не за такой Союз. Впрочем, ваш упрёк принимаю.
— Значит ли это, что не надо вступать в такой Союз?
— Не знаю. Это каждый должен решить для себя сам.
— Но вы — вступите?
— Как и вы, Борис Андреевич, скорее всего — да. Куда мы денемся?
— Невесёлый у нас получился разговор, — уныло заключил Пильняк. — Но я вам признателен за откровенность. С этим, знаете ли, у нас становится всё труднее.
Желая как-то приободрить Пильняка, Раскольников устроил в его честь приём. Пригласил редакторов литературных журналов, издателей. Этим людям имя Пильняка было хорошо знакомо, его проза печаталась за границей…»
(Но в России творчество Пильняка воспринималось очень неоднозначно. В 5-м номере журнала «Новый мир» за 1926 год была опубликована его «Повесть непогашенной луны», в которой рассказывается о смерти видного военачальника Михаила Фрунзе на операционном столе, в чём обвинялся непосредственно Иосиф Сталин. Повесть была воспринята за клевету, весь тираж номера этого журнала в течение двух дней был изъят из продажи и уничтожен.
В 1929 году российские критики обрушились на повесть Пильняка «Красное дерево», написанную в Берлине. За это произведение он был отстранён от руководства Всероссийским союзом писателей. В 1930 году выходит его роман «Волга впадает в Каспийское море», в котором Пильняк изучает «новую русскую культуру», её появление и особенности. Но власти снова начинают травлю писателя, не воспринимая его точку зрения. В начале 1934 года на Первом съезде советских писателей его прощают и избирают членом Правления, предоставляя тем самым очередную возможность «исправиться». Он ездил за границу, писал письма Сталину и даже сжигал свои рукописи. И тем не менее, власти не могли простить Пильняку его чрезмерную дерзость, и поэтому 28 октября 1937 года его арестовали, а через полгода, 21 апреля 1938 года, его осудили и расстреляли.
И только в 1956 году его реабилитировали посмертно…)
К 1934 году все литературные группировки и течения были ликвидированы и создан единый Союз советских писателей. На Первом съезде Союза летом 1934 года Горький провозглашает «социалистический реализм» — новый художественный метод, ставший обязательным во всех областях культуры. На этом же съезде Сталин подарил писателям громкий титул «инженеры человеческих душ».
Глава одиннадцатая. «Хороша страна Болгария…»
…Только проводили Пильняка, как из Москвы от наркома иностранных дел Литвинова Раскольников получил предложение переехать в Софию. С Болгарией, не имевшей дипломатических отношений с Россией ещё с 1914-го года, решено было восстановить их, и для Болгарии, писал Литвинов, оказалось невозможным найти лучшую кандидатуру, чем его, Раскольникова.
Не раздумывая, Фёдор согласился. Работа в бурлящей политическими страстями Болгарии представлялась более интересной, чем в благополучной Дании, с которой у Советского Союза отношения ограничивались торговлей. После отпуска, который Раскольниковы провели, как и прежде, в Италии, они простились с Данией и в начале ноября отправились в Софию.
В нарушение дипломатического иммунитета полицейские агенты с особой тщательностью обыскали багаж Раскольниковых — искали запрещённую к распространению в Болгарии революционную литературу.
Таковой не оказалось. Раскольников не посчитал возможным привезти в Болгарию даже свои книги, а он был членом союза писателей, автором нескольких сборников рассказов, пьес. Не обнаружив революционной литературы, полицейские агенты составили… подробный список туалетов мадам Раскольниковой, многочисленного багажа: антикварной мебели, дорогих картин, ваз, богемского хрусталя, венецианских люстр.
Самое серьёзное внимание полиция уделяла прослушиванию телефонных разговоров советского полпреда, перлюстрации его корреспонденции, а также слежке и составлению досье на всех граждан, вступавших в контакт с советскими дипломатами. Раскольников продолжал удивлять руководство полиции! Он практически не встречался и не поддерживал связей с представителями болгарской коммунистической партии, не привлекал связанными с ней людей к работе по ремонту и обслуживанию полпредства.
С первых дней пребывания в столице Болгарии Раскольников развил поразительную активность в дипломатическом корпусе. «Ненормальный масштаб визитов», — отметил в своём отчёте полицейский информатор.
Очень скоро Раскольников познакомился со всеми членами болгарского правительства, с широким кругом болгарской творческой интеллигенции. Он — частый гость ректора Софийского университета, посещает университетскую библиотеку, интересуется наличием советских книг, обещает содействие в пополнении фонда советскими изданиями.
В Софии первое время они с Музой жили в гостинице «Болгария», дожидаясь окончания ремонта пустовавшего двадцать лет здания русского посольства. Всё это время активно изучали болгарский язык, историю страны, листали подшивки болгарских газет за последние годы.
