Когда Калмыков опять начинал нервничать, он резко переходил от словесных витиеватостей и красивостей к коротким фразам и новомодным жаргонным словечкам. Поэт уступал место дельцу, вальяжный барин – современному горожанину.
– Что она вам ответила?
– Возмутилась... обвинила меня во всех грехах... Перешла в наступление! Чисто женский приемчик. Моя супруга поступает так же, когда ей нечем крыть.
– Вы из-за этого поссорились?
– Алевтина меня вынудила... Признаюсь, я был излишне резок. Я сожалею...
– Вы убили ее?
– Перестаньте корчить из себя следователя! – надул щеки толстяк. – Ничего подобного в принципе не могло произойти! Я не псих, чтобы из-за какой-то ерунды поднять руку на человека... на женщину... Я даже не ударил Алевтину! Да, я бываю неуравновешен... нервишки шалят... но не до такой же степени!
– Кто же тогда поджег дом?
– Не я... Меня будто громом поразило, когда я вернулся и увидел то, что осталось после пожара!
Первый шок прошел, и Калмыков вновь обретал уверенность в себе. Ему в голову пришла здравая мысль, которую он и высказал:
– Если вы следили за мной, то должны были бы видеть, как я вышел, сел в машину и уехал... а дом остался в целости и сохранности.
– Я не собирался всю ночь провести в кустах малины и кормить мошкару, – сказал Матвей. – В мою задачу входило сделать фотографии, то бишь, добыть доказательства вашего пребывания в Ласкине.
– Заметьте, я не спрашиваю, зачем они вам понадобились!
– А я и не обязан перед вами отчитываться.
– Когда я уходил, Алевтина была жива. А потом возле дома остались вы... ее бывший поклонник, ревнивый и жестокий!
– Я не видел, когда вы уходили. Могу заявить, что это произошло уже после того, как дом охватило пламя.
– Это будет лжесвидетельство!
Калмыков неожиданно перехватил у Матвея инициативу. Его глазки недобро поблескивали из-под набрякших век.
У Матвея крутился на языке вопрос о продаже его доли в «Гвалесе», но он решил не впутывать Аврамова раньше времени.
– Ваши фотографии – против моих слов! Баш на баш! – усмехнулся толстяк. – Да, мой «мерс» стоял недалеко от избушки. До пожара! На снимке нет никакого огня. Я уехал, в отличие от вас. Как вы докажете, что это не вы ее убивали и не подожгли дом?
«Ему палец в рот не клади! – подумал Матвей, раздвигая губы в беззаботной улыбке. – Отхватит и не моргнет! Настоящая акула...»
– У меня алиби, – парировал он. – Железное. А вот вы не можете похвастаться тем же!
Калмыков насупился и промолчал. Он не знал, блефует посетитель или говорит правду. Но от развития этой темы он все же воздержался.
– А Глаз Единорога – это что такое? – вдруг вспомнил Матвей.
Показалось, толстяк на миг замешкался, прежде чем выпалить:
– Разве я говорил про Глаз?
– Ну не я же?
– В самом деле... Какая-то магическая штуковина, из причиндалов, приложений к Черной книге...
– Можно поточнее?
– Я сам не в курсе... Глаз и Глаз! Я Алевтину не расспрашивал. Какая разница? Ни книги, ни Глаза не существует... Это все фантазии впечатлительных барышень. А мы с вами – трезвые благоразумные мужчины...
– Значит, Милену Грибову вы тоже не видели. И слыхом про нее не слыхивали?
– Какая еще Грибова?!
Еще секунда – и Калмыков разразился бы ругательствами. Он чудом сохранил самообладание...
ГЛАВА 22
В обеденный перерыв Астра опять встретилась с Борисовым. Тот неважно выглядел: бледный, под глазами мешки.
– Вам бы отдохнуть не помешало, Николай Семенович.
– Зимой и отдохну. Уеду на дачу, буду печку топить, в бане париться... и ни о чем не думать. Хорошо жить без мыслей, безумно, как растение!
– Хорошо, – согласилась она. – Только не получается.
Они прогуливались по Ботаническому саду. Солнце косо освещало аллею, в глубине между деревьями лежали зеленые тени.
– Благодаря вам я хоть воздухом подышу, – сказал Борисов. – А то мотаюсь, бегаю... некогда красотами природы полюбоваться. Так и свалюсь когда-нибудь на бегу...
Он явно был не в духе. Приболел или неприятности в семье. Астра не лезла к нему с вопросами. Захочет – сам расскажет.
– Узнал я о вашем пожаре в Ласкине... – хмуро начал он. – Еще один труп, Астра Юрьевна. По предварительному заключению, в доме сгорела женщина лет тридцати... Эксперты считают, что она много выпила, закурила... возможно, уснула, обронила окурок, ну и сами понимаете... строение деревянное, занялось быстро. Есть одна странность – пламя слишком уж стремительно охватило дом. А ведь это вам не сухое жаркое лето: шел дождик, да и бревна, из которых сложено здание, были пропитаны специальным составом. Хозяин такие показания дал. Он сам строитель, делал все по правилам. Так что не исключается поджог. Но пока что это только версия. Личность погибшей установлена со слов того же хозяина. Он сдавал дом некой Алевтине Долгушиной...
– Естественно, милиция сочла, что сгорела именно Долгушина.
