замечательно. А «правду жизни» в классическом Голливуде искать заведомо бессмысленно.
«Миссия в Москву» — особый случай: Уорнеры подписали контракт с Дэвисом в июле 1941-го, еще до вступления США в войну. В 1947-м, отбиваясь от КРАД, Джек Уорнер заявит: он исполнял личную просьбу позвонившего ему ФДР. Затем переменит показания: к Дэвису он обратился по собственной инициативе.
Первая версия правдоподобнее. Для ФДР фильм был антиизоляционистским аргументом в споре с законодателями. То есть самый «сталинистский» фильм — инструмент сугубо внутренней политики США.
Советско-американская дружба достигала зенита, когда 13 октября 1942 года Базыкин сообщал члену правления ВОКС Лидии Кисловой:
[Начальнику Технического управления КДК, главе делегации советских киноинженеров] Ирскому не удалось ни проникнуть в студию, ни поговорить с постановщиком фильма. Не удалось это также и товарищу Литвинову во время его пребывания в Голливуде. До нас дошли сведения, что в фильме возможны антисоветские выпады, о чем было сообщено товарищу Литвинову для возможного дипломатического вмешательства. Однако товарищ Литвинов отказался это сделать и дал указание советским работникам держаться подальше от всех дел, с этим связанных. Товарищ Ирский привез только один из первых вариантов первой половины сценария, знакомство с которым показывает, что отсутствие контроля со стороны советских людей может повести к появлению в фильме ряда сцен, искажающих историческую действительность.
Исходя из личных симпатий, Дэвис настаивал, чтобы сценарий доверили, несмотря на отсутствие у него киноопыта, Колдуэллу. Удивительно, но он настоял. В кои-то веки Уорнеры не только в этом проявили удивительную наивность. Заключая контракт с Дэвисом, они якобы полагали, что вписанный им беспрецедентный пункт о праве автора первоисточника одобрить (или не одобрить) сценарий — чистая формальность.
То, что изготовил Колдуэл, продюсеры сочли катастрофой: он, по слухам, живописал, в частности, секретную встречу Троцкого с Риббентропом. Только тогда на помощь призвали Коха: не как коммуниста, а как «врача „скорой помощи“». Дэвис буквально диктовал ему диалоги своего экранного двойника с Черчиллем.
Продюсера Роберта Бакнера смущала категоричность изображения жертв московских процессов как извергов рода человеческого, но Дэвис был непреклонен: изверги, и точка. Вопреки желанию студии Дэвис отослал сценарий Литвинову, а за две недели до премьеры настоял на дополнении фильма сценой посещения Марджори Дэвис и Жемчужиной парфюмерной фабрики, где супруга посла почувствовала себя, как на родной Пятой авеню.
На протяжении 1942-го ФДР трижды встречался с Дэвисом, а помпезной премьере «Миссии» предшествовал приватный показ в Белом доме. Послание ФДР, облеченное в форму фильма, до целевой аудитории дошло, но с опозданием, обесценившим его смысл. В 1943-м агитировать за союз с СССР и предостерегать против пятой колонны уже не имело смысла.
Кроутер из The New York Times хвалил фильм за честное изложение русской точки зрения и подчеркнул: только русские адекватно оценивали европейские угрозы накануне войны. Обозреватель Variety был сражен «высокоинтеллектуальной природой» фильма. Элтон Кук (The New York World-Telegram) счел фильм чрезвычайно важным для понимания советской политики, а актуальный и противоречивый сюжет назвал великолепным. Отис Гернси-младший (Herald Tribune) был с ним солидарен: «Один из самых незабываемых документов нашей эпохи, мощный инструмент для изучения исторических фактов и смыслов».
Они правы в чем-то существенном. Объективная новизна «Миссии» не могла не поразить: это первый сугубо политический квазидокументальный фильм в истории.
Впрочем, благожелательных оценок было не так уж и много. Вдохновенный, как докладная записка, фильм «невообразимо скучен» — простонал умнейший Мэнни Фарбер (The New Republic). Персонажи отличаются психологической глубиной, достойной экспонатов мадам Тюссо. Единственная новость о России, которую можно извлечь из фильма — русским рабочим платят сверхурочные. Беседы Дэвиса с механиками, шахтерами и фермерами так однообразны, что не удивила бы и его встреча с ожившим Лениным: «Как вы оцениваете свои шансы, мистер Ленин? Сам-то я капиталист…»
Фарбер — чуть ли ни единственный, кто предъявлял «Миссии» эстетические, а не политические претензии. Либералы и троцкисты негодовали. Дьюи назвал «Миссию» в письме в The New York Times первым образцом «тоталитарной пропаганды для массового потребления».
Удивительно неуклюже выражался философ Дьюи: пропаганда, по определению, — продукт массового потребления.
Time, не желая критиковать президентский заказ от своего имени, обратилась к общественным деятелям с вопросом, заключавшим в себе ответ: «Честно ли и справедливо ли выдавать ‹…› искажение текущих событий за истину в последней инстанции?»
Общественность дружно откликнулась: «Нет!»
Едва ли не самый уважаемый критик и сам сценарист («Африканская королева», «Ночь охотника») Джеймс Эйджи суммировал: «Смесь сталинизма, голливудизма, рузвельтизма и оппортунизма», «первый советский фильм, снятый на американской студии» (The Nation).
