На протяжении 1936–1937 годов Наркоминдел неоднократно вызывал его из Софии в Москву якобы для переговоров о новом назначении то в Мексику, то в Чехословакию, то в Грецию, то в Турцию. Чувствуя „явно несерьёзный характер“ таких предложений, Раскольников отказывается от этих предложений, заявляя, что он „удовлетворён своим пребыванием в Болгарии“ или находя какие-нибудь веские поводы, для появления отказа. Наконец, Наркомин-дел не вытерпел и потребовал немедленного его выезда в Москву, обещая неопределённое „более ответственное назначение“.
В начале 1938-го года НКВД СССР получило от арестованного Павла Ефимовича Дыбенко, знаменитого в недавнем прошлом революционера, его собственные показания о принадлежности Фёдора Фёдоровича Раскольникова к „антисоветской троцкистской организации“. Самого Павла Дыбенко судьба уже со свистом несла по наклонной. Когда Сталин начал чистки в Красной армии, Дыбенко на первых порах выступил в качестве надёжного исполнителя террора. Он репрессировал подопечных в Ленинградском военном округе, где сам был командующим. Апогеем же его выслуги стало его участие в судебном процессе над маршалом Тухачевским летом 1937 года. А всего через несколько месяцев после этого эпизода он сам Постановлением высших органов государства на основании весомых обвинений был снят со всех своих должностей. Решение об этом гласило:
Постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б) „О т. Дыбенко“ 25 января 1938 года.
СНК СССР и ЦК ВКП (б) считают установленным, что:
а) Т. Дыбенко имел подозрительные связи с некоторыми американцами, которые оказались разведчиками, и недопустимо для честного советского гражданина использовал эти связи для получения пособия живущей в Америке своей сестре.
б) СНК СССР и ЦК ВКП (б) считают также заслуживающим серьёзного внимания опубликованное в заграничной прессе сообщение о том, что т. Дыбенко является немецким агентом. Хотя это сообщение опубликовано во враждебной белогвардейской прессе, тем не менее, нельзя пройти мимо этого, так как одно такого же рода сообщение о бывшей провокаторской работе Шеболдаева при проверке оказалось правильным.
в) Т. Дыбенко вместо добросовестного выполнения своих обязанностей по руководству округом систематически пьянствовал, разложился в морально-бытовом отношении, чем давал очень плохой пример подчиненным.
Ввиду всего этого СНК СССР и ЦК ВКП (б) постановляют:
1. Считать невозможным дальнейшее оставление т. Дыбенко на работе в Красной Армии.
2. Снять т. Дыбенко с поста командующего Ленинградским военным округом и отозвать его в распоряжение ЦК ВКП (б).
3. Предложить т. Маленкову внести свои предложения о работе т. Дыбенко вне военного ведомства.
4. Настоящее постановление разослать всем членам ЦК ВКП(б) и командующим военными округами».
По итогам этого Постановления последовало несколько кадровых перестановок, после чего Дыбенко попал на работу в наркомат лесной промышленности, где он стал руководить заготовками древесины в ГУЛАГе. А в феврале 1938 года его арестовали самого. По тогдашней традиции Павел Ефимович Дыбенко был обвинён в шпионаже на иностранную разведку и даже в связях с Тухачевским, которого совсем недавно он сам помог карательным органам его посадить.
Известного военачальника Гражданской войны расстреляли 29 июля 1938 года.
А в июле 1939 года, находясь во франции, Раскольников узнаёт, что на Родине он объявлен «врагом народа» и поставлен вне закона. Тогда, оказавшись в чрезвычайно трудных условиях, Ф. Ф. Раскольников решает начать борьбу с культом личности Сталина. 26 июля 1938 года он публикует в парижской русской эмигрантской газете «Последние Новости» протестное письмо «Как меня сделали „врагом народа“», в котором решительно выступает в защиту себя и других невинно пострадавших видных деятелей партии и Советского государства.
С того времени органами НКВД было установлено наблюдение и за Фёдором Раскольниковым — «на основании данных о том, что Раскольников, являясь полномочным представителем СССР в Болгарии, хранил документы Троцкого». И от него всё настойчивее и настойчивее требовали приезда в Москву, откуда, как уже понимал Раскольников, не будет возврата…
Но не каждому была охота нести свою голову на подготовленную плаху, не захотел этого делать и Фёдор Фёдорович Раскольников. 1 апреля 1938 года по категорическому требованию из наркомата иностранных дел он со своими женой Музой и грудным ребёнком — полуторагодичным сынишкой Федей, родившимся в 1937 году, — выехал из Софии по направлению к Москве «для переговоров о новом, более высоком, назначении», однако, предчувствуя дома арест, в СССР он так и не вернулся. До поры в нём ещё теплилась робкая надежда на то, что его действительно вызывают в Москву для того, чтобы дать новое назначение, но, выйдя в Берлине на вокзале, он купил там одну из немецких газет и узнал из неё, что он только что был смещён с должности полпреда СССР в Болгарии. Он давно уже предполагал, что его былая связь с Троцким рано или поздно станет причиной ареста со всеми вытекающими последствиями, поэтому и вызов из Наркомата иностранных дел СССР в Москву он воспринял как тревожный сигнал. Томившие его всё время ранние опасения сегодня подтвердились. Стало очевидно, что впереди его ждёт такая же печальная участь, какая досталась уже многим другим видным деятелям — скорый арест и последующий расстрел. Поэтому, пересев в Праге на встречный поезд, идущий на запад, он уехал вместе со своей семьёй сначала в Берлин, потом в Брюссель, а оттуда — во францию, и поселился в Париже.
