех, застыла на минуту, а затем показалась на поверхности целиком и начала быстро плавать, оставляя за собой извилистые росчерки, которые быстро исчезали. Потом она снова нырнула, и потревоженная ряска вскоре успокоилась.
Отец увидел, что все четверо солдат уставились на змею. Прибрежный ил уже доходил до щиколоток, но солдаты словно забыли, что надо шевелить ногами.
Когда змея исчезла, солдаты протяжно вздохнули. Тот, кто держал доску, снова принялся отодвигать ряску. Высокий худощавый солдат поднял конскую ногу и кинул в воду, отчего во все стороны разлетелись брызги, похожие на зеленые цветы.
– Поаккуратнее, мать твою, – заворчал солдат, державший в руках обоюдоострую секиру. Высокий прополоскал конскую ногу, заставив ряску расступиться.
– Да хватит уже, все равно варить будем.
Высокий бросил ногу на створку двери, и его товарищ начал рубить мясо на куски с глухим стуком, будто кто-то бил палкой по воде.
Промыв и порубив мясо, солдаты унесли его на створке двери, а потом кинули в большой котел. Под котлом плясали темно-красные языки пламени, похожие на перья петуха. Один из солдат подцепил штыком кусок конины и бросил в огонь, чтобы обжарить, отчего мясо запищало, как цикада.
В этот момент из-под навеса вышел аккуратно одетый командир Лэн с хлыстом в руке. Вместе со своими подчиненными он осмотрел несколько сотен винтовок и две груды гранат, отнятых у солдат Цзяогаоской части и «Железного братства». На лице Лэна застыла довольная усмешка. Он направился к пленникам, размахивая хлыстом. Отец слышал позади себя тяжелое дыхание и, даже не оборачиваясь, представил сердитое выражение лица дедушки. Уголки рта Лэна выгнулись наверх, от чего на щеках весело подрагивали морщинки, напоминавшие маленьких змеек.
– Ну что, командир Юй, знаешь уже, что я с тобой сделаю?
– Делай что хочешь, – буркнул дедушка.
– Ежели тебя убить, то жаль будет славного героя. А ежели оставить в живых, так ты ведь меня опять выкрадешь!
– Я и после смерти не успокоюсь.
Тут отец пнул ногой комок конского навоза, и тот приземлился на грудь Лэна. Лэн замахнулся было хлыстом, но потом передумал и рассмеялся:
– Я слышал, что у твоего ублюдка только одно яичко! Ну-ка, давайте ему и второе отрежем, чтобы поменьше тут ногами брыкался!
– Лао Лэн, он же ребенок, за все я один отвечаю!
– Ребенок? Да этот недоносок сущий волчонок!
Тут Мелконогий Цзян очнулся и поднялся, опираясь на руки.
Лэн хохотнул:
– Командир Цзян, а с тобой как поступить?
Мелконогий Цзян ответил:
– Пока единый фронт коммунистической партии и Гоминьдана не раскололся, ты не имеешь права меня убить!
– Да я тебя прихлопну, как муху!
Отец увидел, что на шее у Цзяна копошатся две сероватых вши, и Цзян пытался дотянуться до них подбородком. Отец вспомнил тот день, когда они выкрали Цзяна: его подчиненные тогда оголились по пояс и при солнечном свете ловили вшей.
– Если ты меня убьешь, тебе это с рук не сойдет. Нас, Восьмую армию, так просто не изничтожить. Наступит день, и народ поквитается с тобой за чудовищное убийство героев антияпонского сопротивления! – Все лицо Цзяна покрылось испариной.
– Ну, вы пока тут развлекайтесь. Я поем, а потом разберусь с вами.
Люди Лэна собрались вместе, чтобы поесть конины и выпить гаолянового вина.
Вдруг на земляном валу с северной стороны раздался выстрел, и в деревню прибежал часовой.
– Черти пришли! Черти пришли! – кричал он.
В лагере началась суматоха, солдаты наталкивались друг на друга, кругом были раскиданы остатки гаоляновой каши.
Лэн схватил часового за грудки и сердито спросил:
– Сколько их? Это настоящие японцы или марионетки?
– Вроде марионетки! У них форма желтая. Я как увидел, что там все желтое, так и бросился бежать в деревню.
– Марионетки? Разобьем этих псов! Командир Ци, быстро выведи людей на вал! – распорядился Лэн.
Солдаты с винтовками под мышками беспорядочной толпой помчались на вал, а Лэн отдал приказ двум своим бойцам с пистолетами-пулеметами:
– Присмотрите за ними, если что – стреляйте!
И в окружении нескольких охранников, пригнувшись, побежал к северной околице.
Минут через десять там открыли огонь – после нескольких разрозненных винтовочных выстрелов застрочил пулемет. Затем вместе с резким порывом ветра в деревню со свистом прилетел блестящий артиллерийский снаряд, который упал на земляной вал и взорвался. Осколки разлетелись во все стороны, впились в полуразрушенные стены, застряли в коре деревьев. Послышалось непонятное курлыканье на иностранном языке.
Это были не марионеточные войска, а самые настоящие японцы. Отряд Лэна изо всех сил оказывал им сопротивление на земляном валу, партиями спуская вниз раненых.
Через полчаса люди Лэна сдали вал и отступили за полуразрушенные дома, пытаясь сдержать японских чертей. Снаряды теперь долетали и до излучины. Пленники засуетились, начали топать ногами и громко ругаться:
– Развяжите нас, мать вашу! Развяжите нас!
Двое охранников с пистолетами-пулеметами беспомощно переглядывались, не зная, что делать.