Сталин отклонил официальные апелляции. 12 августа 1952 года Лозовский и еврейские поэты были расстреляны.
Иосиф Виссарионович, недовольный господствующим положением Маленкова и Хрущева, решил провести в октябре 1952 года съезд партии, первый после 1939-го. На нем он собирался назначить в руководящие органы новых, более молодых руководителей, и окончательно добить старых товарищей.
К сентябрю Семен Игнатьев при помощи Рюмина сумел выбить из арестованных нужные показания: группа кремлевских профессоров во главе с личным врачом Сталина убила Жданова, Щербакова, Димитрова и Чойбалсана. В котел репрессий были брошены новые жертвы. Однако профессор Виноградов пока оставался на свободе.
18 сентября Сталин приказал Михаилу Рюмину пытать врачей. Рюмин обладал жутким талантом к примитивным театральным эффектам. Он приказал оборудовать в Лефортово специальную камеру, которая была похожа на анатомический театр и больничную операционную. Так чекист надеялся еще сильнее запугать своих жертв.
– Ты ведешь себя как проститутка! – брызгая слюной, кричал Рюмин на одного из докторов. – Ты презренный шпион, террорист! Мы будем пытать тебя раскаленной докрасна кочергой. У нас есть для этого все необходимое…
Один из пунктов обвинения касался и родных Сталина. Оказывается, врачи специально плохо лечили Василия Сталина от нервных заболеваний и не захотели предотвратить токсикоз у Светланы Сталиной после рождения Кати Ждановой. Сюрреалистический оттенок делу добавила и история с Андреевым. Этот партийный босс серьезно болел с 1947 года. Доктора предписали ему лечить бессонницу кокаином. Неудивительно, что он плохо спал. У Андреева развилась привязанность к этому наркотику.
«Дело врачей» обладало четкой симметрией и всеми признаками сталинского шедевра. Вождь работал в гордом одиночестве. Он сохранял полный контроль над многочисленными нитями дела при помощи Карлика Рюмина. Сидя в Маленьком уголке или в Кунцеве, он ткал сложный узор. При помощи «заговора» Сталин хотел мобилизовать советский народ на борьбу с главным внешним врагом, Америкой, и его агентами, советскими евреями.
Перед открытием съезда партии гордый Сталин раздал соратникам плод своих научных изысканий, толстый шедевр под названием «Экономические проблемы социализма в СССР», где автор писал об объективности экономических законов и утверждал, что империалистические государства рано или поздно развяжут войну против Советского Союза. Автор перепрыгнул сразу несколько стадий марксизма и заявил, что коммунизм можно построить при жизни уже нынешнего поколения. Старые большевики, Молотов и Микоян, не согласились с этим левацким отклонением. Когда они приехали в Кунцево на ужин, Сталин спросил, имея в виду книгу:
– Есть вопросы? А комментарии?
Берия и Маленков похвалили труд вождя. Молотов был против ревизии марксизма и пробормотал в ответ что-то невнятное. Микоян же вообще промолчал. Сталин нахмурился. Конечно, он все понял.
– Ты отстаешь от времени! – сказал позже генсек со злой улыбкой армянину. – Пришло время тебя менять!
Через несколько дней члены политбюро собрались, чтобы обсудить состав президиума съезда.
– Думаю, не стоит включать в президиум Микояна и Андреева, – неожиданно заявил вождь. – Они – пассивные члены политбюро.
Все знали, что Анастас Микоян всегда завален работой и постоянно что-то делает. Он работал намного больше других членов политбюро. Участники заседания заулыбались, посчитав слова вождя шуткой.
– Я не шучу! – рассердился Сталин. – Это серьезное предложение.
Когда все поняли, что это действительно так, смех прекратился. Анастаса Ивановича, правда, все же включили в состав президиума. Даже обладая неограниченной властью и находясь в наивысшей точке своей тирании, Иосиф Виссарионович был вынужден лавировать среди соратников, которые с каждым днем становились все более сплоченными.
Сталин решил подойти с другого конца. Он предложил расширить политбюро до двадцати пяти членов и сделать из него президиум ЦК. Анастас Микоян сразу понял истинную цель этого нововведения. Имея больше голосов, Сталину будет легче выводить из руководящих органов старых членов. Последние сомнения в серьезности намерений вождя отпали, когда он закричал:
– Вы все состарились! Я всех вас заменю!
5 октября 1952 года в семь часов вечера – чтобы подстроиться под распорядок работы вождя, – начал работу XIX съезд ВКП(б). Партийные руководители собрались на левом крыле президиума, а стареющий Сталин в гордом одиночестве восседал справа. Он присутствовал только на открытии съезда и последнем заседании. С главными докладами выступили Георгий Маленков и Никита Хрущев. Всем стало ясно, что именно они являются основными кандидатами на наследство вождя.
Сам Сталин выступил всего один раз, в конце съезда. Он говорил всего несколько минут – причем довольно путано, без присущей ему ясности и четкости.
Съезд закончил свою работу. Главное событие должно было произойти 16 октября, на пленуме, где выбирали президиум ЦК и секретариат. Все находились в благодушном настроении.
