Красный корсар — страница 74 из 82

— Вот уж поистине царское великодушие! Наверно, мне следует преклонить колена и целовать палубу у ног того, чьи уста возгласили эту милость!

— Я лишь повторяю слова моего командира, — краснея, продолжал Уайлдер. — Он обещает также употребить все свое влияние, чтобы добиться прощения для вас лично при условии, что вы покинете море и перестанете называть себя англичанином.

— Последнее я уже сделал. Но осмелюсь спросить, чем вызвана подобная снисходительность к человеку, давно объявленному вне закона?

— Капитану Бигналу известно, сколь великодушно вы отнеслись к его офицеру и с какой учтивостью приняли вдову и дочь его старинных сослуживцев. Он считает, что молва несправедлива к вам.

Страшным усилием воли Корсару удалось подавить радостное волнение, но он продолжал с полным спокойствием и невозмутимостью.

— Значит, он был обманут? — спросил он, видимо, желая продлить разговор.

— Да, и готов признать свою ошибку. Сообщив властям об этом всеобщем заблуждении, он рассчитывает добиться для вас обещанной амнистии за прошлые проступки и питает надежду на более светлое будущее.

— Но неужели ради того, чтобы доставить ему удовольствие, я должен резко изменить свою жизнь, покинуть стихию, необходимую мне, как воздух, и — самое главное — отказаться от величайшей привилегии называть себя британцем? Может быть, у него есть и иные мотивы?

— Да. Вот сведения о наших силах; если угодно, можете собственными глазами убедиться, что сопротивление бесполезно. Он надеется, что это заставит вас принять его условия.

— А вы как считаете? — с ударением спросил Корсар, взяв в руки бумагу. — Впрочем, — поспешно добавил он, глядя в серьезное лицо собеседника, — прошу прощения за неуместные шутки!

Он быстро пробежал глазами бумагу, обнаружив признаки некоторого интереса к отдельным ее пунктам.

— Теперь вы убедились, что я не зря уверял вас в превосходстве наших сил? — спросил Уайлдер, видя, что тот поднял глаза.

— Да.

— Осмелюсь спросить, каков будет ваш ответ?

— А что подсказывает вам сердце? Ведь это предлагает другой?

— Капитан, — с чувством сказал Уайлдер, — не скрою, что, если бы я мог сам предлагать условия, они были бы иными; но, как человек, хранящий воспоминания о вашем великодушии, как человек, который и врага не вынудил бы совершить бесчестный поступок, я умоляю вас согласиться. Простите мою смелость, но, узнав вас ближе, я уверился, что ваше положение не приносит вам ни славы, ни внутреннего удовлетворения и что вы сами это понимаете.

— Вот уж не думал, что в вашем лице встречу такого искусного адвоката! Вы хотите сказать что-либо еще, сэр?

— Нет, — печально ответил огорченный юноша.

— О, ему есть что сказать! — проговорил рядом тихий, взволнованный голос. — Он еще и наполовину не выполнил своего поручения, если только не забыл о священном долге парламентера!

— Мальчик часто грезит наяву, — вмешался Корсар, криво улыбаясь, — и облекает в слова свои неясные мечты.

— Это вовсе не неясные мечты, — смело возразил Родерик окрепшим голосом. — Мистер Уайлдер, если вам дороги его покой и счастье, не оставляйте его! Напомните ему о прославленном имени его предков, о его юности, о нежном и невинном существе, которое он так пламенно любил когда-то и перед чьею памятью благоговеет даже теперь.

Скажите ему обо всем этом, ведь вы умеете быть красноречивым, и, клянусь жизнью, его слух и сердце раскроются навстречу вашим словам!

— Этот ребенок сошел с ума!

— Нет, я в своем уме! А если и потерял рассудок, то от преступлений и опасностей, которые окружают тех, кого я люблю. О, мистер Уайлдер, не оставляйте его! С тех пор как вы появились среди нас, он снова стал похож на того, кем был когда-то. Уберите это свидетельство вашей силы, угрозы принесут только вред. Говорите с ним как друг: посланец врага — вы не добьетесь ничего. Вам еще незнаком неукротимый нрав этого человека. Спорить с ним — все равно что попытаться остановить поток. Скажите что-нибудь, не медлите, пока глаза его потеплели.

— Это от жалости мешается твой разум, дитя мое.

— Если бы мой разум всегда был так ясен, как сейчас, Уолтер, никому не пришлось бы говорить с тобой вместо меня. Ты бы не был глух к звуку моего голоса и прислушался бы к моим словам. Почему вы молчите, Уайлдер?

Одно ваше слово может его спасти!

— Уайлдер, этот ребенок запуган количеством ваших пушек и людей. Он боится гнева вашего венценосного владыки. Уходите! Дайте ему место в вашей шлюпке и поручите милости вашего капитана.

— Нет! Нет! — вскричал Родерик. — Я не оставлю тебя! Я не хочу, не могу, не в силах тебя покинуть! Ты один у меня в целом свете!

