— Любовь — это пьеса с короткими актами и длинными антрактами.
После разрыва с Гумилёвым она стала откровенно циничной: когда видела постланную постель, говорила: «Кушать подано!..»
Николай Кузьмин в своём историческом романе «Сумерки» придерживается того мнения, что Рейснер «стала настоящей психопаткой: она сумела забраться даже в поезд Троцкого и прокатиться с ним на Восточный фронт. А из-под одеяла „красного главкома“ нырнула в постель балтийского мичмана Раскольникова».
Тогда Троцкий даже не подозревал, что пара Рейснер — Раскольников всего через пару лет создаст реальную угрозу Советской власти.
Страна, охваченная гражданской войной, голодом и смутой, даже не подозревала, как живут слуги самопровозглашенной
Советской власти. А когда Раскольников был назначен командующим Балтфлотом, и супруги перебрались в Петроград, их имущество, отнятое у низложенных аристократов, стало расти с невиданной скоростью.
Сегодня многие историки считают, что матросы Балтфлота восстали потому, что были недовольны поведением Раскольникова, Рейснер и других командиров, обнаглевших от вседозволенности. Это, как говорят они, был самый настоящий народный гнев, к которому позднее прибавились остатки эсеров. И в жестоком подавлении восставших людей принял участие и сам Фёдор Раскольников, которому пришлось стрелять в тех, с кем он до этого вместе служил на флоте и с ними общался. Очевидцы утверждают, что всё это время он очень сильно пил, пытаясь заглушать в себе голос совести, и то и дело цитировал строки из Достоевского. И глядя на всё это, находившийся рядом с ним Павел Ефимович Дыбенко написал рапорт о его отозвании, так что Троцкому пришлось к этому рапорту внимательно прислушаться: состояние Раскольникова начало внушать опасения уже и ему самому.
Дальнейшую судьбу Фёдора Фёдоровича определила его случайная встреча с заместителем наркома иностранных дел РСФСР Львом Караханом, который предложил ему пост полномочного представителя советского правительства в Кабуле. Наркомату иностранных дел в это время как раз катастрофически не хватало своих профессиональных кадров, и Раскольников — человек вполне образованный, с двумя высшими образованиями, знающий несколько иностранных языков, — был ценнейшей для них находкой.
Во время поездок в Кронштадт и на другие базы флота Раскольников простудился и слёг. Врачи сказали: нужно лечение на юге, и он с Ларисой отправился к Чёрному морю.
Едва живыми добрались до Новороссийска — поезда ходили еле-еле, были переполнены пассажирами. Случайная встреча в дороге со старым петроградским знакомым Раскольниковых — Львом Михайловичем Караханом, заместителем наркома по иностранным делам и начальником брата Ларисы Игоря, только что вернувшегося из Афганистана, — определила дальнейшую судьбу Раскольникова: Карахан предложил ему отправиться, по выздоровлении, полпредом в Афганистан. Довод Карахана был неотразим: его ведомству катастрофически не хватало образованных партийцев, знающих иностранные языки, Раскольников же — человек с двумя высшими образованиями, знал французский, немецкий и английский, в университете изучал восточные языки…
20 марта 1921 года оргбюро ЦК РКП (б) приняло решение направить Фёдора Фёдоровича полномочным представителем РСФСР в Афганистане. И Раскольников согласился. А вместе с ним решила отправиться за рубеж и его молодая красивая жена. Не та, промелькнувшая на сарапульском заседании Вера Николаевна, а находившаяся рядом с ним в Свияжске, Энзели и Кронштадте Лариса Михайловна Рейснер, которую ещё называли как «красная Валькирия…»
Глава пятая. «В маленьких восточных деспотиях…»
30 марта 1921 года Фёдору Фёдоровичу были вручены соответствующие документы на русском и персидском языках, и 16 апреля советская дипломатическая миссия выехала из Москвы через Ташкент, Бухару и Термез в Кушку. Вот как описывал в своей книге «Молодость века» день отправления из Ташкента поезда с советской миссией Николай Александрович Равич:
«Не было ни одного матроса, красноармейца или партийного работника, который бы не слышал о Раскольникове. Раскольников был председателем Кронштадтского комитета большевиков; он поднял Кронштадт вместе с Дыбенко, Коллонтай и Рошалем. Раскольников сражался против англичан на Балтике, когда началась интервенция, был взят в плен и выменян на 17 английских офицеров…По указанию Ленина руководил потоплением Черноморского флота в Новороссийске и с отрядом матросов пробился оттуда через Ставрополь — Царицын — Котельниково на Москву. Он был организатором Волжской военной флотилии, которая прославилась в боях с белыми, взял с ней у англичан персидский порт Энзели. Затем Раскольников командовал Балтийским флотом и ушёл с флота вследствие ссоры с Зиновьевым. Кронштадтский мятеж произошёл, когда его на флоте уже не было…
…Поезд Раскольникова стоял недалеко от станции и был окружён вооружёнными матросами. Большинство из них были в дореволюционное время боцманами. Это были могучие люди огромного роста; у многих на шее висела дудка, а в ухе поблескивала серьга. Люди бывалые, серьёзные, они любили порядок и знали службу. Весь сопровождающий Раскольникова персонал, за исключением Никулина, состоял из морских штабных офицеров. Все они были уже награждены орденами Красного Знамени, прославлены в боях и сохранили тот стиль вежливого и спокойного обращения, который был принят среди морских офицеров. К тому же они прекрасно знали английский язык.