Слепые котята и гиппопотамы. Уничтожение старой гвардии
Сталин быстро преодолел два метра, отделявшие от трибуны похожие на скамьи сиденья, на которых расположились руководители партии. Участники пленума завороженно смотрели на этого невысокого седого старика. Он начал очень энергично говорить. Вождь пристально смотрел в глаза своей немногочисленной аудитории, как будто хотел прочитать мысли слушателей.
– Итак, мы провели съезд партии, – начал Иосиф Виссарионович. – Все прошло прекрасно. Большинству может показаться, что у нас полное единство и согласие. Однако единства в партии нет. Кое-кто не согласен с нашими решениями. Почему мы сняли с важных министерских постов Молотова, Кагановича, Ворошилова? Работа министра требует огромных сил, глубоких знаний и крепкого здоровья. – В этот момент Сталин пустил первую молнию: – Если уж мы заговорили о единстве, не могу не сказать о неправильном поведении некоторых заслуженных политиков. Я имею в виду товарищей Молотова и Микояна.
Лица Молотова и Микояна, сидевших сразу за Сталиным, побелели от страха. В зале наступила гробовая тишина. Партийные руководители напряглись. Никто не ждал такого поворота. Все лихорадочно пытались ответить на вопрос: где и когда остановится Сталин? Успокоится ли он, раскритиковав Молотова и Микояна, или после них возьмется и за других?
Сначала вождь решил разделаться с Вячеславом Молотовым.
– Молотов, конечно, предан делу партии. Если не верите, спросите его сами. Я нисколько не сомневаюсь, что он без промедления и без малейших колебаний отдаст свою жизнь за нашу партию. Но мы не имеем права не обращать внимания на некоторые недостойные факты его поведения. – Сталин принялся нравоучительно перечислять ошибки Молотова: – Товарищ Молотов, наш министр иностранных дел, распивал шартрезы на дипломатических приемах и позволил британскому послу издавать в нашей стране буржуазные газеты. Это первая политическая ошибка. А какова цена предложения товарища Молотова о передаче Крыма евреям? Этот огромный промах является второй политической ошибкой товарища Молотова. Товарищ Молотов так уважает свою жену, что, как только мы приняли на политбюро решение по ее вопросу, оно немедленно стало известно товарищу Жемчужиной… Невидимая нить связывает жену Молотова с политбюро и ее очень подозрительными друзьями. Такое поведение недостойно члена политбюро.
Расправившись с Вячеславом Михайловичем, Сталин перешел к Микояну. Главная вина армянина состояла в том, что он выступал против высоких налогов на крестьянство.
– Кем себя считает наш Анастас Микоян? – патетически восклицал вождь. – Что ему неясно в политике партии?
Разобравшись со старыми соратниками, Иосиф Виссарионович Сталин неторопливо достал из кармана лист бумаги и зачитал фамилии тридцати шести членов нового президиума ЦК. В нем оказалось много новых, малоизвестных имен. Никита Хрущев и Георгий Маленков недоуменно переглянулись: где Сталин нашел всех этих людей?
Затем генсек предложил создать внутреннее политбюро. Вождь еще раз поразил всех присутствующих тем, что не включил в него Молотова с Микояном.
Уже вернувшись на свое место, Сталин объяснил главную, по его мнению, причину их падения:
– Они боятся Америки.
Он связал Молотова и Микояна с правыми оппортунистами, Рыковым и Фрумкиным, которые были давным-давно расстреляны, и Лозовским, расстрелянным недавно.
Вячеслав Молотов решил, что следует покаяться.
– Я остаюсь верным последователем и учеником товарища Сталина, – сказал он.
Генералиссимус только сердито отмахнулся:
– Ерунда! У меня нет учеников! Все мы ученики Ленина! Ленина!
Анастас Микоян всех удивил. Он не собирался каяться и признавать свои ошибки.
– Вы должны хорошо помнить, товарищ Сталин, я уже доказал, что ни в чем не виноват.
Маленков и Берия зашипели:
– Лгун!
Но армянину было не так легко заткнуть рот.
– Что же касается цен на хлеб, то я и здесь полностью отрицаю обвинения…
Микояна перебил сам Сталин:
– Посмотрите на Микояна. Это наш новый Фрумкин!
Затем кто-то выкрикнул:
– Мы должны выбрать товарища Сталина генеральным секретарем!
Иосиф Виссарионович покачал головой.
– Нет, я прошу освободить меня от постов Генерального секретаря и Председателя Совета министров.
Услышав эти слова, Георгий Маленков неожиданно вскочил с места. Он бросился к трибуне, тряся всеми подбородками. Георгий Максимилианович был похож на гончую, оказавшуюся внутри бланманже. На его лице застыл неподдельный ужас. Маленков лучше других понимал, какая смертельная опасность нависла над всеми, и знал, что Сталина ни в коем случае нельзя отпускать. Остановившись на краю сцены, Маланя неожиданно вскинул руки, словно собирался молиться.
– Товарищи! – воскликнул он. – Все мы, как один, должны потребовать, чтобы товарищ Сталин, наш любимый вождь и учитель, остался Генеральным секретарем партии!