И Фрэнк — высокий, в некотором смысле красивый, полный энергии, вращающейся в его внутреннем генераторе, американский политик, попавший под каблук русской красавицы, — Фрэнк смиренно кивнул и со смущенным видом поблагодарил ее. Ему было нечего ответить.
Надя изо всех сил старалась не обращать на все это внимания. Но проблемы, казалось, теперь возникали на каждом шагу. Влад не одобрял того, сколько времени они проводили на поверхности в дневное время, и говорил:
— Бóльшую часть времени нам следует проводить под холмом, необходимо закопать все лаборатории. Работы на открытой местности необходимо сократить до часа ранним утром и часа вечером, когда опустится солнце.
— Черта с два я просижу целый день взаперти, — возразила Энн, и многие с ней согласились.
— У нас еще много работы, — указал Фрэнк.
— Но бóльшую ее часть можно выполнять в режиме дистанционного управления, — отметил Влад. — И так и нужно ее выполнять. А сейчас мы все равно что гуляем в десятке километров от ядерного взрыва…
— И что? — сказала Энн. — Солдаты так и делали…
— …Раз в полгода, — закончил Влад и посмотрел на нее. — А ты бы стала это делать?
Даже Энн выглядела побежденной. Ни озонового слоя, ни нормального магнитного поля — они поджаривались радиацией почти так же сильно, как если бы находились в межпланетном пространстве при десяти бэр в год.
Итак, Фрэнк и Майя приказали им нормировать время, которое они проводили снаружи. Внутри, под холмом хватало внутренних работ — они заканчивали последний ряд отсеков. К тому же можно было вырыть еще несколько подвалов, чтобы у них появилось больше места, где можно было бы защититься от радиации. Многими тракторами можно было управлять дистанционно из закрытых станций. Оператор-человек наблюдал за экранами из-под земли, а машины работали согласно своим алгоритмам выбора решений. Технически это было возможно, но никому не нравился образ жизни, который им пришлось бы при этом вести. Даже Сакс Расселл, который бóльшую часть времени довольствовался работой в помещении, казалось, был растерян. По вечерам некоторые заводили споры о необходимости скорейшего терраформирования, и теперь они разгорались с новой силой.
— Это не нам решать, — резко оборвал их Фрэнк. — Это должна сделать ООН. Тем более такое решение ведет к крупным последствиям, которые растянутся по меньшей мере на столетия. Не тратьте время на пустые разговоры!
— Это все так, — сказала Энн, — но я не хочу тратить время на то, чтобы сидеть в этих пещерах. Мы должны прожить свои жизни, как сами того хотим. Мы слишком стары, чтобы беспокоиться о радиации.
Снова споры. Из-за них Надя чувствовала, будто улетела с твердой почвы своей планеты обратно в напряженную невесомую действительность «Ареса». Брюзжания, пререкания, жалобы — и так до тех пор, пока им не наскучит или они не устанут и не уйдут спать. Теперь Надя выходила из комнаты, когда это начиналось, и искала Хироко, чтобы обсудить с ней что-нибудь конкретное. Но избежать этого совсем, перестать об этом думать было невозможно.
Однажды ночью Майя явилась к ней в слезах. В постоянном жилище оставили комнату для частных бесед, и Надя вышла с подругой в северо-восточный угол сводов, где внутренняя отделка еще не была закончена, и они сели рядом. Надя взволнованно слушала Майю, изредка накрывая ее плечо рукой и обнимая ее.
— Так почему бы тебе просто не решить раз и навсегда? — наконец спросила она. — Почему вы не перестанете играть в кошки-мышки?
— Я уже решила! Я люблю Джона, я всегда любила только Джона. Но теперь он видит меня с Фрэнком и думает, будто я его предала. Это так низко с его стороны! Они как братья и во всем соперничают, но сейчас это просто ошибка!
Надя не слушала подробностей — ей не хотелось этого знать. Но она продолжала с ней сидеть.
А затем перед ними возник Джон. Надя поднялась, чтобы уйти, но он не подал виду, что заметил ее.
— Слушай, — сказал он Майе, — прости, но я ничего не могу с этим поделать. Все кончено.
— Нет, не кончено, — ответила Майя, мгновенно успокоившись. — Я люблю тебя.
Джон горестно улыбнулся.
— Да. Я тоже тебя люблю. Но я хочу, чтобы все было просто.
— Все и так просто!
— Нет, не просто. То есть ты можешь любить нескольких человек одновременно. Кто угодно может, мы просто так устроены. Но ты можешь быть верной лишь одному. А я хочу… Я хочу быть верным. Той, кто будет верна мне. Это просто, но…
Он покачал головой, не в силах подобрать нужного слова. Он прошел обратно в восточный ряд отсеков и исчез за дверью.
— Американцы, — зло проговорила Майя. — Чертовы дети!
Затем она встала и вышла вслед за ним.
Но вскоре вернулась. Он присоединился к группе в одной из гостиных и не хотел уходить оттуда.