Устроив свою семью, он начал посылать письма И. В. Сталину и наркому иностранных дел М. М. Литвинову, прося оставить ему советское гражданство и объясняя «временную задержку» за границей различными формальными причинами. Но ответов из Москвы всё не было.
Однако развязка должна была наступить неизбежно, и 26 июля 1938 года в эмигрантской газете Милюкова «Последние новости» появилось протестное письмо Раскольникова под названием «Как меня сделали „врагом народа“».
Реакция на это советских властей последовала через год, когда Раскольников был заочно исключён из партии, лишён советского гражданства и объявлен вне закона, что в соответствии с постановлением ЦИК СССР от 21 ноября 1929 года влекло расстрел осуждённого через 24 часа после удостоверения его личности. Ответом Раскольникова на эти меры стало его знаменитое «Открытое письмо Сталину», работу над которым он завершил 17 августа 1939 года. Этот яркий документ, обличавший сталинские репрессии в отношении конкретных лиц прежнего руководства большевистской партии и рядовых советских граждан, был опубликован 1 октября 1939 года в эмигрантском издании «Новая Россия», выходящем под редакцией Керенского, но это было уже после смерти Раскольникова.
(Думается, что после того, как 6 апреля 1938 года газета «Правда» на весь мир опубликовала сообщение об освобождении Фёдора Фёдоровича Раскольникова от обязанностей полномочного представителя СССР в Болгарии, жить ему в СССР оставалось бы совсем немного. Да и зарубежье тоже не гарантировало долгой свободы, но всё-таки здесь был шанс где-то хоть немного отсидеться…)
Открытое письмо Раскольникова Сталину
Оттуда, из европейской «норы», Раскольников написал Сталину письмо, обвиняя его в избиении партийных кадров и пытаясь доказать ему, что он «никогда не отказывался и не отказывается возвратиться в СССР».
Он хорошо представлял себе, что ожидает его за измену Родине — именно так квалифицировали его побег за границу. До последнего дня он жил в невыносимой атмосфере страха, опасаясь за свою жизнь. Это не могло не сказаться на его физическом и душевном здоровье, что вскоре очень сильно скажется на здоровье Фёдора. Да и Иван Алексеевич Бунин это тоже скоро заметит.
Когда-то он так напишет о своей встрече с Раскольниковым во франции: «Погода всё последнее время всё-таки неважная. Солнце, облака, ветер с востока. Печёт — и прохладный ветер… Страна за страной отличается в лживости, в холопстве. Двадцать четыре года не „боролись“ — наконец-то продрали глаза. А когда ко мне прибежал на Belvedere сумасшедший Раскольников с беременной женой (бывший большевицкий посланник в Болгарии), она с восторгом рассказывала, как колыбель их первенца тонула в цветах от царя Бориса…»
Честно говоря, как-то не очень лицеприятно отозвался он здесь о Фёдоре Фёдоровиче. Ведь они были знакомы лет двадцать, а то и больше. Зато очень честно написал в своём стихотворении о встрече Раскольникова с Буниным современный русский поэт Дмитрий Мизгулин, дав ему название «Фёдор Раскольников в Париже»:
Минувшее явственно вижу,
Прошедшие годы не в счёт.
И вот по ночному Парижу
Раскольников Фёдор идёт.
Без паспорта въехал. Без визы.
Трубят «фигаро», «Пари матч»:
Он бросил нешуточный вызов,
К вождю обратившись: «Палач!»
Ах, память, ты, русская память!
Оглянешься с мукой назад —
Кроваво-закатное знамя,
Туманно-ночной Петроград.
И будет спасение миру,
И счастье, и свет, а пока —
Не ты ли в ночные квартиры
Ломился с мандатом ЧК?
Не ты ли, Раскольников, рьяно
Великой идее служил?
Как демон полночный с наганом
Во тьме предрассветной кружил?
Теперь спохватился — не слишком
Взметнулся всемирный пожар?
Во что же ты верил, братишка?
Куда ж ты нас вёл, комиссар?..
Ах, память, ты, русская память!
Всё вспомнишь, в конце-то концов.
Тобой-де раздутое пламя
Тебе опалило лицо.
Огнями ночного Парижа
Вся комната озарена,
А память всё ближе и ближе,
И всё беспощадней она.
И снится убитый царевич,
И кровью забрызганный лёд.