Мариночка как бы невзначай потянула Варю за собой.
– Хочешь пирожное? – шепнула подруге Воронцова.
– Хочу получше рассмотреть костюмы и людей. – Быстрова хитро улыбнулась и тише добавила: – До меня дошёл слух, что сегодня можно встретить кого-то из великих княжон. Если так, то любопытно, кем они нарядятся.
Варя только снисходительно улыбнулась. В возможность встречи с настоящими царевнами вот так, среди праздника для институток и студентов, она верила слабо. Однако же разочаровывать Марину не спешила. В конце концов, среди гостей она замечала многих знакомых. Приметила друзей старшего брата и одну пожилую баронессу – подругу матушки, которая не скупилась на пожертвования в пользу монастырей и сиротских приютов. Подобные ей люди масок не носили, а молодёжи улыбались со всей отеческой искренностью. Как люди, которым нравилось видеть плоды своих трудов и счастливые юные лица. Благодаря их протекции и состоялся этот праздник в начале учебного года в столь красивом месте. Благодаря им же подавали угощения и звучала музыка.
Вот только Германа Обухова нигде не было видно, но Варя не теряла надежды, что он обязательно объявится до завершения бала. Если только ему удалось достать приглашение.
Воронцова не исключала и другой возможности: Яков мог не доставить послание вовсе. Или же Герман ничего толком не разузнал. Что делать в последнем случае, Варя не представляла. В одном Яков был прав: история опасная, ей нужно выпутываться, несмотря на мнимое затишье. Ничего хорошего оно не сулило. Поэтому она и поглядывала на гостей как бы невзначай, а сама искала среди них младшего Обухова.
Варе пришлось поприветствовать баронессу со всем подобающим почтением и терпеливо выслушать приветы и пожелания, которые та просила передать Капитолине Аркадьевне. Баронесса сокрушалась, что графиня Воронцова пропустила подобной красоты мероприятие. Затем, к счастью, она отвлеклась на своих протеже, и Воронцовой удалось ускользнуть, воспользовавшись моментом.
Вместе с Мариной Быстровой они пообщались с её тёткой, затем поприветствовали начальницу Екатерининского института в компании незнакомых классных дам и Павла Ильича Зимницкого. Последнего они застали в обществе юнкеров, которым он рассказывал о своей службе в Русско-турецкую войну и о том, как презирал турок с их жестоким отношением к христианам. На Варю Зимницкий едва взглянул, ограничившись дежурными любезностями. К счастью, про их встречу в минувшее воскресенье он не вспомнил. И Воронцова с облегчением перевела дух.
– Ах, до чего же досадно лицезреть этих напыщенных лицемеров, – убеждённо произнесла Марина, когда они под ручку отошли подальше. – Всегда устраивают подобные балы, чтобы якобы развлечь молодёжь, которую опекают, но на деле просто желают лишний раз покрасоваться и напомнить о себе. Подчеркнуть, как много они для нас делают. Неправедно, не находишь? Не по Писанию.
Варя слегка повела плечом, выражая сомнения.
– Думаю, дело не в том, что все меценаты и покровители в этой зале поголовно ожидают похвалы.
– Так в чём же тогда? – Быстрова часто заморгала, в недоумении глядя на Варю.
Девушки остановились недалеко от столика с пирожными. Мимо них прошёл молодой лакей с подносом.
– Народ, который поёт и пляшет, зла не думает[42], – шепнула Варя, продолжая вежливо улыбаться. – Довольной молодёжи недосуг забивать головы крамолой. Но об одном они забывают: это не тот народ, который выходит на площади или устраивает теракты во имя революционных идей. Тот народ порядком беднее одевается и ест пореже.
– Ну тебя с твоими умозаключениями, душенька, – фыркнула Быстрова. – Не желаю предаваться дурным мыслям. Желаю развлекаться.
– Кто же мешает? – Варя с укором покачала головой. – Ещё немного, и кавалеры потянутся к тебе, как гуси в тёплые края.
– Клином? – Марина озорно прищурилась.
– Непременно клином, – заверила Воронцова, похлопывая её по руке.
Девушки засмеялись. Их смех привлёк внимание слуги, который кондитерскими щипцами перекладывал пирожные с подноса на блюдо на столе. Он глянул на шумных смолянок с укором, и те тотчас уняли веселье, возвратив себе чинный вид. Но глаза их по-прежнему блестели радостью.
– Волнительно, – шепнула Быстрова. – Вдруг не пригласит никто? Это же форменный позор.
– Ты каждый раз так говоришь. А на следующий день жалуешься, что оттанцевала ноги, – возразила Варя.
Они с Мариночкой подошли к столику, покрытому белоснежной скатертью с красивой юбкой, которая свисала до пола волнистыми складками. Девушки хотели пригубить безе, но тут к ним подошёл молодой человек в костюме стрельца и пригласил Быстрову на танец, галантно назвав царицей и поклонившись ей в пояс.
Марина, разумеется, пришла в восторг. На приглашение она согласилась весьма сдержанно, но на Варю бросила такой красноречивый взгляд, словно шла танцевать с кем-то из Романовых.
