Когда мы говорим «Кац» — подразумеваем «Мюнценберг»: до 1937 года они соавторы. Но в какие-то акции Кац вкладывал большую долю фантазии, за что-то отвечал персонально: Мюнценберг, конечно, был вездесущ, но не до такой же степени.
В Париже они создали немецкий книжный «Магазин свободы»: в задней комнате Мюнценберг обустроил свой новый офис, а заведовала магазином Ида — жена Владимира Познера. В Англии — «Общество друзей сожженных книг» и «Комитет помощи жертвам нацизма» под председательством целого лорда Марли, заместителя спикера Палаты лордов (кодовое имя — Рудольф, настоящее: Дадли Эмен). Попутно добрый ангел Кац выправил судьбу Петера Лорре, мыкавшегося на окраине Лондона в коммуне нищенствующих беженцев. В Англии имя психопата-убийцы из шедевра Фрица Ланга «М» (1931) и будущей звезды Голливуда никому ничего не говорило. Кац свел его с Сидни Бернстайном, тот — с Хичкоком: вскоре Лорре, не зная ни единого английского слова, играл в «Секретном агенте».
Кац составил и издал всемирные бестселлеры: «Коричневую книгу» о нацистском терроре и «Белую книгу» о «ночи длинных ножей». Кац дирижировал ярчайшим всемирным шоу 1930-х — контрпроцессом поджигателей Рейхстага. Заседания общественного трибунала открылись в Лондоне 21 сентября 1933-го, одновременно с Лейпцигским процессом против коммунистов, обвиненных в поджоге германского парламента. Коминтерн добился, чего хотел: Лондонский контрпроцесс убедил мировую общественность — грандиозную провокацию организовали сами нацисты, чтобы установить в Германии тотальную диктатуру. По заданию Каца Ивенс нашел в Голландии богемных геев, готовых поклясться, что голландец Ван Дер Люббе, схваченный с поличным в горящем парламенте, — гомосексуал: Кац разработал версию, что невменяемого поджигателя на сексуальной почве завербовал фюрер штурмовиков Эрнст Рем. При всей бульварности этой интриги игра шла смертельная: вкрадчивый убийца следовал по пятам Ивенса, но коминтерновские режиссеры сами были не лыком шиты и умели уходить от погони.
Говорят, что контрпроцесс был фейком, а свидетели — подставными актерами. Это не так: о туннеле, по которому поджигатели прошли в Рейхстаг из резиденции Геринга, дал показания обработанный Кацем, но не поступившийся своим антикоммунизмом экс-шеф берлинской полиции. Но даже если и фейк, то Кац — гений. Искусство пропаганды — не в сокрушении вражьей лжи своей правдой, бессильной по определению: пропаганда — не ложь, а третья реальность. Ее можно только перекричать. Не найдя свидетелей, Кац что, должен был извиниться перед нацистами и прекратить борьбу за Димитрова? Режиссер Кац поставил свой лучший спектакль: «поджигателей» удалось спасти — это главное.
Именно тогда он опробовал имя Рудольф Бреда: сводя с ума шпиков, был един в двух лицах — и организатор спектакля, и независимый репортер, вдохновенно его рецензирующий.
Тогда же Густав Реглер заметил: упрямое лицо Каца «исполосовало страдание».
Колумб открыл Америку, а я — Голливуд.
Если Кац изрек нечто подобное, то, безусловно, иронизируя над собой. Великие путешествия он изящно обыграл в прошении о продлении американской визы, указав, что собирает материал для статьи об арктических экспедициях. ФБР проверит легенду? Welcome![6]Всем известно: Отто Кац — автор нашумевшей книги «Девятеро во льдах» (1929) об экспедиции Нобиле.
Чуть слукавил он, указав, что остановится у «миссис Джон Херман» на Вашингтон-сквер. Эта дама не только переехала на Пятую авеню, но и год как развелась с писателем Херманом — не осилившим брак втроем с возлюбленной своей жены — и снова стала Джозефиной Хербст.
Видный «пролетарский писатель», храбрая и щепетильная женщина редких, но сильных страстей, участница парижского «праздника, который всегда с тобой», в 1930-м побывала в СССР, а незадолго до приезда Каца — в рейхе. Чуть раньше — на Кубе, где, проделав изнурительный и опасный путь на мулах, пробралась к красным партизанам и написала о «первых Советах в западном полушарии». Что может быть естественнее дружбы коллег-единомышленников — сильной женщины и сильного мужчины? Но — по ряду причин — поп-историки представляют нью-йоркскую встречу спецоперацией НКВД, бросающей зловещий отблеск на испанские приключения Хербст, речь о которых впереди.
Когда ФБР обвиняет кого-либо в шпионаже, верить необязательно. Но когда ФБР снимает с кого-то подозрения, не поверить ему нельзя. Хербст «контора» занималась пристально. В мае 1942-го классик американской литературы Кэтрин Энн Портер по дороге в Рино, где она разводилась со своим четвертым мужем, вдруг решила поведать ФБР, что ее ближайшая подруга Хербст — советская шпионка. Хербст тогда как раз работала в Департаменте военной информации, так что федералы проверили ее со всей ответственностью, помноженной на паранойю, и признали Портер, продолжавшую как ни в чем не бывало дружить с Хербст, мифоманкой.
