Позже в тот день Надя повела Аркадия по квадрату сводчатых жилищ, минуя дверь за дверью, комнату за комнатой, показав все двадцать четыре, а затем вышла с ним в атриум. Небо за стеклянными панелями было рубиновым, а магниевые подкосы тускло сверкали, словно серебро.
— Ну как? — наконец спросила Надя, не в силах остановиться. — Что думаешь?
Аркадий улыбнулся и приобнял ее. Он все еще был в космическом костюме, его голова выглядела слишком маленькой в открытой горловине. Он казался распухшим и нескладным, и ей хотелось, чтобы он снял свой костюм.
— Ну, что-то хорошо, что-то плохо. Но почему все такое некрасивое? Почему такое унылое?
Надя раздраженно пожала плечами.
— Мы были заняты.
— Мы на Фобосе тоже были заняты, но ты бы его видела! Мы обложили все переходы панелями из никеля с платиновыми вставками, и роботы за ночь нанесли на их поверхности повторяющиеся узоры. Там же есть репродукции Эшера[42], бесконечные зеркальные коридоры, земные пейзажи. Тебе стоит на них взглянуть! Если зажечь свечи в некоторых комнатах, будет казаться, будто в небе горят звезды — или что в комнате пожар. Каждая комната — это произведение искусства, вот бы их тебе показать!
— Мне уже не терпится это увидеть. — Надя покачала головой, глядя на него.
Тем вечером у них был всеобщий ужин в четырех соединенных отсеках, которые вместе составляли самое большое помещение В комплексе. Ели курицу, сойбургеры и салаты, все говорили одновременно — словно в напоминание о лучших месяцах на «Аресе» или даже в Антарктике. Аркадий поднялся, чтобы рассказать всем о своей работе на Фобосе.
— Я рад наконец оказаться в Андерхилле.
Он рассказал, что они уже почти завершили строить купол над Стикни и устроили под ним длинные галереи, просверленные в потрескавшихся и брекчиевых породах, протянув тем самым ледяные жилы вглубь луны.
— Будь там более высокая гравитация, там было бы великолепно, — заключил Аркадий. — Но исправить это мы не в силах. Бóльшую часть свободного времени мы проводили в гравитационном поезде, придуманном Надей, но это нас ограничивало, потому что вся работа ведется в Стикни или под ним. И мы проводили много времени в невесомости, делали упражнения, но все равно ослабли. Даже марсианская гравитация сейчас меня утомляет, голова немного кружится.
— Она у тебя всегда кружится!
— Поэтому нам следует менять экипажи, которые там работают, или запустить туда роботов. Мы подумываем спуститься сюда насовсем. Мы завершили свою часть работы, и теперь космическая станция готова функционировать с тем экипажем, что отправится следующим. А мы хотим получить свои награды здесь! — Он поднял стакан.
Фрэнк и Майя нахмурились. Никто не хотел отправляться на Фобос, но Хьюстон и Байконур настаивали, чтобы там постоянно кто-то находился. На лице Майи появилось знакомое с «Ареса» выражение, означавшее: это все Аркадий виноват. Увидев его, Аркадий рассмеялся.
На следующий день Надя и еще несколько человек взяли его на более подробную экскурсию по Андерхиллу и близлежащим строениям. Он все время кивал головой и смотрел своими выпученными глазами так, что в ответ тоже хотелось кивать, когда он говорил: «Да, но… Да, но…» — и сыпал замечания за замечаниями до тех пор, пока не надоел даже Наде. Хотя трудно было отрицать, что район Андерхилла выглядел беспорядочно, продираясь к горизонту во всех направлениях, можно было подумать, будто он растянулся по всей планете.
Кирпичи легко красятся, — сказал Аркадий. — Добавьте оксид марганца из плавленого магния и получится чисто белый кирпич. Добавьте угля, оставшегося с процесса Боша, и будет черный. Если менять содержание оксидов железа, можно получить любой оттенок красного, даже совсем багряный. Для желтого добавьте серы. Должно что-то быть и для зеленого и голубого. Я не знаю, но Спенсер может сказать наверняка. Может, какой-нибудь полимер на основе серы, не знаю. Но ярко-зеленый чудесно бы смотрелся на такой красной местности. Небо придаст ему темный оттенок, но он все равно останется зеленым и будет бросаться в глаза. А потом, когда у вас будут все эти цветные кирпичи, вы сможете выкладывать из них стены, как мозаику. Каждый может выбрать себе стену и сделать из нее что захочет. Все заводы в Алхимическом квартале похожи то ли на дворовые туалеты, то ли на выброшенные банки из-под сардин. Если обложить их кирпичом, это обеспечит им изоляцию, так что на это есть хорошая практичная причина, хотя, сказать по правде, не менее важно, чтобы они хорошо выглядели, чтобы было по-домашнему. Я уже достаточно пожил в стране, где все думали только о практической пользе. Мы должны показать, что здесь мы ценим нечто большее, правда?
— Что бы мы ни сделали со строениями, — остро заметила Майя, — земля вокруг них все равно будет будто вспаханной.
