Я ни разу не видел большого пожара, хотя в детстве часто бегал поглазеть на место происшествия вслед за пожарными машинами… Может быть, именно потому, что стал известен этот пробел в моем воспитании, самолет 14-й эскадрильи получил приказ подвергнуть бомбардировке зажигательными бомбами территорию, прилегающую к Аддис-Абебе. Надо было ‹…› поджечь леса, поля и деревушки. Зрелище получилось просто захватывающее… Едва коснувшись земли, бомбы взрывались в клубах белого дыма, к небу вздымалось гигантское пламя, разом вспыхивала сухая трава. А животные! Господи, ну и носились же они!.. Когда бомбоотсеки опустели, я начал швырять бомбы руками прямо из кабины… Оказалось, это интересно. Попасть в большую заребу[10], окруженную высокими деревьями, нелегко. Я целился очень тщательно, но угодил в точку лишь с третьего раза. Увидев, что крыша загорелась, бедняги выскочили из хижины и как безумные ринулись прочь. Четыре-пять тысяч абиссинцев очутились в огненном кольце и погибли от удушья. Жарко было, точно в преисподней: дым поднимался на немыслимую высоту, в черном небе полыхали красные отблески пламени.
Это было действительно чересчур.
Его присутствие здесь — не повод для праздников и светских торжеств. Те, кто радушно принимает его, распахивают объятия другу Гитлера и врагу демократии.
Такой текст АЛГ разместила в день прибытия Витторио в Голливуд, 25 сентября 1937-го, в газетах гильдий.
Полагаться в описании необычайных злоключений итальянца приходится на New Masses. Но журнал, конечно, заинтересованный в создании картины тотального бойкота, слишком дорожил репутацией в кинокругах, чтобы чрезмерно искажать реальность.
Активисты обзвонили звезд, приглашенных на прием в честь гостя, разъяснив, почему обниматься с Витторио — дурной тон. Голосу антифашистского разума вняли Кроуфорд, Лоретта Янг, Монтгомери, самый успешный голливудский агент Фил Берг и звездные пары: Джордж Джессел и Норма Толмадж, Эл Джолсон и Руби Килер, Шарль Буайе и Пэт Паттерсон.
Los Angeles Times опубликовала длинный список гостей, удостоверяющий, что они все пришли, но список, очевидно, был передан прессе еще до приема, поскольку он полон ошибок.
Пришли, ехидничал New Masses, некоторые представители «голливудского арийского общества»: Джо Шенк, Занук, Селзник. А еще: Констанс Беннетт, Кэри Грант, Гарольд Ллойд, Джо Браун. Даже Долорес Дель Рио прошлась в танце с Летающей Смертью, как прозвали Витторио.
На Warner его ожидали антифашистские кричалки и улюлюканье технического персонала.
Писатели, режиссеры и актеры обзвонили начальство и сообщили, что откажутся от ланча в столовой, если там покажется Витторио. Муссолиниевский сынок-бомбист отступил с бледным видом столь шустро, что вспомнилось сражение при Гвадалахаре.
На RKO Витторио посетил три съемочные площадки, но, завидев его, звезды мгновенно погружались в оживленную беседу с первым подвернувшимся электриком и гостя не замечали.
Можно подумать, что все они прочитали отрывки из книги Витторио.
В филармонию, на концерт прославленной немецкой меццо-сопрано Маргарет Матценауэр, пообещавшей посвятить ему несколько арий, Муссолини во избежание инцидентов не пришел.
Роуча терроризировали телефонные звонки, телеграммы и письма протеста. Влиятельный Морис Канн 29 сентября озаглавил колонку в Motion Picture Daily «Плохой бизнес, мистер Роуч». Канн, чья рубрика выразительно именовалась «Взгляд инсайдера» и транслировала корпоративное мнение, говорил на понятном магнату языке: якшаться с фашистами опасно не для Роуча (черт бы с ним), но для всей индустрии. Роуч тут же перезвонил ему с ритуальными оправданиями: в Италии-де спасаются сотни немецких евреев, а Роучу вскоре предстоит обед с дуче, и, если Витторио останется доволен, его папа не сможет пренебречь ходатайством Роуча за этих несчастных, и, может быть, напишет Гитлеру, чтобы тот был с евреями помягче.
Крестины RAM незаметно переросли в скоротечную агонию. На Роуча и MGM подал в суд итальянский подданный Ренато Сенизе, представивший письменные доказательства своего незаконного отстранения от проекта, придуманного им и только им. Суд отверг его притязания, но уже в начале октября агент Роуча философски заметил: «Зачем кормить дохлого гуся?»
Договор с Роучем был для Муссолини предлогом, чтобы внедриться в Голливуд, и, коли Голливуд настолько не желал его, договор расторгли: 6 октября Витторио «улетел в Нью-Йорк, жалея лишь о том, что отсталость американского авиапрома не позволяет экипировать каждый пассажирский самолет бомболюками».
Роуч выплатил Витторио полмиллиона лир отступных и возместил расходы итальянской стороны. Витторио осталась на память фотография, на которой он пожимает руку девятилетней звезде Голливуда:
Витторио Муссолини с любовью. Ширли Темпл.