Воронцова же выразительно приподняла брови, будто говоря: «Я же тебе говорила».
Она проводила взглядом Марину и её кавалера, а затем отвернулась к столу с угощениями. Не столько хотелось сладостей, сколько изобразить занятость, чтобы не пригласили её саму. Тогда у неё появится больше времени, чтобы поискать Германа Борисовича.
Пирожные на многоярусных фарфоровых блюдах были красивыми до неприличия. Корзиночки с ягодами красной смородины и клубники блестели, словно усыпанные рубинами. Замысловатая горка профитролей, политых шоколадом, выглядела крайне аппетитной. Аккуратными рядами лежали эклеры в белой глазури. Подле них расположились трубочки с кремом. Но более всего Варю привлекли воздушные розовые безе, похожие на маленькие облака с хрустящей корочкой.
Воронцова не успела пригубить ни одного.
– Барышня, попробуйте лучше мороженое. Его только начали разносить.
При звуках весёлого мужского голоса сердце в груди замерло. Варя признала его сразу, на первом же слове, и ей стоило больших усилий сохранить невозмутимый вид, когда она медленно обернулась к говорящему.
Яков предстал перед ней в лилейной лакейской ливрее из тяжёлого сукна, обшитой по бортам золотыми галунами и застёгнутой на крупные золочёные пуговицы с двуглавыми орлами. На безупречных прямых брюках лосинного[43] цвета красовались чёткие стрелки. Чёрные ботинки были начищены до блеска. Непослушные кудри зачёсаны назад и напомажены так крепко, что облегали голову, а лицо было идеально выбрито. Яков стоял, приосанившись, с серебряным подносом в руке, а другую держал за спиною. Он украдкой улыбался. Уголки его губ едва поднимались, а тёплые карие глаза лучились искристым озорством.
– Вы, – только и смогла прошептать Варя.
Она мельком огляделась, чтобы убедиться, что никто на них не смотрит.
Яков подошёл ближе и как бы невзначай забрал пустую десертную тарелку, чтобы поставить её на поднос, а сам тихо произнёс, не поворачивая головы:
– За большим вазоном справа дверь на служебную лестницу. Там почти никто не ходит. Ступайте. Я догоню.
И пока он возился подле стола, Варя без возражений проследовала в указанную сторону. Она шла чинно, будто просто прогуливалась по залу и любовалась костюмами. Сама же она следила за тем, чтобы не привлекать внимания.
Воронцова остановилась у вазона с хризантемами. Справа от него действительно обнаружилась неплотно прикрытая штора из светло-синего бархата с кистями, а за ней – приоткрытая дверь. Эта дверь была расположена и укрыта от глаз столь искусно, что человек не знающий вряд ли вообще заметил бы.
Варя бросила короткий взгляд в ту сторону, где в своих креслах восседала maman с другими начальницами и классными дамами. Но тех более занимали танцующие пары, коих в бальной зале сложилось превеликое множество. Музыка играла громко и торжественно, скрывая прочие звуки. Воспользовавшись моментом, Воронцова выскользнула за штору.
Она очутилась на белой каменной лестнице с широкими перилами, которая вела как вверх, так и вниз. Один служебный коридор, убранный тёмно-красной ковровой дорожкой, убегал влево, другой уходил правее и оканчивался тупиком с большим окном в эркере. Там на широком подоконнике кто-то позабыл табакерку. Её можно было заметить не сразу из-за тяжёлых бархатных штор, которые почти полностью скрывали эркер от потолка и до самого пола. Весьма укромное место, учитывая слабое освещение: снаружи уже совсем стемнело, а в коридоре и на лестнице горела лишь пара бра на стенах. Только чтобы слуги не споткнулись впотьмах. Противоположный конец коридора и вовсе утопал в полумраке. Вероятно, свет там не зажгли, чтобы в ту часть замка никто посторонний не ходил.
Варя подошла к окну и сделала вид, что рассматривает табакерку, на случай, если за ней кто-то последовал.
Но когда дверь снова приоткрылась, из неё вышел лишь Яков с подносом и направился прямо к ней.
– Какими судьбами вы здесь? – Варя сделала шаг навстречу, но в волнении остановилась, оглядывая его с головы до ног. – Да ещё в таком виде.
– Увы, все юнкерские формы на сей раз разобрали, поэтому пришлось наняться лакеем, чтобы попасть на праздник. – Он подмигнул и демонстративно поклонился, после чего поставил поднос на подоконник рядом с табакеркой, чтобы освободить руки.
– Невероятно. – Воронцова широко распахнула глаза и покачала головой. – Поверить не могу, что вы здесь. – Она вдруг нахмурилась и отступила на шаг. – Вы меня преследуете?
Яков расстегнул верхние пуговицы на ливрее и полез во внутренний карман.
– В некотором роде, – торопливо заговорил он. Юноша пытался шутить, но по напряжённому выражению его лица Варя поняла, что дела складываются дурно. – Выслушайте меня, Варвара Николаевна. У нас может быть совсем немного времени. Боюсь, что вы в куда более серьёзной опасности, чем мы предполагали.
Он наконец выудил из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок.
– Что это? – севшим голосом спросила Варя. По коже пробежал мороз.