[19] шканцев, но лица ее видно не было.
Судно в это время проходило у маленького островка. Невольничий корабль стоял прямо на его пути, и все на «Каролине» с глубоким интересом наблюдали, угадывая, возможно ли пройти мимо с наветренной стороны. Этого все хотели, так как каждый моряк считает за честь оставлять за собой почетную сторону при встрече с другими кораблями.
Уайлдер чувствовал, что критический момент приближается. Он совершенно не знал намерений Корсара, и так как тот был вне досягаемости выстрелов из форта, то мог бы легко броситься на свою добычу и овладеть ею на глазах всего города.
Положение двух кораблей благоприятствовало именно этому. Странный и смелый характер подобного предприятия отлично гармонировал с решительностью флибустьера. Позиция пирата была очень выгодной для нападения. «Королевская Каролина» – слабый соперник невольничьего судна, а неподготовленная – тем более. Не спас бы положения ни один выстрел береговой батареи, так как на этом расстоянии ядра просто не достигли бы цели. Вся ситуация теперь зависела от настроения Корсара.
Естественно, хуже всех себя чувствовал наш авантюрист, ожидая завершения своих капитанских обязанностей и предчувствуя плачевный финал. Однако Уайлдер не заметил на мнимом невольничьем судне ни одного признака, который указывал бы на намерение отплыть или хотя бы изменить положение. Судно стояло спокойно и величаво. Можно было заметить лишь одного человека среди снастей, парусов и мачт: это был матрос, сидевший на одной из мачт и что-то чинивший. Он сидел с подветренной стороны, и Уайлдер тотчас подумал, что он готовится забросить абордажный крюк, чтобы сцепиться с «Каролиной». Желая предупредить столь опасную встречу, Уайлдер решился перехитрить его. Подозвав лоцмана, он сказал ему, что попытка пройти мимо невольничьего корабля по ветру вряд ли окажется успешной и что безопаснее пройти под ветром.
– Не бойтесь ничего, капитан, не бойтесь, – ответил лоцман, тем более ревниво относясь к своей власти, что она была недолговечной. – Никто не мешает нам держаться наветренной стороны. Я часто мотался тут взад и вперед, знаю каждый подводный камень. Держи круче к ветру, веди на самый ветер…
– Если мы столкнемся с невольничьим кораблем, – упрямо произнес Уайлдер, – кто заплатит за повреждения?
– Я отвечаю за все. Моя жена заштопает каждую дырочку, которую я сделаю в вашем парусе, – ответил упрямый лоцман, – иголка будет не толще волосинки, а руки у нее ловкие.
– Это прекрасные слова, но судно уже сносит, и прежде чем вы кончите вашу болтовню, оно налетит на невольничий корабль. Прикажите поставить паруса!
– Да, да! Поставить паруса! – повторил лоцман, который, видя, что все труднее пройти по ветру, начал колебаться в своем решении. – Держи полный бейдевинд![20] Кажется, мы сможем пройти, капитан! – Лоцман, как и все неотесанные люди, ошибки признавал неохотно и делал вид, что все предвидит.
– Отворачивай от невольничьего корабля! – закричал Уайлдер, оставляя свой довольно мягкий тон. – Отворачивайте от него, пока еще возможно, или, клянусь Небом…
Губы его застыли, потому что в этот момент его взор упал на бледное, тревожное и выразительное лицо Гертруды.
– Я тоже считаю, что это надо сделать, ветер заходит! Держите круче, под корму судна, стоящего на якоре! Придерживайтесь ветра! Подымите малые паруса! Невольничье судно бросило канат как раз у нас на пути! Если существует справедливость на плантациях, я привлеку этого капитана к суду!
– Что хочет сказать этот негодяй? – спросил про себя Уайлдер, поспешно вспрыгнув на пушку, чтобы лучше судить о положении вещей.
Помощник показал на подветренную сторону невольничьего судна. Молодой моряк ясно увидел канат, который хлестал по воде, как будто его натягивали. Сразу все стало ясно. Очевидно, Корсар воспользовался этим канатом, чтобы помешать «Каролине» пройти под ветром. Это обстоятельство вызвало немалое удивление, сопровождаемое соответственным количеством проклятий со стороны офицеров «Каролины», хотя никто, кроме самого командира, не имел ни малейшего представления об истинной причине, почему канат так неловко натянут поперек их дороги…
Только у лоцмана были причины радоваться. Ведь это по его вине корабль оказался в таком положении, что ему трудно было двинуться в любую сторону. И если бы после очень сложного, но необходимого в этом случае маневра произошел бы несчастный случай, у него было бы полное оправдание.
– Бессовестное поведение у самого входа в гавань, – проговорил Уайлдер, увидев все своими глазами. – Придется провести судно с наветренной стороны, лоцман. Другого выхода нет.
– Я не отвечаю за последствия, а свидетелями будут все, кто находится на борту, – ответил лоцман с оскорбленным видом, но внутренне радуясь тому, что его будто вынуждают делать то, на чем он только что упорно настаивал. – Держитесь к ветру, к ветру! Попытайтесь сделать полуповорот!
Рулевой повиновался этому приказанию.