– А кто же еще? Она работала в Москве, приезжала туда изредка, чтобы побыть на природе, расслабиться... Кстати, местные ее почти не видели. Домик стоит на краю деревни, там дикий сад разросся, место глухое. Кто-то из деревенских говорил, что иногда «дамочка» приезжала на такси, а иногда ее подвозила красная машина. К сожалению, ни марки, ни номеров очевидцы назвать не смогли. Искать бесполезно. Сколько в Москве красных машин! Вот и все...
– А повреждений на трупе не обнаружили? Ну, там... следов насилия?
– Тело сильно обгорело. Эксперт сказал, что поза трупа соответствует смерти в огне... Возможно, Долгушина была пьяна, уснула, а когда пожар разгорелся, задохнулась в дыму. Так часто бывает. Меня вот что смутило... – Борисов приостановился и повернулся к Астре. – Оказывается, убитая в сквере Грибова и сгоревшая в доме Долгушина работали в одной фирме!
Поскольку она молчала, начальник службы безопасности спросил:
– Вы ничего не хотите мне сказать?
– Эти два убийства объединили в одно дело?
– Чудесно! – сухо улыбнулся он. – Умеете вы уходить от ответа. Нет, пока что не объединили. Пожар случился за городом, поэтому он относится к другой епархии. Да и квалифицировали его – поначалу – как несчастный случай. А вы сразу – убийство!
– Я оговорилась...
– Не верю. Ладно, оставим это на вашей совести.
Он с удовольствием вдыхал прохладный воздух сада. Деревья гасили звуки проезжавших по шоссе машин. Тихий шепот листьев успокаивал, убаюкивал.
Борисов увлек Астру в боковую аллею, где вдоль бордюра гордо рдели пышные бордовые хризантемы. «Словно запекшаяся кровь, – подумала она. – Красиво и страшно».
– Вы наводили дополнительные справки о Долгушиной?
– Хм... разумеется. Она из Ярославля, снимала квартиру на Стромынке... работала бухгалтером. Не замужем. С соседями дружбы не водила, держалась особняком. Коллеги отзываются о ней положительно. Звезд с неба не хватала, но дело свое знала.
– Оперативно!
– На том стоим, Астра Юрьевна. Еще вопросы будут?
– Ее родственники проживают в Ярославле?
– Она приемная дочь пожилой пары. Они взяли ребенка из детдома. Оба – учителя на пенсии. Их уже вызвали... опознать тело. Хотя как им это удастся... Зрелище, прямо скажем, жуткое.
– То есть, с полной уверенностью сказать, что сгорела именно Долгушина, нельзя?
Борисов поднял лицо к небу и развел руки в стороны:
– Полностью уверенным здесь может быть только Господь Бог! И то – не факт...
– Существуют же какие-то методы...
Астра не понимала, почему она продолжает этот бессмысленный диалог. Она задавала вопросы скорее по инерции. Такие вопросы задал бы на ее месте любой сыщик. Но ответы Борисова не приближали ее к цели, ничего толком не проясняли.
– А зубы? Надо опросить стоматолога...
– Опросят, вероятно, – равнодушно кивнул Борисов. – Если у родителей возникнут сомнения. Хотя вряд ли... Долгушина взяла отпуск, я узнавал. Поэтому она оказалась в Ласкине. Она никуда не собиралась ехать... я имею в виду за рубеж или...
– Ее квартиру осматривали?
– Это обычная процедура. Квартира, как квартира. Ничего примечательного.
– Она могла уехать куда угодно, – опять же, по инерции, сопротивлялась Астра. – И никому не докладывать. Свободная женщина в свободной стране.
– Кто же тогда был в доме?
Астра пожала плечами. Ее легкое полупальто со сборками чуть выше талии делало ее похожей на дату прошлого века.
– Дайте мне адрес Грибовой! – попросила она Борисова.
Тот удивленно поднял брови:
– Он у вас, я же посылал.
– Нет! Ее матери, она ведь тоже Грибова?
– Ах, матери? – Начальник службы безопасности полез в карман куртки и достал сложенный вчетверо листик с адресом. – Я предвидел, что он вам понадобится.
Они как будто устраивали друг другу экзамен. В молодые годы Борисов, начитавшись Агаты Кристи и Конан Дойля, мечтал стать частным детективом. Но он никогда бы не подумал, что дочка его шефа займется сыском. Для женщины это слишком уж рискованные приключения... Он с удовольствием выполнял при ней роль «мальчика на побегушках», чувствуя себя причастным к чему-то загадочному и значительному.
«И потом, я же отвечаю за нее...», – думал он, глядя вслед удалявшейся от него по аллее Астре...
Мать секретарши из «Маркона» выглядела осунувшейся и убитой горем. Руди, поскуливая, лежал на половичке в прихожей и едва обратил внимание на гостью. Перед ним стояла тарелочка с нетронутым собачьим кормом.
Астра осторожно, стараясь не потревожить таксу, прошла следом за хозяйкой в комнату.
– Он ужасно тоскует, отказывается от еды... – сказала Грибова. – Бедный пес... Не верится, что такое случилось с моей дочерью... Просто не верится! Я упала в обморок в морге... мне делали какие-то уколы... все было, как в тумане...
Она села на диван в гостиной, сжала пальцами виски. На ней было узкое черное платье и черная повязка на волосах. В квартире стоял запах подгоревших котлет.