– Всё дело в краже у князя Куракина?
Ей почудилось, что Герман побледнел. Его глаза распахнулись шире.
– Откуда вы знаете? – только и смог вымолвить он.
– Мне известно, что брошь «Красный кардинал», подарок вдовствующей императрицы, украдена во время бала в доме князя. Мне также известно, что её хотели подкинуть вашему отцу. Полагаю, чтобы подставить. Вызвать некий скандал. Но зачем? И, что куда важнее, кому это понадобилось? Ведь полиция заявилась в ваш дом очевидно не просто так, а по указанию. У вашего батюшки есть враги?
Пока она говорила, выражение лица Германа менялось несколько раз и в итоге стало недоверчиво-подозрительным.
– Я приходила к вашему отцу не за деньгами, а чтобы предупредить. – Варя поманила младшего Обухова и, когда тот подался к ней, шепнула: – По ошибке брошь попала ко мне.
Герман отшатнулся.
– Mon Dieu, – Варя развела руками. – Не делайте такое страшное лицо. Я её не крала. Вор перепутал курьеров и случайно отдал брошку мне. Так я узнала про кражу и про то, что цель – ваш отец.
Лишних подробностей она решила избежать, но сочла, что толика откровенности пойдёт их беседе на пользу.
– Я пошла в ваш дом, чтобы предупредить, – настойчивее повторила она. – Видите ли, Герман Борисович, я страшно рисковала своей репутацией. И теперь рискую не меньше, беседуя с вами в подобной обстановке наедине. Думаете, я воровка? Или же руководствуюсь злым умыслом?
Герман немного пришёл в себя, потому что вполне осмысленно и очень тихо уточнил:
– Брошь у вас?
– Не совсем, – без колебаний ответила Воронцова. – Но она в надёжном месте, будьте спокойны. Никто её не найдёт до Страшного суда, если я не пожелаю.
Обухов медленно опустился на ближайший стул. Теперь он смотрел на Варю снизу вверх.
– Вы знаете, кто за всем стоит, Варвара Николаевна?
– К несчастью, нет, – она разочарованно покачала головой. – Но очень хочу узнать. Видите ли, вся эта путаница поставила меня в крайне щекотливое положение. Более того, я убеждена, что…
Прозвучал первый звонок, и девушка вздрогнула, вжалась спиной в стену и заговорила быстрее:
– Я уверена, что истинный виновник кражи никого в покое не оставит: ни меня, ни тем более вашего отца, из-за которого всё и затеял. Герман Борисович, у вас есть хотя бы малейшие подозрения, кто мог возыметь столь острое желание уничтожить Бориса Ивановича?
Обухов задумчиво покачал головой, мрачнея.
– У вашего батюшки есть враги?
– Враги? Помилуйте!
– А что сам Куракин?
– Александр Петрович? – Герман вскинул голову. – Нет, сомневаюсь. Они с отцом вместе служили, насколько мне известно, но их уже давно ничего не связывает.
Младший Обухов вскочил и прошёлся по ложе, насколько позволило замкнутое пространство. Он нервно сплёл пальцы перед собой, лихорадочно размышляя над словами Вари.
– А кто тот человек, который отвлёк вас, когда вы хотели подойти ко мне в фойе? – вдруг спохватилась девушка. – Такой усатый…
От волнения она едва не начала показывать усы на себе.
– Это Баранов. – Герман остановился напротив Вари. – Александр Александрович Баранов. Они с отцом друг друга на дух не переносят. Баранов не устаёт припоминать, что мой отец якобы постройкой собственных заводов разорил его металлургическое предприятие, а потом выкупил его за бесценок. Ныне Баранов занят в мелкой сахарной промышленности, но я бы не сказал, что он похож на жаждущего мести врага.
– Соглашусь. – Воронцова в задумчивости постучала пальцем по сложенному вееру. – Но вы ещё хорошо подумайте, Герман Борисович. И папеньку вашего расспросите насчёт недругов, завистников и конкурентов. Только осторожно. Не волнуйте его сильно. А я…
Дали второй звонок, и Варя вспорхнула, с птичьей лёгкостью оторвавшись от стены.
– Я к вам зайду, скажем, – она оглянулась, уже взявшись за край синей драпировки перед дверью, – завтра? Около шести вечера? – И в смущении заморгала, чувствуя, как краснеет. – Если вы, разумеется, не против.
Он резко выдохнул, и это вздох напомнил усмешку.
– Разумеется, не против, Варвара Николаевна, – согласился он и озадаченно добавил: – Какая вы, однако, бойкая девушка.
– Всему виной нелепый случай. – И вместо прощания, с робкой улыбкой бросила через плечо: – Если бы я была мужчиной, то была бы непременно убита, не дослужившись до капитанского чина[24].
Когда она вышла, фойе почти опустело. Едва она сделала два шага, как увидела впереди Ирецкую. Классная дама явно искала её. И прежде чем та успела открыть рот, Варя выпалила:
– Вот вы где, Марья Андреевна! А я вас искала. Вы видели их лестницу? Просто невероятное убранство, я хотела вам показать, да теперь некогда уж. Идёмте скорее в зал. Второй звонок дали.
– Не суетитесь, – только и сказала Ирецкая, сбитая с толку напором воспитанницы.