— Я устала, — попыталась сказать Надя, но Майя не желала слушать — лишь расстраивалась все сильнее и сильнее. Они обсуждали это больше часа, снова и снова. Наконец, Надя согласилась сходить к Джону, чтобы попросить его прийти к Майе и поговорить. Угрюмая, она пошла по отсеку, не обращая внимания ни на кирпичи, ни на нейлоновые обои. Посредница, которая ничего не замечала. Неужели для этого нельзя было использовать роботов? Она нашла Джона, и тот извинился, что проигнорировал ее ранее.
— Прости, я был расстроен. Я подумал, что ты и любом случае все узнала бы.
Надя пожала плечами.
— Ничего страшного. Но слушай, тебе нужно с ней поговорить. С Майей нельзя иначе. Мы говорим, говорим, говорим. Если ты вступил в отношения, тебе нужно все время говорить, все время. Если не будешь этого делать, то в будущем тебе самому будет от этого хуже, уж поверь.
Это подействовало на него. Придя в себя, он ушел искать Майю. А Надя отправилась спать.
Вечером следующего дня она работала снаружи на траншеекопателе. Это у нее уже был третий вид работ за день и второй, доставивший неприятности. До этого Саманта попыталась провезти груз на повернутом плоской стороной вверх лезвии землеройной машины, и та накренилась вперед, отчего подъемники отвала вылезли из своих креплений. При этом на землю выплеснулась гидросмесь и застыла, не успев как следует пролиться. Им пришлось установить домкраты под заднюю часть трактора, отсоединить все крепление лезвия и с помощью домкрата опустить машину. Каждое из действий проходило в муках.
Затем Надю позвали помочь с бурильной машиной «Сэндвик Тубекс». Так они проделывали скважины в крупных валунах, по которым вода должна была поступать от квартала алхимиков к постоянным жилищам. Погружной пневмоударник предположительно замерз в состоянии полного выдвижения, будто стрела, попавшая в дерево. Теперь Надя стояла, глядя на его вал.
— Есть какие-нибудь предложения, как можно освободить молот, не сломав его? — спросил Спенсер.
— Разломать камень, — устало ответила Надя и, отойдя, забралась в трактор, к которому уже была прикреплена обратная лопата. Подъехав на нем, она подняла лопату к верхней части валуна, после чего вылезла, чтобы прикрепить к ней небольшой ударный гидравлический молот «Эллейд». Как только она установила его, погружной пневмоударник внезапно дернулся назад, потянув валун за собой, и прижал ее левую руку нижней частью «Эллейд Хай-Рэм».
Она инстинктивно отпрянула назад, и боль, пробежав по предплечью, поднялась до самой груди. Левую половину тела заполнило пламя, зрение помутнело. Она слышала крики:
— Что такое? Что случилось?
Должно быть, она закричала.
— Помогите, — с трудом протянула она.
Она смогла сесть, но сдавленная рука все еще была зажата между камнем и молотом. Она со всей силы толкнула ногой переднее колесо трактора и почувствовала, как молот растирает ее кости по камню. Затем шлепнулась на землю — рука была свободна. От боли ей отказывало зрение, живот крутило, она думала, что вот-вот лишится сознания. Поднявшись на колени, помогая себе здоровой рукой, она увидела, что раздавленная рука обильно истекала кровью, перчатку разорвало на куски, от мизинца почти ничего не осталось. Она застонала и наклонилась вперед, прижав руку к себе, а затем уткнувшись в землю, не обращая внимания на резкую боль. Даже при таком кровотечении рука должна была примерзнуть… но сколько нужно ждать?
— Мерзни, чтоб тебя, мерзни! — кричала она.
Смахнув слезы с лица, она заставила себя взглянуть на руку. Отовсюду сочилась кровь. Она вдавила ее в землю так сильно, как только могла. Болело уже меньше. Вскоре она должна онеметь — теперь ей нужно было быть осторожной, чтобы не отморозить руку целиком! Испуганная, она уже приготовилась оторвать ее от земли, встав на колени, тут подбежали люди, подняли ее, и она лишилась чувств.
После этого случая она стала калекой. Надей Девятипалой, как назвал ее Аркадий в телефонном разговоре. Он отправил ей слова Евтушенко, посвященные памяти Луи Армстронга: «Тряхни стариной и сыграй».
— Где ты это нашел? — спросила его Надя. — Не могу себе представить, чтобы ты читал Евтушенко!
— Конечно, читал. Он получше Макгонаголла![33] А это было в книге об Армстронге. Я внял твоему совету и слушал его во время работы, а в последнее время стал читать книги о нем по вечерам.
— Хотела бы я, чтобы ты спустился к нам, — сказала Надя.
Операцию проводил Влад. Он заверил ее, что все будет хорошо.
— Все прошло чисто. Безымянный палец немного поврежден, но он, вероятно, будет теперь работать так, как раньше работал мизинец. Но от безымянных пальцев все равно никогда не было большой пользы. Большой и указательный останутся такими же сильными, как были всегда.
Все приходили ее навещать. Однако больше она общалась с Аркадием, в ночные часы, когда была одна, в те четыре с половиной часа между тем, как Фобос поднимался на западе и опускался на востоке. Сначала он звонил ей почти каждую ночь, а потом немного реже.
Довольно скоро она уже опять была на ногах, а на кисть наложили гипс, который казался подозрительно тонким. Она снова вышла наружу, чтобы давать советы или помогать решать проблемы, надеясь чем-то занять голову.