Оглянувшись на бегу несколько раз, она убедилась, что следом никто не идёт. К счастью, впереди дорожка также пустовала.
У кустов живой изгороди, почти уже совсем голых и колючих, Варя спешно свернула на тропинку к реке. Она слишком торопилась, чтобы как следует оглядеться по сторонам, поэтому и не сразу заметила, как стоявший за толстым дубом силуэт метнулся к ней.
Краем глаза Воронцова уловила какое-то движение, чересчур порывистое для дружелюбной встречи с человеком, которого с нетерпением ожидал. Инстинктивно Варя отшатнулась как раз в тот момент, когда рука нападавшего уже почти схватила её за плечо. Одного взгляда хватило, чтобы горло сдавило от испуга.
В подкараулившем её мужчине Воронцова признала Штыка.
В мгновение ока он обогнал девушку, и его рябое лицо, изуродованное кривым шрамом и заросшее бурой щетиной, оказалось прямо перед ней. Он сузил водянистые глаза и ощерился.
– Здрасьте, барышня, – с этими словами он схватил Варю и дёрнул на себя, лишая опоры.
Она попыталась закричать, но успела лишь сдавленно пискнуть, когда мозолистая, пахнущая кислой капустой и табаком рука зажала ей рот и нос, не давая дышать. Другой рукой Штык развернул девушку и прижал к себе спиной, больно стиснув. Что-то упёрлось под рёбра.
– Ни звука. Дёрнешься – зарежу, – пригрозил он.
Варя замерла, подняв руки, будто сдавалась. Тогда Штык ослабил хватку, чтобы она могла дышать, а нож развернул удобнее. По блеснувшему чуть ниже груди лезвию побежали дождевые капли.
Страх вытеснил все прочие здравые мысли. Воронцовой даже подумалось, что она вовсе ошиблась и это Штыка она увидела на тропинке, но издали приняла за Якова. А то и вовсе Яков выманил её. Это оказалось бы досадной оплошностью. Лучше бы оставалась в институте и более не высовывалась, как и обещала маменьке. Бедная её родительница! С ней сделается удар, если она узнает!
– Мне уплочено тебя убить, барышня. – Его горячее смрадное дыхание касалось щеки, и Варя зажмурилась в попытке хоть немного отвернуться из-за острого отвращения, с которым не могла совладать. – Ну-ну. Не нужно меня бояться, – он сипло засмеялся ей в ухо. – Того, кому ты дорогу перешла, сегодня поутру фараоны загребли прямиком из конторы. – Воронцова сообразила, что говорит он про стряпчего, а вовсе не про Зимницкого, фамилии которого, скорее всего, не знал. – Так я и подумал: чего такую красивую барышню губить почём зря?
Его влажные губы впились в челюсть под ухом в коротком звонком поцелуе.
Варю передёрнуло, и она повела плечом, чтобы прекратить это.
Но Штык будто не заметил и также негромко произнёс:
– Говорят, у тебя есть брошь, которая всем нужна? Отдай мне её. Я тебя и отпущу. И жизнь сохранишь, и от заботы избавишься.
Не сохранит. Это он от неё избавится, едва заполучит «Красного кардинала».
– Я не убивец. – Штык поднял нож и медленно провёл ледяным лезвием по щеке Вари, заставляя её зажмуриться и затаить дыхание. – Да и ты всяко не воровка. Потому…
На том фраза оборвалась, а Штык вдруг дёрнулся и осел назад, вмиг обмякнув, как набивная кукла.
Ножик со звоном выпал из его руки на дорожку.
Варя же вырвалась и отпрянула, готовая бежать прочь без оглядки. Лишь бы не поскользнуться на мокрой листве.
– Варвара Николаевна! – окрик Якова заставил её остановиться и оглянуться.
Юноша возвышался над распростёртым на земле Штыком, лишённым всяких признаков жизни. В руках он держал увесистую ветку, надломившуюся в месте удара о голову Штыка. Яков дышал тяжело и надрывно, с присвистом, будто мчался к ним со всех ног. Его кудри растрепались, а глаза горели каким-то безумным, безудержным блеском.
– Вы целы? – выдохнул он, с трудом переводя дух.
Воронцова отрывисто закивала. На всякий случай провела рукой в перчатке по щеке в том месте, которого касалось лезвие, но крови не обнаружила.
Яков выдохнул долгим, протяжным вздохом и уронил ветку.
Варя накрепко обхватила руками плечи, чтобы побороть мелкую дрожь. Она кивнула на бездыханного Штыка.
– Умер?
– Оглушён. – Юноша коснулся его носком грязноватого ботинка. – Скоро очухается. Вам лучше уйти.
– И бросить его тут? Он тогда опять может вернуться за мной. – Варя нахмурилась, проследив взглядом, куда повернул голову Яков в растерянности. – В Неву тоже нельзя. Утопим.
– Он хотел вас убить, – напомнил юноша.
– Счастье, что вы оказались неподалёку. – Варя на безопасном расстоянии обогнула Штыка и приблизилась к Якову. Прищурилась. – Вы следили за ним? Или за мною?
В ответ Яков покачал головой и слегка сконфуженно вымолвил:
– Скорее уж он следил за мной. Или вовсе явился ещё раньше. Я понятия не имел, что он поблизости. Гулял внизу у воды и размышлял о том, удастся ли вам улизнуть из института одной, когда вдруг услышал ваш крик. Сразу вспомнил про ту записку из конторы Давыдова. Думал, опоздаю.
Он переступил с ноги на ногу, глядя куда-то в сторону. В пространство промеж унылыми, осенними деревьями.