— Да, — продолжал Корсар, чье деланное спокойствие перешло теперь в грустную задумчивость, — лучше всего, если он уйдет с вами. Вот мешок золота; поручите мальчика заботам замечательной женщины, которая уже печется о существе почти столь же беспомощном, хотя, быть может, и менее…

— … греховном!. Не бойся произнести это слово, Уолтер! Я заслужил его и выслушаю без дрожи. Взгляни, — продолжал Родерик, взяв в руки увесистый мешок и с презрительной улыбкой подняв его над головой, — я могу выбросить золото, но узы, соединяющие нас, неразрывны.

При этих словах юноша подошел к открытому окну.

Раздался всплеск, и сокровища, достаточные, чтобы на всю жизнь обеспечить скромное существование человека, исчезли под водой. Уайлдер поспешно повернулся, чтобы смягчить гнев Корсара; но в чертах предводителя разбойников он не прочитал ничего, кроме жалости.

— Родерик был бы плохим казначеем, — сказал он. — Однако еще не поздно вернуть его друзьям. Золото — это поправимая потеря, но, если что-нибудь случится с мальчиком, я никогда себе этого не прощу.

— Тогда не отпускайте его от себя, — прошептал Родерик, чья энергия, казалось, иссякла. — Идите, мистер Уайлдер, шлюпка ждет вас. Здесь вы ничего больше не добьетесь.

— Боюсь, что ты прав, — ответил наш герой; в продолжение всего разговора он не переставал с участием смотреть на мальчика, — очень боюсь, что ты прав. Но я лишь исполнил приказ и теперь должен отвезти ответ.

Корсар взял его под руку и подвел к такому месту, откуда видна была палуба. Указав на рангоут и на малое количество поднятых парусов, он сказал просто:

— Вы моряк, сударь, судите же сами о моих намерениях.

Я не ищу встречи, но и не уклонюсь от нее.


Глава XXX

… Благое небо,

Приблизь тот день, когда с врагом отчизны

Ты на длину меча меня сведешь,

И, если он тогда избегнет смерти,

Прости его!

Шекспир. «Макбет»


— Вы привезли согласие Корсара? Он счастлив принять мои предложения? — такими шумными восклицаниями встретил своего посланца капитан «Стрелы».

— Я не добился ничего, кроме прямого отказа.

— А он читал бумагу? Не может быть, чтобы вы упустили из виду столь важный документ.

— Я не упустил ничего, что мне подсказывала самая искренняя забота о его судьбе, капитан Бигнал. Но, несмотря ни на что, он отказывается принять ваши условия.

— Может быть, он воображает, что у нас поврежден рангоут, и надеется ускользнуть на своем быстрокрылом паруснике?

— Разве это походит на бегство? — спросил Уайлдер, указывая на обнаженные мачты неподвижно стоящего «Дельфина». — Единственное, чего я смог добиться, — это обещания, что он не начнет первым.

— Какое великодушие, черт возьми! Этот юнец просто заслуживает награды за скромность! Он, видите ли, не хочет подставлять своих разбойников под пушки английского военного корабля из почтения к флагу его величества. Что ж, когда он предстанет перед судом, это будет сочтено смягчающим обстоятельством… Довольно глупых шуток!

Поставьте людей к пушкам и поверните судно на другой галс, а то он еще, чего доброго, пришлет шлюпку проверять наши патенты.

— Капитан Бигнал, — начал Уайлдер, отводя своего командира подальше от матросов, которые могли их услышать, — надеюсь, вы сами были свидетелем моей беспорочной службы и беспрекословного подчинения вашим приказам. Если прошлые заслуги дают мне смелость подать совет столь опытному человеку, как вы, то я умоляю вас немного подождать.

— Подождать! Неужели Гарри Арк колеблется исполнить свой долг и принять вызов врага своего государя и всего рода человеческого?

— Вы меня не поняли, сэр. Я колеблюсь потому, что не хочу запятнать наш флаг, а вовсе не из желания избежать схватки. Наш враг — мой враг — отлично знает, что, попади он к нам в плен, мы добротой отплатим ему за его благородство. Но мне нужно время, капитан, чтобы подготовиться к бою, который потребует напряжения всех сил, ибо не дешево достанется нам эта победа.

— А если он ускользнет…

— Клянусь, что он не сделает и попытки ускользнуть! Я знаю и этого человека и боеспособность его людей. Получасовая отсрочка даст нам возможность подготовиться, не роняя достоинства и не греша против благоразумия.

Старый моряк с большой неохотой дал уговорить себя и еще долго ворчал под нос, что для британского военного корабля позор не напасть на знаменитого пирата и не разбить его единым ударом. Уайлдер позволил ему брюзжать сколько душе угодно, а сам занялся наиболее важными из своих непосредственных обязанностей.

Снова был дан сигнал боевой тревоги, и команда поднялась с той радостной готовностью, с которой моряки встречают все превратности своего бурного ремесла.

Впрочем, дел осталось немного, так как основные приготовления были закончены еще к первой встрече судов, а сейчас начались последние зловещие приготовления к бою.

Но вот все готово: канониры стоят у орудий, матросы — у брасов, офицеры — у своих батарей; задние реи обрасоплены, и судно снова движется вперед.

Все это время «Дельфин» лежал в дрейфе на расстоянии полумили, не подавая признаков жизни и не проявляя ни малейшего интереса к явно враждебным действиям соседа.