В зрелые годы Фёдор, сын артиллерийского священника, редко размышлял о Боге. Но теперь вот ему подумалось — и стало тяжело. Нестерпимо болела душа и, чтобы хоть как-то спастись от этой боли, Раскольников стал диктовать жене «Открытое письмо Сталину». Она сидела у больничной койки, его любимая подруга, его Муза, терпеливо стенографировала и пыталась казаться весёлой.
«В окно вливался радостный шум средиземноморского города, пахло морем и хвоей… Сейчас Раскольникову отчаянно не хотелось умирать! Нужно было жить долго, быть счастливым, делать прекрасные и добрые вещи… Но уже не оставалось времени. Душа горела страшной болью и жаждала покаяния и прощения. Когда он писал, ему казалось, что прощение приходило, и это было живительным глотком мира и покоя.
— Пиши, Муза, — торопил он. — Пиши, милая… Нужно успеть!
И она стенографировала…»
Современные писатели Елена Раскина и Михаил Кожемякин часто пишут свои книги в соавторстве, при этом Михаил — не только писатель, но ещё и поэт, а также автор многочисленных исторических очерков. А Елена Раскина — ведущий преподаватель культурно-образовательного центра «Глобальный мир», доктор филологических наук, доцент, журналист и лауреат Всероссийской литературной премии имени Николая Степановича Гумилёва за 2013 год. Вот как они описывали в своей повести «Красная Валькирия» происходившие в то время в Ницце события:
«Муза закончила стенографировать, бережно сложила исписанные листы, подошла к окну, грустно взглянула на искрящееся свободой и счастьем море, на „блистающий мир“ средиземноморского побережья, который приютил их.
— Может быть, не стоит публиковать это письмо, Федя? — с тайной, сокровенной надеждой спросила она. — Сталин не простит тебе этого. Ты же знаешь…
— Если я опубликую это письмо — убьют моё тело, если я промолчу — душу. Прости, моя родная, но я не могу позволить окончательно убить свою душу. От неё и так мало что осталось! Лучше присядь ко мне, побудь рядом — пока можно, а потом уходи, уезжай, спасай свою молодость…
За окнами больницы магическим блеском сияло Средиземное море, томительно пахло лавандой. Стояли знойные августовские дни 1939 года. Бывший советский полпред в Болгарии, а сейчас — провозглашенный врагом народа „невозвращенец“ Фёдор Фёдорович Раскольников, измученный болезнями и скитаниями человек, который давно перестал считать себя молодым, изнемогал от зноя. Воспоминания давно стали главным содержанием его жизни.
Раскольников привык к постоянному ощущению опасности, как и к своей палате, которая стала его последним убежищем. Он знал, что рано или поздно за ним придут, даже сюда, во французский госпиталь. У „Хозяина“ — длинные руки и долгая, непрощающая, злая память. Но до того, как его вычислят и „решат проблему“, нужно было успеть завершить одно дело. Самое главное дело в его жизни. Раскольников сочинял свою самую лучшую вещь — „Открытое письмо Сталину“, которое собирался опубликовать в эмигрантском журнале „Новая Россия“. В журнале Керенского. Того самого Керенского, чьё правительство он в октябре 1917 года лишил власти. Это была не измена революции, а её переосмысление. Раскольников, словно перчатку в лицо презренному врагу, собирался бросить „Хозяину“ это письмо. Теперь они с Керенским — заодно. Рядом с ними — другие, и те, с кем раньше он шёл плечом к плечу, и те, с кем был по разные стороны кровавых фронтов Гражданской… И всё же, их так смертельно мало, чтобы хоть что-нибудь изменить! Но молчать его заставит только могила…»
А между тем Сталин был буквально взбешён публикацией первого протестного письма Раскольникова — «Как меня сделали „врагом народа“» — и распорядился немедленно разыскать во Франции и уничтожить автора.
Опасаясь мести вождя, Раскольников с Музой уехали из Парижа на Лазурный берег и постоянно там перемещались из одного прибрежного городка в другой, чтобы их нигде не засекли посланники Берии. Но они их, похоже, всё-таки выследили. И 12 сентября 1939 года в Ницце при невыясненных обстоятельствах Раскольников выпал из окна пятого этажа частного госпиталя, в котором он прятался от начатой на него Сталиным охоты, и разбился насмерть. Согласно одной из распространившихся в прессе версий, он, таким образом, был убит вышедшими на его след агентами НКВД, одним из которых был Сергей Яковлевич Эфрон, хорошо знавший францию и владевший французским языком, а вторым — его молодой друг Алексей Сеземан, тоже выросший во франции. Они были последними посетителями Фёдора в Ницце перед тем, как тот оказался выброшенным (или как пишут — «выбросившимся») из окна больницы. Перед этим их специально для этой цели отправили из Москвы во францию для поисков места нахождения Раскольникова. Эфрон и до этого был причастен к такого рода акциям, он принимал участие в убийствах генералов Кутепова и Миллера, а также одного из самых известных перебежчиков из России, бывшего советского агента Игнатия Станиславовича Порецкого (он же — Натан Маркович Порецкий, Ганс Эберхард или Игнатий Рейсс по кличке «Людвиг»), порвавшего с чекистами и написавшего обвинительное письмо Сталину. Для той эпохи вообще не было ничего невероятного в участии в заграничных операциях: можно было запросто отправить человека на неделю за тридевять земель для выполнения важного задания, а затем вернуть его обратно в Москву. И наградить медалью. Или отправить в лагеря, а то и приговорить к высшей мере.