Интересный человек этот Сенизе — побочный, но интригующий персонаж красного нуара. Именно его вмешательство позволило представить ликвидацию RAM не как победу АЛГ, а как спор хозяйствующих субъектов. Обиженный коммерсант — племянник, однако, Кармине Сенизе, шефа «Овра», тайной полиции Муссолини (1940–1943). В 1943-м дядя окажется в опале и примет участие в свержении дуче: новый премьер-министр, маршал Бадольо, восстановит его в должности. Арестованный немцами, он выживет в Дахау. После войны итальянский суд оправдает его, несмотря на все «подвиги» времен фашизма.
Племянник прокатывал в США итальянские фильмы и посредничал между «Овра» и гангстером Вито Дженовезе, с которым дядя заключил «контракт» на антифашиста Карло Треска. После убийства Треска Сенизе сбежит в Стокгольм, где летом 1943-го вступит в контакт с УСС и передаст американцам сотни страниц секретных документов, оказавшихся вполне бесполезными. Арестованный шведами за подлог, снова бежит, но в январе 1946-го попадется американской контрразведке в Германии. Депортированный в Италию, снова бежит при головокружительных обстоятельствах и снова попадется. Опасаясь, что Сенизе разболтает детали американской нелегальной работы в Швеции, УСС замнет дело.
Вскоре Сенизе горько пожалеет о том, что его проблемы так счастливо разрешились. В 1943-м он женился на шведской секс-бомбе, танцовщице, актрисе, модели Бетти Бьерстрем — женился, состоя в браке, о чем Бьерстрем прознает. В 1949-м в пылу ссоры Сенизе четыре или пять раз выстрелит в нее, навсегда приковав к инвалидному креслу. Схваченного в Париже, его отправят в сумасшедший дом, где он, очевидно, и умрет.
Рифеншталь, как и Муссолини, Америка встретила призывами «закрыть дверь нацистским агентам». На ее беду, начало рекламного тура «Олимпии» совпало с Хрустальной ночью 9 ноября 1938-го.
Рифеншталь уверяла, что еврейские погромы в Германии разразились, когда она пересекала Атлантику, что она ни о чем не знала, не догадывалась, не подозревала и попросту не поняла, почему Америка встретила ее столь агрессивно.
Тут один из репортеров прокричал:
— Что вы скажете по поводу того, что немцы жгут еврейские синагоги, громят еврейские магазины и убивают евреев?
Я в испуге возразила:
— Это неправда, не может быть правдой!
На пароходе нам попадались американские газеты, в которых писалось много глупостей о Германии, поэтому я была убеждена, что это очередная клевета.
На самом деле, Рифеншталь прибыла в США еще 4 ноября. Сразу после погрома германский консул в Нью-Йорке и представитель Министерства пропаганды посоветовали ей немедленно вернуться на родину, однако Рифеншталь отказалась.
В Нью-Йорке эти сообщения еще не вызывали антинемецких настроений. Кинг Видор специально прибыл из Голливуда, чтобы приветствовать меня.
В Нью-Йорке Рифеншталь познакомилась с «девушками Зигфелда» и договорилась с директором Радио-сити-мьюзик-холла, крупнейшего нью-йоркского концертного зала на шесть тысяч зрителей, о встрече в Голливуде, чтобы закрепить на бумаге договоренность о прокате «Олимпии». Побывала на негритянском ревю, о котором в мемуарах не вспомнила, хотя по горячим следам характеризовала его живописно:
Одна лишь перехватывающая дыхание ловкость дикарей, но ни мозгов, ни вдохновения. Негры вообще придумали хоть что-нибудь великое? Евреи политически поддерживают негров. Под их влиянием негры станут коммунистами, и таким образом негры и евреи принесут в Америку коммунизм.
В Чикаго ее принял президент Международного олимпийского комитета Эвери Брэндедж, состоялся первый показ ее шедевра с английскими субтитрами. В Детройте она гостила у Генри Форда, мечтавшего познакомиться с Гитлером на партайтаге в Нюрнберге. По пути в Голливуд — любовалась Большим каньоном и восхищалась индейскими изделиями из серебра с бирюзой.
В общем, все было к лучшему в лучшем из миров.
Лос-Анджелес, пестревший плакатами с призывами бойкотировать нацистку, с первых же минут произвел на нее отталкивающее впечатление: Лени не терпелось оказаться в зарезервированном на три недели бунгало в великосветско-богемном отеле «Сад Аллаха». Но Гисслинг сообщил, что управляющему угрожали смертью и он аннулировал резервацию, а АЛГ отчеканила (The Hollywood Reporter, 27 ноября): «Свободных мест для нацистских агентов нет».
Рифеншталь пришлось переехать в отель «Беверли-Хиллз». Но это было только начало.
Без предупреждения отменили запланированную встречу с директором Радио-сити-мьюзик-холла. Было заявлено, что он уволен, поскольку намеревался организовать премьеру «Олимпии» в Америке. Я решила немедленно возвращаться.
Но не уехала: упросили остаться «многие американцы».
Лига, говорили они, представляет лишь меньшинство, а у меня здесь много друзей. Нас буквально засыпали приглашениями. ‹…› Мы жили как гости в крупных поместьях и знакомились с американским «Диким Западом». На одном ранчо ковбой научил меня бросать лассо и дал уроки верховой езды. ‹…› Неожиданно пришло приглашение от Гари Купера. Как я прочитала в прессе, он только что возвратился из турне по Германии, от которой пребывал в полном восторге. Сначала сообщили, что за мной заедут в гостиницу, потом пришел отказ. Куперу якобы неожиданно пришлось уехать в Мексику.