Эйджи — единственный, кто оговорился, что считает благом для Америки все, что укрепляет военный союз с Россией. Прочие критики рассуждали так, словно войны не было и в помине. Словно в мирное время по дикой прихоти Голливуд вздумал прославить «кремлевского горца». Еще изумительнее то, что критиков фильм не только возмутил, но и ошеломил: словно они не знали, что им предстоит, и были оскорблены в лучших чувствах. Между тем книга Дэвиса не могла пройти мимо внимания Мейера Шапиро или Дороти Томпсон, но не вызвала у них по выходе в свет протестов.
ДВИ были чужды нюансы:
[ «Миссия»] — потрясающая история о России, [которой суждено стать] одним из самых замечательных фильмов этой войны и величайшим вкладом в программу военной информации.
Дэвис ненадолго вернулся в счастливое московское вчера. 20 мая 1943-го он сопровождал посла Стэндли на кремлевском показе для Сталина, Молотова, Литвинова, Берии, Микояна и Ворошилова. Свою историческую роль паллиатива второго фронта, в его отсутствие демонстрирующего Москве нежнейшие чувства Америки к СССР, фильм сыграл.
Фильм обошелся Уорнерам в полтора миллиона, да еще на рекламу ушли немыслимые 250 тысяч (называют и полмиллиона), но собрал лишь 945 тысяч. Только этот провал спас Fox от конфуза куда большего, чем тот, которым могла обернуться «Буря на Западе».
Преминджер, немецкий беженец, режиссер и продюсер, ангажировал Ларднера адаптировать книгу Марты Додд «Из окна посольства». Из окна она смотрела на нацистскую Германию, где Уильям Додд, ее отец, работал послом в 1933-1937-м. Пикантность ситуации в том, что Марта — она же Лиза — работала на советскую разведку. Ее разработку начал Борис Виноградов, работавший в Берлине первым секретарем полпредства, а завершил в 1936-м корреспондент «Известий» Дмитрий Бухарцев. Процесс затянулся, поскольку Марта и Виноградов полюбили друг друга, и возмущенный Центр перевел его в Польшу.
Об аресте и расстреле любовника Марта могла не догадываться (мало ли, куда и под каким именем занесла его судьба разведчика), но относительно Бухарцева иллюзий не строила: в январе 1937-го арестованный Бухарцев обличал Пятакова на открытом процессе. Но это не повлияло на ее верность СССР.
Марту называют сексуальной авантюристкой (работай она на ЦРУ, назвали бы феминисткой?), любовницей Вулфа и Сэндберга, аса Удета и первого шефа гестапо Дильса. Ханфштангль сватал ее самому фюреру. Но ее искренний революционный энтузиазм несомненен, как и порывистая независимость, осложнявшая жизнь ее кураторам. В кишащем шпиками Берлине она штудировала марксистскую литературу под руководством Арвида «Корсиканца» Харнака — руководителя эффективной и жертвенной советской разведгруппы, известной как «Красная капелла».
Выйдя в сентябре 1938-го замуж за миллионера Альфреда Стерна, Марта привлечет его к разведработе, как уже привлекла своего брата. В их нью-йоркской квартире на 57-й улице и в доме в Коннектикуте бывали Хеллман, Робсон, Одетс, Блицстайн.
В 1953-м Додд и Стерн перебрались от греха подальше в Мексику. Заочно осужденные в сентябре 1957-го за шпионаж, бежали в ЧССР, уехали на Кубу, потом вернулись в Чехословакию, где Марта и умерла в 1990-м.
В общем, Ларднеру очень повезло, что у Преминджера возникли проблемы с его предыдущим фильмом «Лаура» и доработка сценария этого нуара по роману Каспари помешала ему приступить к экранизации книги Марты.
Глава 28Товарищ Браудер сходит с ума. — Охота на нудистов. — Киноальянс защиты американских идеалов. — НКВД-КГБ против Джона Уэйна
Я сказал, что неспособен представить ситуацию, в которой капиталисты сказали бы: «О’кей, ребята, у нас никак не получается управлять страной, теперь ваша очередь», и незаметно отвалили бы. Он ответил: «Действительно, неспособны представить, Алва? Действительно?» — Бесси.
В январе 1943-го Бесси познакомился в вагоне-ресторане поезда, мчавшего его навстречу голливудскому счастью, с Браудером: генсек компартии и член исполкома Коминтерна ехал агитировать за второй фронт.
Браудер никогда не казался мне выдающимся оратором или крупной личностью, но когда я познакомился с ним, он сказал, что ему очень нравятся мои книги ‹…› и пригласил в свое купе. Когда я в разговоре выказал недовольство тем, что союзники еще не открыли второй фронт в Европе, он цинично улыбнулся и сказал:
— Да полноте! Неужели вы сомневаетесь в том, что мы хорошие союзники?
После этого я окончательно понял, что он мне совершенно не по душе, и пожалел, что распил с ним бутылку курвуазье, которой жена снабдила меня в дорогу. — Бесси.
Браудер был добродушным канзасцем, очень симпатичным и благонамеренным человеком, но либеральным реформистом, использовавшим марксистскую фразеологию. —