И органы НКВД так и сделали, о чём свидетельствует резолюция Лаврентия Павловича Берии, направленная в адрес Павла Анатольевича Судоплатова от 31 июля 1939 года — за двенадцать дней до дня смерти Фёдора. В этой депеше поручалось: «1. Точно установить, где находится Раскольников. 2. Продумать мероприятия по обезвреживанию».
А так ли уж трудно разыскать человека, когда во всех газетах страны напечатана информация о том, в какую лечебницу его положили?..
И задание Лаврентия Берии за двенадцать дней было с точностью выполнено, в результате чего 12 сентября 1939 года Фёдора Фёдоровича Раскольникова в Ницце не стало.
По выполнении смертного приговора обидчику вождя, Сергей Эфрон тоже был уничтожен организацией всесильного Лаврентия. Через месяц после устранения Фёдора Раскольникова, 10 октября 1939 года, Эфрон был арестован органами НКВД, а 16 октября 1941 года расстрелян на Бутовском полигоне. А его напарник Алексей Сеземан, арестованный 7 ноября 1939 года, по воле случая избежал расстрела, и отбывал наказание в одном из лагерей в Коми АССР. Освободился оттуда весной 1943 года…
…Странно, но не любимый Раскольниковым (и не любивший Раскольникова) Булгаков почти в деталях предсказал судьбу своего оппонента в образе поэта Ивана Бездомного из «Мастера и Маргариты», который тоже однажды вылез на карниз больницы, но, к счастью, не бросился вниз головой, а оказался в палате Мастера. Как всё было похоже: в эмиграции Раскольников разоблачал сталинское окружение с тем же бесплодным усердием, с каким обличал окружение Воланда поэт Бездомный… Вряд ли Булгаков метил в своём философическом романе именно в Раскольникова, и уж никак он не собирался толкнуть его из окна пятого этажа, но по жизни всё как-то само собой получилось очень точно. Такова уж была особенность булгаковского дара писателя — предвосхищать на бумаге то, что произойдёт потом с его недругами в реальной жизни…
Глава четырнадцатая. Главное произведение Фёдора Раскольникова
«Открытое письмо Сталину», о котором французы были заранее оповещены Борисом Сувариным в его аналитическом резюме на страницах «Le Figaro» 27 августа 1939 года, появилось в эмигрантской прессе спустя две недели после смерти автора — 1 октября того же года оно было опубликовано в эмигрантском парижском журнале «Новая Россия» (№ 7, 1939), выходившем каждые две недели под редакцией Александра Фёдоровича Керенского. Письмо Раскольникова — это беспощадный приговор, перечисляющий жестокие преступления Сталина. Западная пресса не осмелилась его перепечатать в обстановке уже начавшейся Второй мировой войны. Отношения между Гитлером и Сталиным были непонятными, пугали и не располагали политиков к разоблачениям. Опьяняющее народ поклонение перед Иосифом Сталиным (как реально заслуживающее, так и до невероятности раздутое) длилось ещё очень долго, и только в 1988-м году в Советском Союзе «Открытое письмо» Фёдора Раскольникова было опубликовано в «Огоньке», «Неделе» и ряде других СМИ с признанием ему за мужество и достоинство. В годы «перестройки» письмо Раскольникова рекламировали, как пример «борьбы со сталинизмом», однако за кадром остались несколько очень серьёзных вопросов. Фёдор Фёдорович Раскольников ни словом, к примеру, не упоминает о расправах с десятками тысяч простых людей — не членов партии. Он ставит в вину Иосифу Виссарионовичу Сталину устранение тех деятелей, которые и сами были преступниками — вроде М. Н. Тухачевского. Ну и о своих собственных «заслугах» Фёдор Фёдорович тоже, понятно, не вспомнил.
Сегодня перед нами лежит, на первый взгляд, невероятно честный, острый, прямолинейный и разрывающий душу документ, который, несмотря на всё величие, энтузиазм и героику советского строя, вскрывал бесчеловечную основу жизни в послереволюционной России. Единственное, чего в этом документе не хватало — это правды о массовых жертвах рядовых людей и личном участии Раскольникова в сотворении этого кровавого режима, признании приложения его собственных рук к бесчисленным незаслуженным казням. В течение многих лет его «революционной совестью» был маузер, который всегда находился у Раскольникова под рукой, вот о нём Фёдор Фёдорович, сочиняя своё письмо, и не припомнил.
И вот чего ещё в письме Раскольникова катастрофически не хватало — это решимости помешать творцам нового строя дальнейшему продолжению этой торжествующей жестокости. А именно — помочь воцарению добра и милосердия. Тех самых добра и милосердия, пропагандистом которых в 1930-е годы был не кто иной, как тот самый драматург Булгаков, пьесы которого всеми своими силами изгонял с театральных сцен Фёдор Раскольников.