Глава XIII
«Каролина» стояла на якоре на расстоянии одного кабельтова от мнимого невольничьего корабля. Отправив с судна лоцмана, Уильдер принял на себя ответственность, которую обычно моряки боятся принимать на себя, потому что, если случится несчастье при отходе из порта, страхование корабля теряет свою силу, а капитан подвергается наказанию. Непосредственным следствием устранения лоцмана было то, что с этой минуты Уильдер посвятил «Каролине» все внимание, которое он раньше делил между кораблем и двумя дамами. Но лишь только «Каролина» очутилась в безопасности, по крайней мере, на известное время, и он сам немного успокоился, моряк нашел время, чтобы возобновить прежнее занятие. Успех искусного маневра придал его лицу довольное выражение, когда он направился к мистрис Уиллис и Гертруде.
Мистрис Уиллис внимательно смотрела на соседний корабль и отвернулась от него только тогда, когда молодой моряк подошел к ней. Она заговорила первая.
— Этот корабль должен иметь необыкновенный экипаж, чтобы не сказать больше. Его положительно можно принять за корабль-призрак.
— Это купеческий корабль, удивительно стройный и с великолепным экипажем.
— Скажите, боязнь ли обманула меня, или в самом деле была некоторая опасность столкновения?
— Некоторое основание бояться этого было. Но теперь, вы видите, мы в безопасности.
— Этим мы обязаны вашим талантам.
— Я счастлив, сударыня, что мое поведение заслуживает вашего одобрения, но…
— Вы не считали большим злом позабавиться над доверчивыми женщинами? — произнесла, улыбаясь, мистрис Уиллис. — Но теперь, когда вы насладились своей забавой, я надеюсь, в вас найдется доля сострадания, чтобы объяснить ваши предсказания.
С этими словами она бросила взгляд на Гертруду, как-будто говоривший, что жестоко больше издеваться над таким доверчивым, неопытным существом.
Глаза Уильдера следовали за глазами гувернантки, и он произнес с глубокой искренностью:
— Я вам скажу со всей прямотою честного человека, что я настаиваю на всем том, что сказал вам раньше. Ни моя мать, ни моя сестра не взошли бы с моего согласия на борт «Королевской Каролины».
— Ваш взгляд, ваш тон, ваше убежденное лицо находятся в странном противоречии с вашими словами, молодой человек! Хотя ваша искренность внушает мне доверие, ваши слова не имеют и тени основания. Может-быть, я должна стыдиться этой слабости, но, вместе с тем, таинственный покой на борту этого корабля зарождает во мне непонятное беспокойство. Скажите мне, мистер Уильдер, — вы должны это знать как моряк, — в обычае ли, чтобы экипаж судна спал, когда так близко от него другой корабль, и когда они готовы столкнуться?
— Конечно, нет.
— В этом видимом спокойствии есть нечто, способное внушить самые неприятные подозрения. Имели ли его люди сношения с городом со времени своего прибытия?
— Да.
— Я слышала, что вдоль берегов встречали корабль под ложными флагами, и что многие суда были ограблены в продолжение лета. Думают даже, что знаменитый Корсар устал от подвигов, которые он совершал на испанской части континента, и что недавно видели в Караибском море корабль, который считают крейсером этого отчаянного пирата.
Уильдер ничего не ответил. Его глаза, открыто смотревшие в глаза мистрие Уиллис, опустились на палубу, и он, казалось, ждал, что она скажет дальше. После минутного раздумья гувернантка добавила:
— Помимо этого, ремесло работорговца достаточно преступно само по себе, а так как, к несчастью, назначение этого судна, по всей вероятности, именно таково, то бесполезно приписывать ему намерения более преступные. Но я хотела бы знать мотивы ваших уверений, мистер Уильдер!
— Я не могу их объяснить лучше; и так как мои объяснения не повлияли на вас, я потерпел неудачу в моих намерениях, которые, по крайней мере, искренни.
— Опасность уменьшилась с вашим присутствием?
— Она меньше, но все еще существует.
До сих пор Гертруда едва слушала разговор, но в этот момент она повернулась к Уильдеру с легким нетерпением и, краснея, спросила его с улыбкой, которая могла бы вызвать на откровенность и более сурового человека:
— Вам запрещено говорить больше?
Яркая краска залила его смуглые щеки, и в глазах блеснул луч глубокого удовольствия.
— Я убежден, — произнес он, — что, доверяясь вашей скромности, я не рискую ничем.
— Не сомневайтесь в этом, — ответила мистрис Уиллис. — Что бы ни случилось, мы никогда не изменим вам.
— Мне изменить? Этого я не боюсь. Подозревая во мне подобные чувства, вы совершаете величайшую несправедливость.
— Мы не подозреваем вас ни в чем, что могло бы быть недостойно вас! — поспешно вскричала Гертруда. — Но… мы очень беспокоимся за самих себя.
— В таком случае, я вас избавлю от тревоги, хотя бы ценою…
Его речь была прервана несколькими словами, обращенными первым лейтенантом ко второму, и внимание Уильдера вернулось к другому кораблю.