— Но не обязательно! Смотри, когда закончим со строительством, будет очень возможно вот что. Вернуть землю в ее исходное состояние, а потом разбросать по поверхности камни, как будто это естественная равнина. Пылевые бури довольно быстро нанесут мелких частиц, и вскоре, если люди будут ходить по тропам, а транспорт ездить по дорожкам и трекам, это будет выглядеть, как обычная земля, тут и там занятая сооружениями с цветной мозаикой, стеклянными куполами с зеленью под ними, дорогами, выложенными желтым кирпичом, и всяким тому подобным. Конечно, мы должны это сделать! Это же нужно для души! Не скажу, что это следовало сделать раньше, ведь требовалось наладить инфраструктуру, а это всегда происходит в беспорядке. Но теперь мы готовы заняться искусством архитектуры, проникнуться его духом.
Он развел руки в стороны, внезапно остановился и выпучил глаза, увидев сомневающиеся взгляды в скафандрах, находившихся перед ним.
— Ну как, идея же, а?
Да, думала Надя, с интересом осматриваясь вокруг и пытаясь все это представить. Может быть, занявшись таким делом, ей удастся вновь получать удовольствие от работы, как раньше? Может быть, тогда и Энн начнет видеть все по-другому?
— Опять идеи Аркадия, — недовольно заметила Майя тем же вечером в бассейне. — Как раз то, что нам нужно.
— Но идеи же хорошие, — заметила Надя. Она вышла, ополоснулась в душе и надела рубашку.
Еще позже ночью она снова встретила Аркадия и повела его в северо-западную угловую комнату в Андерхилле, в которой оставила стены необлицованными, чтобы можно было показать ему элементы конструкции.
— Весьма изящно, — сказал он, проведя рукой по кирпичам. — Правда, Надя, весь Андерхилл великолепен. Здесь везде видна твоя рука.
Довольная собой, она подошла к экрану и вывела на него проект, который разрабатывала для более крупного жилого комплекса. Три ряда сводчатых отсеков, выложенных под землей, прямо в стене очень глубокой траншеи, а на противоположной стене — зеркала, чтобы направлять в комнаты солнечный свет… Аркадий кивал, улыбался, указывал на экран, задавал вопросы и делал предложения:
— Аркада между комнатами и стеной траншеи добавит открытого пространства. И каждый этаж должен располагаться немного в глубине по отношению к нижнему, чтобы с каждого балкона просматривалась аркада…
— Да, это, пожалуй, возможно…
И они стали водить пальцами по экрану компьютера, на ходу меняя архитектурный облик комплекса.
Позже они прогуливались по крытому атриуму. Над ними были раскинуты высокие кроны черного бамбука; растения по-прежнему стояли в горшках — почва еще была не готова. Было тихо и темно.
— Пожалуй, всю эту площадь можно опустить на один этаж, — мягко заметил Аркадий. — Прорубить окна и двери в твои подземные своды и тем самым их осветить.
Надя кивнула.
— Мы думали об этом и собираемся сделать, но для того, чтобы вынести столько земли через шлюзы, нужно много времени. — Она посмотрела на него. — Но что же это с нами, Аркадий? Ты пока говоришь только об инфраструктуре. Я-то думала, что облагораживание этих зданий — далеко не самое важное в твоем списке заданий.
Аркадий усмехнулся.
— Ну, может, все, что более важно, уже сделано.
— Что? Я слышу это от самого Аркадия Николаевича?
— Ну, знаешь ли… Я не жалуюсь только ради того, чтобы жаловаться, мисс Девятипалая. И то, как здесь все развивается, очень близко к тому, к чему я призывал, когда мы сюда летели. Настолько близко, что жаловаться попросту глупо.
— Я вынуждена признать, ты меня удивил.
— Правда? А ты вспомни, как вы здесь все вместе работали этот год?
— Пол года.
Он рассмеялся.
— Полгода. И все это время у нас не было настоящих лидеров. Те ночные собрания, где каждому давалось слово, где вся группа решала, что нужно сделать в первую очередь, — вот как все должно быть устроено. И никто не тратит время попусту на покупки-продажи, потому что здесь нет рынка. Все в равной степени принадлежит каждому. Но при этом никто не может использовать то, что у нас есть, потому что это некому продать на стороне. Это в высшей степени коммунальное общество, демократическая группа. Один за всех и все за одного.
Надя вздохнула.
— Кое-что изменилось, Аркадий. Теперь это не так. И постоянно меняется еще сильнее. Так что долго это не продлится.
— Почему ты так говоришь?! — воскликнул он. — Это продлится, если мы сами так решим.
Она скептически на него посмотрела.
— Сам знаешь, это не так просто.
— Ну ладно. Не просто. Но это в наших силах!
— Может, и так, — она снова вздохнула, думая о Майе и Фрэнке, о Филлис, Саксе и Энн. — У нас тут целая куча разногласий.
— Это ничего, если мы договоримся придерживаться определенных основ.
Она покачала головой и почесала свой шрам пальцами другой руки. Недостающий палец зудел, и внезапно на нее накатило уныние. Над головой, по скрытым за ними звездам, угадывались длинные бамбуковые листья, походившие на палочки гигантских бацилл. Они шли по дорожке между лотками с рассадой. Аркадий взял ее изувеченную руку и вглядывался в шрам до тех пор, пока ей не сделалось от этого неуютно, она попыталась убрать руку. Но он подтянул ее поближе и поцеловал основание безымянного пальца.