— Я понял, спасибо, господин профессор!
— Всего хорошего! — нейтрально ответил Лебединский, и я ушёл, опять в сопровождении очередного помощника.
Вернувшись в свою комнату, я полностью погрузился в свои грёзы, мечтая, как я говорю Женевьеве, что я дворянин, как я её люблю, и как был бы счастлив, если бы она вышла за меня замуж. Даже заниматься в этот день не смог, да и устал от всего.
Пришедший врач вручил мне мазь от ожогов, сделал перевязку, а также применил свой лечащий дар на рану и ушёл, как только я перестал чувствовать сильную боль. Ночью мне приснилась Женевьева, причём в таком фривольном виде, что я бы не решился пересказать сей сон даже Петру.
В этом сне я говорил ей, что мне присвоили титул барона, и я стал на ещё один шаг ближе к ней.
— Вы будете моей?
— Да! — страстно сказала она, схватив мою руку и прижав к своей левой груди, от чего я проснулся, весь дрожа от возбуждения. Ну и всё на этом, так как сон — это всего лишь сон, а не явь.
Глава 20Красный лед
Всю неделю я исправно занимался под руководством профессора и достиг пусть небольших, но зато устойчивых успехов. Они появились благодаря не только отработанным навыкам, но и от того, что меня усиленно обучали, а также давали препараты, развивающие дар. Кроме того, я совсем забыл упомянуть, что каждый день заходил в камеру, в которой воздух содержал большое количество эфира, и дышал там полчаса, насыщая им свои лёгкие и даже поры кожи. Это давало весомый эффект в занятиях с даром.
Таким образом, я уже смог ставить защиту против практически любого воздействия, включая огонь, воду, землю и воздух. В качестве основного материала для формирования своего щита я использовал воздух, потому что эта стихия давалась мне легче всего и сама природа моего дара, создававшая картины, брала материал тоже из него. Вот и трансформировалась эта стихия в наиболее подходящую для меня.
Сам того не замечая, я стал обладателем ярко выраженного стихийного дара. Конечно, мне ещё расти и расти над собой, но начало положено, и дальше я смогу усиливать и совершенствовать свой дар в геометрической прогрессии, правда, до определённого предела. Предела, о котором я не знал и даже не догадывался.
Дело в том, что у каждого человека-носителя дара всегда есть предел, но никто точно его не знает, пока не достигнет возраста в двадцать пять лет. Тогда дар больше не растёт, и если человек не смог его развить раньше, то так и останется на том же самом уровне, без всяких перспектив роста. Я, как и все, надеялся на лучшее, да мне и везло на обучение. Далеко не всем так везёт, как я уже понял.
Наступили выходные, а вместе с ними и отдых от занятий с даром. В субботу я ещё плотно занимался до обеда, а после оказался предоставлен сам себе. Воскресенье прошло в подготовке к будущим зачётам и размышлениях о своём будущем. Оно казалось более-менее радужным, потому приходилось постоянно себя одёргивать, помня о том, что не всё так просто даётся в жизни, и каждый успех — это залог будущих испытаний.
Особенно мне нравилось разглядывать книжку сберегательного вклада, в которой имелась всего одна запись, зато какая! — «Тысяча злотых» — гласила она на первой же своей строчке. Сумма для меня просто огромная. На эти деньги можно купить себе небольшую однокомнатную квартиру, а уж в Крестополе и вовсе — шикарную двушку. Мы всю жизнь прожили в съёмной, пока не погиб отец, и только тогда, благодаря полученной субсидии, матушка смогла её выкупить в частную собственность. Ну и все накопления пошли в дело. А тут мне всего восемнадцать лет, а я уже могу купить себе квартиру.
Но, конечно же, больше всего мои мысли занимала Женевьева. Да только после полудня мечтаний я понял, что ни моя новая принадлежность к дворянству, ни огромная, по моим меркам, сумма денег, что я получил от императора, не играют ровным счётом никакой роли для неё. Слишком мелко. Она из старой семьи потомственных аристократов, имеющих очень большой достаток, так что тут даже титул барона слишком незначителен. Поэтому, если касаться денег, то мне их нужно ещё собирать и собирать, чтобы стать для неё привлекательным. А вот у остальных девушек я, несомненно, буду пользоваться огромной популярностью. Тут всё самоочевидно.
Между тем, прошло воскресенье и почти внезапно наступил третий мой понедельник в закрытом госпитале. В этот раз за мной вновь заехал поручик Радочкин, а профессор Лебединский передал через своего помощника, чтобы я заходил на тренировки в любое свободное время. Меня это устраивало более чем.
— Ну, как, готовы? — спросил у меня поручик Радочкин.
— Всегда готов! — ответил я, слышав подобную речовку у местных скаутов.
— Раз готовы, то поехали. Машина у входа. Поедем на стрельбище, там отработаем азы стрельбы, и заодно я покажу разное оружие. А дальше будете ездить вместе с двумя постояльцами этого же госпиталя. Недели на обучение очень мало, но, с другой стороны, лучше что-то знать и уметь, чем вообще ничего не знать.
Усевшись в машину, мы поехали на стрельбище. Добравшись до него, меня высадили и привели к инструктору — немолодому, чернявому мужчине неопределённой национальности. Глядя на него, можно было подумать, что он итальянец или француз, а может быть, испанец или даже выходец с Севера Африки. В общем, как сказал бы антрополог — мужчина со средиземноморским типом лица.