Раскольников довольно быстро овладел болгарским языком и сейчас же загорелся идеей перевести на русский особенно полюбившееся из болгарской литературы с намерением опубликовать переводы в Москве. Особенно нравились ему стихи Христо Ботева, многие из которых он впоследствии перевёл.
Раскольников не жалел времени для знакомства с Софией — город понравился ему своим живописным расположением, уютными улицами, обилием цветов и зелени.
С приобретением «Кадиллака» Раскольников стал совершать довольно частые поездки по стране — только за первые четыре месяца своего пребывания в Болгарии он посетил 20 городов и множество сёл. То-то задал он работы филёрам!
Особый интерес у него вызывали болгарские монастыри и церкви, хранившие шедевры болгарской средневековой иконописи, и памятники, воздвигнутые в честь русских воинов-освободителей, участников русско-турецкой войны 1877–1878 годов.
И вот новая неожиданность! В монастырской книге Люлинского монастыря «Св. Крал» оставил такую запись: «Приехал из России, где уничтожены давно все монастыри и церкви. С особенной радостью посетил и посещаю святые обители, где, как когда-то и на моей Родине, теплится истинная христианская вера на радость и утешение народу. Молю Бога о вечном существовании Вашей обители».
Игумен монастыря, предоставивший Дирекции полиции монастырскую книгу, сообщил, что Раскольников неоднократно бывал в этом монастыре и каждый раз, входя в церковь, зажигал свечи и крестился. Лукавил ли Раскольников? Ведь в своей автобиографии, написанной в 1913 году, он писал: «формально я крещён по обряду православного вероисповедания, но фактически уже около 10 лет являюсь решительным и безусловным атеистом. Разумеется, никогда не говею и никогда не бываю в церкви». Однако слова, записанные в монастырской книге, сердечные и искренние. Видимо, ростки православной веры, заложенные в семье отцом протодиаконом, неожиданным образом проявились у Раскольникова в Болгарии к вящему удивлению агентов-информаторов, которые априори считали представителя большевистской России безбожником и поборником разрушения памятников старины. Такого же мнения придерживались и русские эмигранты.
Раскольников не поднимал вопроса о разрушении памятников во славу русского оружия. Однако, когда решался вопрос о судьбе церкви на улице Царя-освободителя, которую советское руководство первоначально намеревалось сохранить в распоряжении советского полпредства, Раскольников поддержал идею о её передаче Святому Синоду Болгарии при условии, что служить в ней должны не русские, а болгарские священники.
Таким образом классовая ненависть Раскольникова к белоэмигрантам возобладала над христианским милосердием к братьям по вере и по крови.
Свои ознакомительные прогулки и поездки Раскольников резко сократил, начав в конце 1934 года получать известия о готовящемся на него покушении со стороны экстремистских белогвардейских организаций. «Страх перед белогвардейским покушением очень мешает его работе в болгарском обществе», — отмечается в полицейских отчётах, в целом оценивающих поведение русских эмигрантов в отношении сотрудников советского полпредства как спокойное. По данным дирекции полиции, до апреля 1935 года 54 человека из числа русских эмигрантов обращались в советское полпредство с различными просьбами (14 из них ходатайствовали о возвращении в СССР).
Все контакты Раскольникова с русскими эмигрантами, проживающими в Болгарии, болгарская полиция оценивала, как попытки разложения и дискредитации русской эмиграции в глазах болгарских властей и общественности.
Из-за малочисленности состава советского полпредства (персонал его, согласно договоренности с болгарским руководством, в среднем составлял около 10 человек) Раскольникову приходилось заниматься административно-хозяйственными вопросами: организацией ремонта здания полпредства, оборудованием его интерьера. Работа эта велась с размахом: ремонт посольства был поручен одному из самых высокооплачиваемых архитекторов, мебель была куплена и в антикварных магазинах Москвы, и в Берлине, и у самых дорогих софийских торговцев.
В конце зимы белый двухэтажный дом русского посольства, выстроенный по соседству с царским дворцом, напротив собора Александра Невского, был отремонтирован. Он сиял чистотой снаружи и изнутри, был обставлен по вкусу Раскольникова и Музы.
15 апреля 1935 года состоялся первый официальный приём в отремонтированном здании советского полпредства: в центре Софии близ царского дворца заалел советский флаг. Для болгарского правительства и дипломатического корпуса дали большой обед. Газетчики не преминули отметить, с каким вкусом Раскольниковы подобрали самый изысканный бархат и шёлк для мебели и портьер, шикарные люстры, старинные картины и вазы. Неслыханная роскошь советского полпредства, многочисленные и дорогие туалеты мадам Раскольниковой кого-то восхищали, а кого-то покоробили — на слуху были сообщения о голоде в советской России и кампании по сбору средств в помощь голодающим за границей, в том числе и в Болгарии.