Они возвратились в ложу с третьим звонком. Два оставшихся акта прошли в относительном спокойствии, если не считать постоянных восторженных вздохов одноклассниц. И без того полный напряжения и впечатлений вечер не мог бы стать ещё более утомительным, как казалось Варе. Но она ошиблась.
«Дон Кихот» завершился. Отгремели овации. Девушки пустились в обратную дорогу в институт, обсуждая по пути балет так, словно они – настоящие знатоки и глубокие ценительницы высокого искусства. Эти обсуждения смолкли, пока смолянки шли по коридорам к дортуару, и возобновились, едва они оказались внутри. Но не успели они подготовиться ко сну, как зазвучал раздражённый голос Евдокии Малавиной.
– Снова «голубые» девочки шалили, пока нас не было, – сварливо заворчала дочка генерал-майора. – Порылись в моих вещах.
– Всё вроде бы в порядке, – возразила София Заревич. – Додо, тебе показалось.
– Да нет же. Я вовсе не так клала носовые платочки, – не унималась Малавина. – И ещё расчёска переложена. Я никогда её не оставляю щёткою вниз, вы же знаете.
– Действительно. И у меня покопались в тумбочке и всё сложили, как смогли, – оживлённо закивала княжна Голицына. – Но вроде ничего не пропало.
– И у меня то же самое.
– И у меня.
– И у нас.
Дортуар вмиг заполнился гвалтом, как на птичьем базаре. Девушки оживлённо пересказывали друг другу, какие вещи вдруг мистическим образом поменяли местоположения, и возмущались произволу, учинённому младшими девочками.
Не прошло и двух минут, как в дортуар явилась Ирецкая. Вид она имела крайне рассерженный.
– Что происходит? Вас слышно на весь коридор, – отчеканила она, готовая прочитать проповедь о недостойном поведении, наказать зачинщиц беспредела, а ещё наверняка пригрозить, что нового похода в театр им теперь не видать ещё долго, раз уж не умеют держать себя в руках.
Но стоило Марье Андреевне появиться на пороге, как воспитанницы обступили её и принялись жаловаться на баловство «голубых» смолянок, которые наверняка порылись в чужих вещах просто назло, либо из чистого любопытства. За воровство отчисляли, поэтому никто не удивился, что не пропало ни булавки. Младшие бы на столь тяжкое преступление не решились. Но само озорство без внимания не осталось. «Белые» теперь требовали отыскать и покарать виновных. Ирецкая насилу их успокоила. Кажется, на столь возмущённый пыл она не рассчитывала. Пообещала поговорить с другими классными дамами, чтобы усмирили девочек, но заверила, что волнения напрасны. Наверняка подобное не повторится.
Марья Андреевна велела всем поскорее ложиться спать, но уйти не успела.
– А что, если это привидения погибших смолянок? – Наденька Шагарова перекрестилась. – Вдруг мы следующие? Я слышала, что в их комнатах тоже был разгром прежде, чем они погибли минувшим летом…
– Что?! – Ирецкая вспыхнула. Её вытянувшееся лицо немедля пошло пятнами от возмущения. – Чтобы я больше не слышала этих глупостей!
– Но девушки погибли! – Губы Нади задрожали, а глаза в ужасе наполнились слезами.
– Это был несчастный случай. Страшная трагедия, которую лучше поскорее оставить позади, – отчеканила Ирецкая, а потом сухо добавила: – Всё! Спать! Через пять минут гашу свет. Кто не успеет лечь, заночует стоя в коридоре. Так вы точно быстро убедитесь, что никаких привидений в Смольном нет.
Ирецкая вышла, закрыв за собой дверь с такой ледяной сдержанностью, что Варя истово позавидовала её умению брать себя в руки.
– Говорят, отец Лизу не забирал из института, – раздался громкий шёпот Марины Быстровой. – Все рассказы о её расстройстве – выдумки. На самом деле она тоже умерла. Просто это скрыли.
Надя громко всхлипнула и закрыла лицо руками. Её сестра Анна тотчас оказалась подле неё, чтобы обнять и успокоить.
– Перестань, право, – шикнула на Быстрову старшая Шагарова. – Лизонька уехала от огорчения. Но сейчас с ней всё хорошо. Раз нам так сказали, значит, это правда. Точка.
– А как же их классная дама? И ещё учитель словесности…
Но на сей раз её перебила сама Варя, не выдержав этой атмосферы нарастающего ужаса. Страха перед мистическими глупостями, который способен захватить девиц в считаные секунды, если даже просто говорить в темноте жутким шёпотом.
– Прекрати, – Воронцова подошла к Марине и тронула её за руку. – Привидений не бывает. А даже если бы они и были, в твоём исподнем им искать нечего. Давайте не будем портить вечер и доводить друг друга до истерики?
Быстрова надулась, но промолчала. Кажется, обиделась на Варю за то, что подруга её не поддержала.
Но Воронцова и вправду не хотела думать о плохом. В институте происходили несчастные случаи. Некоторых девочек забирали или переводили в другие места. Учителя увольнялись. Даже порой назревали скандалы, которые стремились поскорее замять. Варя не хотела об этом думать. Уж точно не сейчас, когда есть своя беда.
Она шла к кровати, когда на пути возникла Эмилия Карловна. Девушка и вправду бледностью, длинной сорочкой и громадными напуганными глазами напоминала привидение.
– Варвара Николаевна, а у вас ничего не пропало? – выразительным шёпотом спросила Драйер.