Под свежим порывом ветра паруса затрепетали так, будто взлетела стая птиц. Но затем, удерживаемый рулем, потеряв ход, корабль снова стал спускаться по ветру и сближаться с невольничьим судном, куда его нес ветер.
Положение «Каролины» было очевидно любому моряку. Ей угрожало столкновение носом к носу. Ветер был неровный: налетая порывами, он наклонял высокие мачты «Каролины» в сторону невольничьего корабля; ослабевая, он как бы возвращал судно в прежнее положение. Но при всем этом оно приближалось и приближалось к своему соседу. Даже юнге стало ясно, что вперед оно сможет двинуться лишь в том случае, если ветер внезапно переменится, тем более что уже закончился отлив.
Младшие офицеры «Каролины», не стесняясь в выражениях, поносили того, кто создал подобную ситуацию. Лоцман же стремился как-то оправдаться в глазах команды, отдавая громкие приказы. Но в конце концов он окончательно растерялся, и матросы перестали выполнять его противоречивые приказы.
Между тем Уайлдер со спокойным видом стоял поблизости от двух пассажирок. Миссис Уиллис, посматривая на него, старалась понять, какая же опасность угрожает им, если одно судно стоит на якоре, а другое еле движется. Она прочла в лице этого человека решительность и в то же время тревогу.
– Есть ли у нас причины бояться чего-нибудь, сударь? – спросила она Уайлдера, стараясь скрыть от воспитанницы собственное беспокойство.
– Я говорил вам, сударыня, что «Каролина» – несчастливый корабль.
Женщины сочли роковым предзнаменованием горькую улыбку, которой Уайлдер сопровождал свой ответ, и Гертруда сильнее оперлась на руку своей спутницы, в которой она давно привыкла находить свою опору.
– Почему матросы невольничьего корабля не помогают нам, чтобы помешать слишком близко подойти к ним? – с тревогой спросила миссис Уиллис.
– Удивительно, в самом деле, почему они не показываются? Но мы увидим их, и я думаю, довольно скоро.
– Ваш тон и ваше лицо, молодой человек, заставляют нас думать, что эта встреча будет небезопасна.
– Не отходите от меня, – ответил Уайлдер, сжав зубы. – Что бы ни случилось, будьте ко мне как можно ближе.
Раздалась очередная невнятная команда лоцмана.
Растерянные матросы стояли как статуи, не зная, в какую сторону повернуть. Одни кричали, что сделать надо так и так, другие им возражали.
Вдруг раздался спокойный, твердый и повелительный голос Уайлдера:
– Молчать на корабле!
Настала мгновенная тишина.
Тон, каким это было сказано, твердый и решительный, всегда внушал доверие. Уайлдер стоял на голове шпиля и прекрасно видел все, что происходило. Ему сразу стало ясно положение «Каролины». Он смотрел на невольничий корабль внимательно и тревожно, стремясь решить, насколько можно доверять спокойствию на нем и что полезно сейчас для «Каролины». Однако невольничье судно казалось заколдованным. Там по-прежнему не было видно ни одного человека, кроме все того же матроса, спокойно занимавшегося своим делом, будто «Каролина» находилась где-то за сотню миль. Уайлдер громко скомандовал:
– Клади все паруса на стеньги, и на корме, и на носу.
– Да, – повторил лоцман, – клади все паруса на стеньги.
– Есть ли шлюпка в море? – спросил наш авантюрист.
Двенадцать голосов ответили утвердительно.
– Спустить в нее лоцмана!
– Это незаконный приказ, – закричал лоцман. – Я требую, чтобы повиновались только мне.
– Бросить его в шлюпку тотчас! – твердо повторил Уайлдер.
В шуме и движении, которые царили, пока убирали паруса, сопротивление лоцмана не привлекло особого внимания. Он тут же очутился в руках двух помощников и, перевязанный веревкой, бесцеремонно был брошен в шлюпку, как связка дров. Ему сбросили конец веревки и предоставили предаваться своим размышлениям.
Между тем приказ Уайлдера был выполнен, и судно начало отступать с неверно выбранного пути. Маневр этот, величайшей сложности, требовал особой точности, но молодой командир проявил себя наилучшим образом. Его голос был спокойным и уверенным. Создавалось впечатление, что корабль, словно живое существо, сознает, что теперь им управляют более умело и правильно.
Делая все необходимое, чтобы спасти «Каролину» от опасности, Уайлдер внимательно следил за соседним кораблем, поведение которого оставалось необъяснимым. Ни одного звука не доносилось оттуда, там царило молчание, подобное смерти. Нельзя было заметить ни одного лица, ни одного любопытного взгляда ни в одном из многочисленных отверстий, через которые матросы военного корабля могут обозревать море. Матрос на мачте продолжал свою работу как человек, который не думает ни о чем, будто вокруг ничего не существует. Но все же чувствовалось ленивое, почти незаметное движение корабля, и казалось, производилось оно усилиями человеческой руки.
Ни одно из движений не ускользнуло от Уайлдера. Он видел, что, по мере того как «Каролина» отступала, невольничий корабль открывал ей свой борт. Угрожающие жерла пушек были обращены на купеческое судно. И все время, пока судна находились близко друг от друга, не было ни одного мгновения, когда бы залп артиллерии Корсара не мог разнести палубу «Каролины».