Варя склонилась над Штыком. Она заметила выступившую на голове кровь, которая стекала тонкой струйкой на землю. Но негодяй по-прежнему дышал.
– Он мне угрожал, – Воронцова показала на валяющийся тут же нож. – Требовал отдать брошь в обмен на мою жизнь. Но смею предположить, что он бы убил меня сразу, едва получил её, чтобы я не рассказала никому о нём самом. – Варя удивилась тому, сколь легко подобные ужасы слетели с её губ, а дрожь прошла почти полностью. – Штык упомянул арест Давыдова сегодня утром. Это правда?
– Не могу сказать. Я со вчерашнего бала сбежал сразу, как вас забрали, и направился к себе. – Он кашлянул в кулак, чтобы не уточнять подробностей. – А утром немного выждал, прежде чем прийти, потому новостями не располагаю. Простите. Однако мне известно про вчерашний выстрел. Я был в кухне, когда это случилось. Там шумно, оттого мы не сразу поняли, что стряслось, когда прибежавший лакей начал размахивать руками и рассказывать о происшествии. – Яков наконец повернулся к ней и досадливо свёл вместе брови. – Вы для чего так собой рисковали, Варвара Николаевна?
Губы Воронцовой приоткрылись от изумления быстрее, чем она успела с собою совладать. Догадка, поразившая её в самое сердце, оказалась скорой и бесконечно приятной.
– Так это что же, вы сегодня явились потому, что беспокоились обо мне? – Она почувствовала, как запылали щёки. – Вы ведь страшно рисковали, придя сюда. До сих пор рискуете.
Юноша пригладил кудри рассеянным жестом и, слегка насупившись, нехотя возразил:
– Конечно, я беспокоился. – Он придал лицу нарочито надменный вид и горделиво вскинул подбородок. – Вы мне заплатить обещались за помощь. Если с вами что-то случится, кто со мной рассчитается?
Сдержать тёплую, озорную улыбку Воронцовой не удалось. Да она не очень-то и старалась.
– Я вам заплачу, раз дело в одних лишь деньгах, – ответила она с лукавым прищуром.
Яков дёрнулся. Подался к ней и уже руку протянул, чтобы коснуться её ладони. Приоткрыл губы для очередного возражения…
Но тут в саду неподалёку раздались женские голоса. Слов было не разобрать. Быть может, это её искали под моросящим дождём, обнаружив пропажу. Или же кто-то попросту шёл через сад по своим делам.
Варя вздрогнула. Её взгляд заметался в поисках всех возможных вариантов развития событий.
– Господи, спаси и сохрани! – пробормотала она, крутанувшись на месте. Приметила нож. Потом сломанную палку, которой Яков оглушил Штыка. Затем развернулась к самому юноше. – Вам нужно уходить. Немедля.
Она подхватила палку. Та оказалась тяжёлой, но не настолько, чтобы девица не смогла её поднять.
– Яков! – горячо зашептала она. – Не стойте же столбом! Уходите! По набережной к монастырю, а оттуда в город! Да поскорее!
– А вы…
– Я сама тут разберусь. Не переживайте. – Она поудобнее перехватила палку. Ей вдруг вспомнилась их первая встреча со Штыком, когда тот угрожал ей ножом, а она отыскала взглядом подходящее орудие для самозащиты. Уж не та ли это палка, что попалась ей на глаза тогда? Забавно, если так. – Торопитесь же. Кто-то идёт.
Юноша развернулся и сделал пару шагов прочь, но затем вдруг остановился и вновь вернулся к девушке.
– Нет, так не годится. Я ведь поговорить с вами хотел. – Он нервно сжал губы в линию.
– Ах, умоляю! – Варя застонала. – После поговорим обязательно. Вас не должны увидеть.
Но Яков не двинулся с места. Он навис над Воронцовой, непреклонный в своём решении озвучить то, что мучило его. Его не беспокоили ни морось на лице, ни Штык, ни факт того, что их могли вот-вот застать над бесчувственным телом.
– Помните тот обрывок объявления, из-за которого вы меня отыскали? – торопливо заговорил Яков, перебивая сам себя. – Про обувной магазин Апраксина? Так вот, тот магазин принадлежал моему отцу. Он продал дом в деревне, когда мама умерла от чахотки, забрал меня и перебрался в Петербург. Решил открыть своё дело в большом городе, но быстро прогорел. Был вынужден продать всё другу, Ивану Синелину, а тот его обманул. Отец спился и умер прямо в одной из комнат «Рюмочной», а меня взяла на воспитание хозяйка. Пожалела сопляка. Под самой крышей там комната. Она полна старых вещей, оставшихся от отца, в том числе тех листовок, никому уж ненужных. Я там живу. И каждое утро в чердачное окно смотрю, как Синелин открывает отцовский магазин. Я…
Он запнулся, потому что голоса теперь звучали ближе и громче. Яков мельком глянул в сторону аллеи, словно был готов в любой миг сорваться с места, как почуявший лису заяц. Облизал губы, подался вперёд и с жаром заключил:
– Я не хочу, чтобы вы считали меня последним лгуном, Варвара Николаевна. Это всё правда. Вам стоит знать обо мне хоть что-то настоящее.
– Помилуйте! Я вам верю, Яша. – Она выронила ветку и порывисто схватила его за рукав, но лишь чтобы поскорее подтолкнуть в противоположную сторону. – Я вас умоляю, поспешите! Уходите немедля, пока вас не заметили! Потом поговорим, даю вам слово!