— Экипаж невольничьего корабля сделал открытие, что их судно построено не для того, чтобы быть поставленным под стеклянный колпак напоказ детям и женщинам! — вскричал этот лейтенант.
— Да, да, — ответил другой, — видя нас в движении, они подумали о своем отъезде. У них вахта на борту, как солнце в Гренландии: шесть месяцев на мостике, шесть под ним.
Глаза Уильдера были прикованы к другому кораблю. Человек, сидевший на мачте, исчез, и его заменил другой матрос. Уильдеру было достаточно одного взгляда, чтобы узнать в нем Фида. Лицо моряка, за минуту до того воодушевленное и довольное, омрачилось и приняло сосредоточенное выражение.
Мистрис Уиллис, от внимания которой это не ускользнуло, торопливо возобновила разговор:
— Вы сказали, что избавите нас от тревоги хотя бы ценою…
— Жизни, сударыня, но не чести.
— Гертруда, мы можем удалиться теперь в нашу каюту, — произнесла мистрис Уиллис недовольным и холодным тоном, в котором послышалось разочарование.
Проходя мимо сохранявшего молчание Уильдера, дамы холодно поклонились ему, и он остался один. Несколько минут стоял он, погруженный в раздумье. Шум весел вывел его из задумчивости. Он нагнулся и взглянул за борт.
Маленькая лодочка, какими обыкновенно пользуются рыбаки в Америке, была в десяти футах от судна. В ней находился только один человек, сидевший спиной к Уильдеру.
— Вы хотите выудить рыбу-руль, приятель, что так близко подплываете к моей корме? — крикнул ему Уильдер. — Говорят, что в бухте масса великолепных окуней и других «чешуйчатых господ», которые лучше вознаградят ваши труды.
— Всегда платят, когда берут пойманную рыбу, — произнес сидевший в лодке, повернувшись усмехающимся лицом к Уильдеру. В говорившем тот узнал сразу Боба Бента, — имя, которым назвался коварный его сообщник-матрос.
— Как осмелился ты показаться мне после гнусного поступка, который ты…
— Тсс, благородный капитан, тсс! Вы забыли половину условий, и я пренебрег другой. Нет нужды говорить такому опытному мореплавателю, что две половины составляют целое. Нет ничего удивительного в том, что это дело протекло между пальцев.
— Как, ты еще прибавляешь ложь к вероломству? Какой частью моих условий я пренебрег?
— Какой частью? — повторил мнимый рыбак. — Какой частью, капитан? Ни больше, ни меньше, как второй гинеей.
— Она должна была быть вознаграждением за оказанную услугу, а не задатком, как первая.
— А! Вы помогли мне подыскать нужные слова. Я воображал, что она не будет так хороша, как первая, которую я получил, и я оставил дело сделанным наполовину.
— Наполовину сделанным, несчастный? Ты никогда не начинал того, что клялся мне исполнить.
— А теперь, сударь, вы находитесь на ложной дороге, как если бы вы правили на восток, отправляясь на полюс. Я добросовестно выполнил половину обещанного, и вы сами признаете, что оплачена лишь половина.
— Тебе трудно было бы доказать, что ты сделал даже половину.
— Посмотрим путевой журнал. Я нанялся взойти на холм до дома доброй вдовы адмирала и потом произвести в своих мнениях некоторые изменения, о которых нет надобности говорить между нами.
— И ты этого не сделал!
— Это правда.
— Это правда, висельник! Если бы я поступил с тобой по справедливости, ты познакомился бы с веревкою. Этого вознаграждения ты заслуживаешь.
— А вы думаете, легче такому старику, как я, взойти на холм, чем немножко соврать? По правде, я сделал больше половины.
— Негодяй! — вскричал Уильдер, ослепленный гневом. — Твой возраст не избавит тебя от заслуженного наказания. Эй, вперед! Спустите шлюпку, и пусть приведут мне на борт этого старого негодяя! Не обращайте внимания на его крики. Мне надо покончить с ним счеты, а это не обойдется без некоторого шума!
Не прошло и минуты, как лейтенант с четырьмя матросами был уже в шлюпке, которая обогнула корму, чтобы подойти к тому месту, где находилась лодка. Боб Бент или тот, кто так назвал себя, сделал только два или три взмаха веслами и, отплыв саженей на двадцать тридцать, остановился, смеясь во все горло, как человек, который видит только успех своей хитрости, нисколько не беспокоясь об ее последствиях. Заметив шлюпку, он напряг свои сильные руки и скоро убедил зрителей, что без труда им не овладеют.
Охота было жаркая и серьезная и вызвала крики и аплодисменты у зрителей-матросов. Некоторое время результат был сомнителен. Но через несколько мгновений лодка быстро прошла под кормою другого корабля и исчезла у всех на глазах.
Шлюпка медленно возвращалась назад. Весь экипаж высыпал на борт встретить матросов.
Четверо матросов имели растерянный, почти испуганный вид. Офицер прыгнул на мостик, не произнося ни слова, и направился к командиру.
— Лодка слишком легка для шлюпки, мистер Найтед, — спокойно произнес Уильдер, видя приближающегося офицера.
— Слишком легка, капитан? Знаете ли вы человека, который греб?
— Не очень; я знаю только, что это висельник.