Сам Раскольников был очень красив и в этом смысле составлял удивительную пару со своей женой Ларисой Михайловной Рейснер, выдающийся ум и красота которой поражали каждого встречавшегося с ней человека. Фёдор Фёдорович был человек высокого роста, с голубыми глазами, тонкими чертами лица, которому нежный румянец придавал юношескую свежесть, и редкими по форме и, я бы даже сказал по изяществу, руками. Говорил он тихо, но, увлекаясь, начинал возвышать голос, и тогда его глаза загорались, румянец заливал щеки, и становилось понятно, почему этот человек мог повести за собой тысячи людей. Он был подлинным фанатиком революции и никогда не признавал никаких компромиссов. И в то же время какая-то истеричность и неуравновешенность чувствовались в нём. Бывали случаи, когда он впадал в ярость. Тогда самые бывалые моряки бледнели и, зная его нрав, старались не попадаться ему на глаза.
Уже тогда, во время одной из наших бесед с Раскольниковым, я заметил в нём одну необычную странность. Взгляд его вдруг становился отсутствующим, и он не слышал того, что ему говорят. А через несколько минут, как бы очнувшись, спрашивал: „Простите, что вы сказали?“
Потом, уже в Советском Союзе, мне приходилось по службе часто встречаться с Раскольниковым, и однажды я спросил его, чем объясняется такая рассеянность.
Он покраснел и ответил:
— Вы знаете, у меня бывают иногда какие-то провалы в сознании. Я долго болел в связи с этим, даже находился в больнице…
Вероятно, именно по этой причине Раскольников, человек легендарной храбрости, потерял способность управлять собой, когда столкнулся с жестокой действительностью. Иногда история требует от человека большего, чем физическая храбрость.
Лариса Михайловна Рейснер была молодая женщина, крупного, но удивительно пропорционального, я бы сказал, сильного телосложения, с большими серыми глазами, копной светлых волос и обаятельной улыбкой. К тому же у неё был чарующий, мягкий голос…»
Революция, как писала о ней Галина Гржиборовская, привлекала её не меньше, чем литература. «Как привлекали её яркие и опасные мужчины». Она любила риск, хотела быть на виду, тянулась к славе — любовь, литература и война сливались для неё в единое целое. А поезд всё полз от станции к станции, а она томилась в потёртой роскоши одноместного купе, писала, зачеркивала, снова писала. Ведь поначалу такого взлёта ничего не предвещало: литературная слава от неё ускользала, не везло и с любовью. Она поклонялась Блоку, но тот не обращал на неё никакого внимания. Влюбилась по уши в Гумилёва, почти до безумия, бегала к нему на свидания в сомнительный отель-полубордель, забыв обо всём на свете — а он её бросил, причём оскорбительно. И ладно бы ради Ахматовой, но нет — ради пустой и глупой девчонки со смазливым личиком.
Любовь к Гумилёву была первой, сильной и страшной, а затем всё закрутилось… В обществе шептались, что интеллигентную барышню прельстила грубая мужицкая сила, но на самом деле Раскольников был таким же мужиком, как она крестьянкой. Внебрачный сын протодиакона и генеральской дочки отучился в Политехническом институте, баловался писательством и отсиживался на тыловых курсах во время Первой мировой войны, а матросским атаманом его сделало яркое красноречие, пудовые кулаки да высокий рост. Он был ещё одним средней руки окололитературным декадентом, пошедшим за большевиками.
Отчасти таким же был и Троцкий, которого Лариса встретила на фронте. Он был неутомимым оратором, плодовитым публицистом, отличным организатором, неутомимым любовником. В нём собралось, казалось, всё, что привлекало её в мужчинах — ум, одарённость, напор и человеческий блеск…
Утешение от первой несчастной любви нашлось в литературном творчестве. Рейснеры всей семьёй стали издавать журнал, которому они дали название «Рудин» — по имени тургеневского героя-социалиста. В нём Лариса написала (причём, первая, никто этого до времени не заметил!), что революция — это вампир. И написала это, надо сказать, не с ужасом, а с восторгом. Она была настоящая женщина, поэтому трепетала перед Молохом революции и жаждала ему отдаться.
И этот момент настал — революция грянула.
Так что же делала Лариса Рейснер в гуще клокочущей гражданской войны? Была бесстрашной? Да. Рисковала? Да. Смерти смотрела в глаза. И в этом вихре она нашла своего истинного воина, красного командира — Фёдора Раскольникова. Любовь их родилась в бою. Был общий враг. Единые цели. И оба они тяготели к литературе…
…До Ташкента дипломаты добирались поездом, далее путь шёл через Бухару до пограничной станции Кушка, а оттуда — караваном до Кабула. В дорогу каждому было выдано по буханке чёрного хлеба, головке голландского сыра, немного чая и сахара. Естественно, этого запаса хватило ненадолго, и вся дипломатическая миссия, включая действительного и полномочного посла РСФСР Фёдора Раскольникова, села на голодный паёк. Рассчитывали, что путешествие продлится чуть более месяца. Но поезд шёл очень медленно: пути размыло весенним паводком Сыр-Дарьи.