«Мы воевали на революционных фронтах и заслужили право быть сытыми!» — в один голос говорили Фёдор и Лариса. Она оборудовала супружескую спальню в восточном стиле, а сама щеголяла в нарядах, реквизированных в помещичьих усадьбах.
В конце 1920 года молодожёны переехали в Москву, где Лариса превратила свою квартиру в литературный салон, куда наведывались Маяковский, Мандельштам, Пастернак. Последний сразу оценил ум и красоту Ларисы и посвятил ей проникновенные строки:
Осмотришься, какой из нас не свалян
Из хлопьев и из недомолвок мглы?
Нас воспитала красота развалин,
Лишь ты превыше всякой похвалы!
Когда Раскольникова, попавшего в опалу из-за допущенного в Кронштадте мятежа, в следующем году направят послом в Афганистан, Лариса без возражений последует за своим мужем, радуясь тому, что ей скоро откроются новые экзотические территории…
…А старые кронштадтцы до сей поры продолжают рассказывать легенды о тех безумных оргиях, которые устраивали в 1920 году зарвавшиеся от неограниченной власти Раскольников с Ларисой Рейснер в голодном Кронштадте: о царских лимузинах, на которых гоняла, давя зазевавшихся пешеходов, не слишком трезвая чета революционных начальников, о ваннах с шампанским, которые любила принимать вечерами пламенная революционерка Рейснер. В громадной адмиральской столовой, вмещающей не менее сотни гостей, Лариса устраивала ослепительные приёмы, появляясь на них в мехах и бриллиантах.
Писатель Лев Никулин вспоминал: «Петербуржцы много злословили по поводу прогулок верхом на вывезенных с фронта лошадях, — эти прогулки Ларисы Рейснер и Блока в то время, когда люди терпели лишения, были неуместны».
Александр Александрович Блок в своём дневнике записал: «Рейснеры издавали в Санкт-Петербурге журнальчик „Рудин“, так называемый „пораженческий“ в полном смысле, до тошноты плюющийся злобой и грязный, но острый. Мамаша писала под псевдонимами рассказы, пропахнувшие „меблирашками“. Профессор писал всякие политические сатиры, Лариса — стихи и статейки». Одно из самых характерных для неё стихотворений — «Песня красных кровяных шариков»:
Мы принесли, кровеносные пчёлы,
из потаённых глубин
на розоватый простор альвеолы
жаждущих соков рубин.
Вечно гонимый ударом предсердий,
наш беззаботный народ
из океана вдыхаемой тверди
солнечный пьёт кислород.
Но, как посол, торопливый и стойкий,
радости долгой лишён,
мы убегали на пурпурной тройке,
алый надев капюшон.
Там, где устали работать волокна,
наш окрылённый прыжок
бросит, как ветер, в открытые окна
свой исступлённый ожог.
На самом деле Лариса Рейснер никогда не была идейной большевичкой, а обычной декаденткой, которая просто оказалась в нужное время в нужном месте, и своего шанса на власть, славу и шикарную жизнь она не упустила. Себя в разговорах она называла не иначе, как красной Клеопатрой!
Поэт Всеволод Рождественский впоследствии рассказывал, как однажды он навестил Ларису вместе с поэтами Михаилом Кузьминым и Осипом Мандельштамом: «Лариса жила тогда в Адмиралтействе. Дежурный моряк повёл по тёмным, гулким и строгим коридорам. Перед дверью в личные апартаменты Ларисы робость и неловкость овладели нами, до того церемониально было доложено о нашем прибытии. Лариса ожидала нас в небольшой комнатке, сверху донизу затянутой экзотическими тканями. На широкой и низкой тахте в изобилии валялись английские книги, соседствуя с толстенным древнегреческим словарём. На низком восточном столике сверкали и искрились хрустальные грани бесчисленных флакончиков с духами и какие-то медные, натёртые до блеска, сосуды и ящички. Лариса одета была в подобие халата, прошитого тяжёлыми нитями».
Историк капитан 1-го ранга Михаил Александрович Елизаров пишет: «В свете накопленного в Кронштадте революционного потенциала в среде морских партийных кругов эта оппозиция была направлена, прежде всего, на командующего Балтийским флотом Ф. Ф. Раскольникова. Выступления партийных низов против него в известной мере можно считать первым этапом Кронштадтского восстания. Для кронштадтцев актуальной уже была не борьба со старой властью, а оппозиция новой, Ф. Ф. Раскольников олицетворял новую власть в полной мере, причём попытками партийного диктата матросским массам был известен ещё с 1917 года. По этой причине его большевизм, так же как приближённость Ф. Ф. Раскольникова и его жены Л. М. Рейснер к власти, были для кронштадтцев уже скорее не „плюсом“, а „минусом“. Поэтому его действия сразу стали вызывать недовольство. К тому же сам Раскольников поздно осознал обстановку и допустил на старте новой должности серьёзные ошибки: „перехлёст“ (в тех условиях) с укреплением дисциплины, назначение начальником политотдела флота тестя М. А. Рейснер, стремление к „богемному“ образу жизни Л. М. Рейснер при её нескрываемом влиянии на мужа и др. Недовольство Ф. Ф. Раскольниковым достигло апогея в сентябре… Дискуссия о профсоюзах сняла здесь тормоза, Ф. Ф. Раскольников являлся сторонником Л. Д. Троцкого и пытался провести его платформу на флоте. Общее собрание Кронштадтской организации РКП(б) 14 января 1921 года, на котором доклад и содоклад с разных позиций делали Н. Н. Кузьмин и Ф. Ф. Раскольников, большинством в 525 голосов против 96 отвергло платформу Л. Д. Троцкого и высказалось за проводимую докладчиком позицию Зиновьева и Ленина».