Зато есть свидетельства и неприятия Хербст тайных операций из-за их неэффективности, и ее осведомленности об участии в таких операциях Хермана. Он считается шефом нью-йоркской ветви разведсети Харольда Уэйра, ученого-аграрника, крупного чиновника сельскохозяйственного ведомства. В августе 1935-го Уэйр погиб в аварии, и тут появился Кац. Не восстанавливал ли он — через Хербст — связь «центра» с группой Уэйра?
Забудем, что Уэйра посмертно разоблачил не совсем вменяемый Чемберс: отделить правду ото лжи в его показаниях непросто. Но какие такие аграрные секреты США мог украсть Уэйр? Не безумие ли — ставить во главе агентуры знаменитого марксиста, десять лет строившего под Пермью и на Кубани образцовые колхозы? Не безумие ли в квадрате — доверять банальную задачу связного Кацу, чья миссия в США неизмеримо важнее всех фермерских тайн вместе взятых?
К старым берлинским друзьям Каца — Кишу и Гансу Эйслеру — в Нью-Йорке прибавился новый неразлучный приятель — модный бродвейский автор Химен Крафт, только что продавший душу Голливуду. Вместе с коммунистом-йогом Эндором он сочинил диалоги для «Знака вампира» и приступал к «Самой умной девушке в городе», комедии положений об охотнице за богатым женихом.
Крафт, в 1960-х называвший Каца «своим персональным Че Геварой», с почтительным испугом вспоминал его речь 29 февраля 1936-го в Yorkville Casino. Каца возбуждала опасность, враждебность аудитории вдохновляла и обостряла удовольствие, которое он получал, бросая ее к своим ногам: удачнее места, чем манхэттенское казино, облюбованное нацистами из немецкой общины, было трудно найти. Крафт уверял, что в толпе характерные типы шептались об убийстве оратора. Но завершился митинг, как всегда, триумфом Каца.
К этому моменту он уже четыре с половиной месяца только и делал, что ораторствовал. Дебютировав в октябре на ужине в честь шведской юристки Сони Брантинг, агитировавшей за бойкот берлинской Олимпиады, уехал в агитационное турне, сорок раз за три недели выступал на митингах, повсюду учреждая антинацистские организации. Вернувшись в декабре в Нью-Йорк, рухнул и проспал трое суток. Одним из этапов турне был Голливуд, где Кацы провели разведку боем перед решающим сражением.
Большинство голливудских немцев знали Каца лично: тех же Фиртелей он в 1932-м зазывал в Москву. Интересно, как Залке удалось сохранить серьезное выражение лица, когда Любич навестил ее, чтобы объявить о разрыве с АЛГ: Любич заподозрил, что за АЛГ стоят коммунисты, с которыми он не хотел иметь ничего общего. Любич осел в Голливуде еще в 1922-м, ему простительно не знать Каца.
Хотя даже те, кто не знал его лично, знали, кто он такой. А он знал, что никто из них не удивится вслух превращению зимнего Каца в весеннего Бреду. Потому что они, в свою очередь, знали: их единственный шанс увидеть свободную родину — в руках Каца и таких, как он. Да и нацисты научили их держать язык за зубами.
В Голливуде Кацы не расставались с первым (по его собственным словам) и величайшим из беженцев — Фрицем Лангом. На следующую ночь после переворота Геббельс предложил ему возглавить немецкое кино: фюрер высоко ценит «Метрополис», никто, кроме Ланга, не способен снять «нацистский „Потемкин“», ну а что до запрета «Завещания доктора Мабузе» — ничего личного, таков политический момент. Ланг напомнил о еврейской «четвертинке» своей крови и услышал в ответ: «Кто в рейхе еврей, решаю я». Попросив время на размышление, Ланг той же ночью бежал, украв драгоценности своей любовницы. Беда в том, что Ланг, очевидно, все это сочинил с начала до конца, а в рейхе последний раз побывал через полгода после пресловутой аудиенции у Геббельса. Неважно: история слишком хороша, чтобы поверять ее реальностью.
Теперь Ланг маялся в ожидании первой голливудской постановки. Кац свел его с Орницем, но узнав через некоторое время, что Ланг посетил антифашистский митинг, который Орниц вел, посоветовал быть осторожнее. Неважно, для искусства или для пользы дела, но гения он берег.
Второе голливудское пришествие Каца — теперь уже Бреды — грянуло весной.
АЛГ родилась 26 апреля 1936-го в ресторане «Виктор Гюго», на благотворительном банкете — стодолларовые блюда, white tie[7] — в пользу жертв нацизма. Хозяевами вечера были Бреда и тридцатилетний граф Губерт цу Лёвенштайн-Вертхайм-Фройденберг, Глава (совместно с Томасом Манном и Фрейдом) Германской академии искусств и наук в изгнании, носившийся теперь с идеей немецкого правительства в изгнании.
Граф с таким титулом, тем более граф неподдельный — это чересчур даже для опереток о кукольных монархиях Центральной Европы. Еще более чересчур его политическое лицо. «Красный граф» был бойцом трехмиллионной военизированной организации «Рейхсбаннер», наравне с нацистами и коммунистами дравшейся за власть над немецкой улицей. Партия католического Центра, которую он официально представлял, входила в «Рейхсбаннер» де-юре как полноправный участник, но доминировали там эсдеки, а салютовали сжатыми кулаками: почти как «Рот фронт». Граф был даже радикальнее эсдеков: летом 1932-го он уговаривал их нанести упреждающий удар по нацистам, свергшим социал-демократическое правительство Пруссии.