— Оружие в руках держал? — задал он мне первый вопрос.
— Да, короткоствольный револьвер.
— Стрелял?
— Один раз.
— На стрельбище?
— Нет.
— Гм, устройство знаешь?
— Да, изучал.
— Из винтовки стрелял?
— Нет.
— Ясно. Про пулемёт и гранаты не спрашиваю, итак, всё понятно. Тогда начнём с теории. Есть такой термин — личное оружие, к нему относятся револьверы различных систем и новомодные Люгеры и Маузеры. Люгер и Маузер — пистолеты очень дорогие и весьма громоздкие. Думается, их вам не придётся держать в руках, господин студент, а если и придётся, то весьма редко. Поэтому будем изучать в большинстве своём револьверы. Вот револьвер системы Наган, вот Уэбли, вот системы Лефоше, вот американские Кольт и Смит-и-Вессон. Можете их изучать, разбирать, собирать. Я вам покажу один раз, а дальше вы сами. Если нужна литература, то вот она. Всё понятно?
— Да, а винтовки и пулемёт я буду изучать?
— Винтовки посмотрите сегодня, если успеете, я принесу, а пока изучайте револьверы. Через два часа выйдем на пристрелочные стрельбы, и дальше вас заберут.
Выложив на стол передо мной указанные револьверы, инструктор стал их разбирать, причём так ловко, что я еле успевал отслеживать его действия. Так продолжалось минут десять-пятнадцать, после чего разбирать и собирать принялся уже я, сначала под его взглядом, а потом и самостоятельно. Разбирать и собирать обратно мне дико нравилось, и довольно быстро я в этом преуспел. Ну а вслед за разбором пришёл час стрельб.
Вручив мне револьвер системы Наган и куски ваты, чтобы заткнуть уши, меня вывели на небольшую площадку и повесив бумажную мишень на фанерную подставку, дали отмашку стрелять. Выпустив в мишень все семь пуль, я подошёл к ней после стрельбы и полюбовался весьма плачевными результатами.
— Средний результат для новичка, — заметил чернявый инструктор, — а сейчас прошу вас попробовать штатный армейский револьвер, устаревшей модели номер три, системы Смита-Вессона. Он должен стрелять лучше в ваших руках.
Получив довольно тяжёлый револьвер с длинным стволом, я осмотрел его, зарядил и по команде инструктора открыл огонь. Стрелял не спеша, каждый раз задерживая дыхание и щуря левый глаз. Пистолет вздрагивал, выплёвывая пулю за пулей, оттягивая мне руку своим весом и длинной, и мешая тем самым хорошо прицелиться. В общем-то, отстрелялся я из него лучше, но ненамного.
— На сегодня достаточно, — после стрельбы сказал инструктор. — Сейчас вы изучите устройство винтовки Мосина и на этом всё. Завтра же будут для вас одни только стрельбы, и стрелять будете из много чего разного. Времени мало, а научить вас мне предстоит многому, так что изучайте теорию добросовестно, чтобы потом не отвлекаться на неё по второму разу.
Я и изучал, пока меня не забрали обратно в госпиталь. Приехали уже довольно поздно, когда время обеда подходило к концу. Отобедав, я сразу пошёл в вотчину профессора Лебединского и вновь стал отрабатывать борьбу с фантомами. Красивых и молодых помощниц профессор мне в спарринг-партнёры больше не давал, как и обычных помощников-мужчин. Да я и не огорчался, хотя уже устал находиться здесь в четырёх стенах. Закончив тренировку, отправился к себе в комнату заниматься учёбой.
На следующий день всё повторилось — меня забрали, только уже не поручик Радочкин, а неизвестный мне усатый фельдфебель. Привезли на стрельбище, научили обращаться с винтовкой, да не с одной, и отправили стрелять. Стрелял я несколько часов и настрелялся до такой степени, что голова к концу дня начала раскалываться от грохота выстрелов, отчего в ушах постоянно звенело. Больше меня ничем в этот день не мучили и отпустили восвояси.
Точно так же начался и закончился третий день, правда с небольшими вариациями. На этот раз я стрелял в основном из винтовки, а кроме того, получил возможность опробовать стрельбу из маузера и люгера. Весьма мощные штуки, в связи с чем у меня зародилась инженерная мысль переделать их под что-то более мощное и в то же время более компактное.
На четвёртый день, то бишь в четверг, меня решили прогнать в тренажёрном зале, где мишени двигались с разной скоростью. Начинал я с медленных, а под конец дня, точнее уже перед обедом, стрелял по более быстрым. Уехав со стрельбища, я продолжал переживать прошедший день, пытаясь понять, как лучше модернизировать пистолет и как быстрее научиться точно стрелять.
Пятница началась со стрельбы по быстрым мишеням, затем перешла на изучение ручного и станкового пулемёта, а закончился день стрельбой из пулемётов. За всю неделю я столько перевёл казённых патронов, что невольно задумался, сколько же государство тратит денег на обучение своих солдат и офицеров⁈ А я даже и не принадлежу ни к тем, ни к другим, и тем не менее, меня всему учат в надежде получить от меня какой-то прок.