Россия уже устала от троцкизма и от таких, как Раскольников. После бегства начальственной четы из Кронштадта матросы откровенно радовались:
— Мы выгнали комфлота и его б…
Барство Раскольникова и его пренебрежительное отношение к матросам надо оставить на совести самих обвинителей. Матросы ему доверяли и шли за ним в бой. Этот факт отрицать нельзя. А вот конфликт между матросами и командующим Балтийским флотом был.
В чём причина этого конфликта? Дело в том, что Балтийский флот не принимал активного участия в боевых действиях во время гражданской войны. Значительная часть наиболее сознательных матросов была мобилизована на сухопутные фронты. Им на смену пришли так называемые «жоржики», которые имели очень приблизительное понятие о флотской службе и никогда не выходили в море. Оценивая состояние флота в начале 1921 года, М. В. Фрунзе писал: «В общем ходе революции и случайностях гражданской войны на долю морского флота выпали особенно тяжкие удары. В результате их мы лишились большей и лучшей части его материального состава, лишились огромного большинства опытных и знающих командиров, игравших в жизни и работе флота ещё большую роль, чем во всех других родах оружия, потеряли целый ряд морских баз и, наконец, потеряли основное ядро и рядового краснофлотского состава. В сумме всё это означало, что флота у нас нет».
Раскольников был боевым командиром, и он пытался возродить флот как боевую единицу. О состоянии флота Фёдор Фёдорович доложил секретной телеграммой руководству страны и партии. Его телеграмма стала известна среди матросов, что и вызвало негативную реакцию.
Но сказать, что Раскольников был стопроцентно бездеятельным в отношении жизни моряков и думал только о прокормлении себя и своей собственной семьи, было бы неверно, так как он не раз предупреждал Кремль о тревожной ситуации на Кронштадте. В декабре 1920 года делегация от флота, направленная в Москву с просьбой выхлопотать увеличение пайка морякам, была в полном составе арестована. Узнав об этом, Фёдор Фёдорович требовал, чтобы московская власть срочно освободила их, аргументируя это тем, что «иначе Кронштадт может повернуть свои орудия против Петрограда», однако в Москве его не услышали, и это неотвратимо приблизило назревавшее на острове восстание.
Оглядываясь назад, можно увидеть, что катализатором кронштадтского мятежа стали в первую очередь тяжёлые экономическое положение в стране, продразвёрстка и восстания крестьян, а вдобавок к этому председатель Реввоенсовета Республики Лев Троцкий в июне 1920 года назначил командующим Морскими Силами Балтфлота своего любимца Федора Раскольникова. По мнению многих исследователей российской истории, «новый 26-летний командующий не был ни Бонапартом, ни Нельсоном, а был типичным авантюристом революционного времени». С началом революции он отправился в Кронштадт, потом сблизился с Троцким и вместе с ним выехал в Свияжск воевать с белочехами. Лев Давыдович назначил его командующим Волжской военной флотилией и там же познакомил его с Ларисой Рейснер — бывшей до этого его фавориткой, которая вскоре стала женой Раскольникова. На Волге, на Каспии и в Кронштадте Фёдор Фёдорович и Лариса всегда занимали лучшие особняки, заводили прислугу, и нетрудно догадаться, как это влияло на простых матросов.
1 марта на Якорной площади Кронштадта состоялся то ли пятнадцати-, а то ли даже шестнадцатитысячный митинг под лозунгами «Власть Советам, а не партиям!» и «Советы без коммунистов!» Спасать положение прибыл председатель ВЦИК Михаил Калинин. Калинин попытался успокоить собравшихся, но матросы сорвали его выступление, неоднократно выкрикивая реплики: «Брось, Калиныч, тебе тепло!», «Ты сколько должностей-то занимаешь, и поди везде получаешь?», «Мы сами знаем, что нам надо. А ты, старик, возвращайся к своей жене».
Чувствуя приближение вызревающего мятежа и свою невозможность его предотвратить или хотя бы на время отодвинуть, 26 января 1921 года Раскольников после тяжёлого разговора с Лениным подал в отставку со всех своих постов, и на заседании пленума ЦК РКП(б) его просьба об освобождении от обязанностей командующего Балтийским флотом была удовлетворена, и со следующего дня он был смещён со своего поста. С этого дня по девятое марта его место занимал его друг Куке ль.
Ветеран Союза ветеранов Государственной безопасности Евгений Корякин и полковник в отставке Виктор Унин так говорили о трагических событиях этого года в Кронштадте: