Мне стало некомфортно от того, что мой ученый друг все это время наблюдал за мной, и я почти впал в отчаяние, как блоха, очутившаяся на освещенной подставке бинокулярного микроскопа.
— Дорогой Джервис, — улыбнулся Торндайк, — за пятнадцать минут вы не вымолвили ни слова, вы поглощали пищу, как автомат, не разбирая ни вкуса, ни запаха, и периодически строили такие гримасы кофейнику, что я забеспокоился, хотя, держу пари, кофейник был на вашей стороне, насколько я сужу по сделанному им официальному заявлению.
Я стряхнул задумчивость, взглянул на отражение в полированном серебре и, увидев свое искаженное то ли кофейником, то ли мрачными мыслями лицо, расхохотался.
— Черт знает, что на меня напало, — признался я, — извините ради бога.
— Ничего страшного, — усмехнулся Торндайк, — хотя я всячески пытался вернуть вас к действительности и заговорил лишь тогда, когда вы исчерпали возможности актера немого кино.
— Вас забавляет меня подкалывать, — слабо упрекнул я коллегу. — А в чем смысл?
— Смысла, конечно, немного. Я, скажем так, поглощал побочный продукт вашей умственной деятельности. О, к нам пожаловал Энсти!
Я услышал стук трости во внутреннюю дверь, а когда Торндайк вскочил и распахнул ее, раздался музыкальный голос, размеренные модуляции которого выдавали в его обладателе опытного оратора.
— Приветствую, дорогой друг! — воскликнул гость. — Не помешал вашим занятиям? — Джентльмен ступил в приемную и осмотрелся: — Вот оно что! Физиологическая химия и ее практическое применение. Исследуете свойства полосатого бекона и жареных яиц в компании еще одного ученого собрата? — И он поглядел на меня через пенсне так критически, что я растерялся.
— Это господин Джервис, о котором я вам рассказывал, — пояснил Торндайк. — Он — наш партнер в деле Хорнби.
— Эхо вашей славы достигло моих ушей, — протянул мне руку Энсти, — я слышал о вас много лестного и рад познакомиться. Как я вас сразу не узнал? Вы похожи на своего дядюшку, чей портрет висит в Гринвичской больнице.
— Энсти, вы — заправский шутник, — улыбнулся Торндайк, — но, по счастью, у вас случаются периоды просветления, и мы терпеливо ждем, когда наступит очередной из них.
— Терпеливо! — фыркнул эксцентричный барристер. — Это я должен набраться терпения, пока меня таскают по магистратам, полицейским судам и всяким клоакам беззакония, чтобы защищать грабителей, словно я — адвокат с Кеннингтон-лейн.
— Вы беседовали с Лоули, как я вижу.
— Да, и, по его мнению, нам не на что опереться.
— Нет, позвольте: мы обопремся на свои головы, как обычно и поступают мужи интеллекта. Мистер Лоули плохо осведомлен о деле.
— А он думает, что знает все, — возразил Энсти.
— Что ж тут странного? Большинство дураков считают себя умными, — парировал Торндайк. — Они получают свои жиденькие знания чисто интуитивно — путь незамысловатый и не слишком затратный. Нам нужно повременить с защитой, вы согласны?
— Магистрат призна`ет Рубена Хорнби виновным, если только у вас нет несокрушимого алиби.
— Алиби мы поищем, но особенно рассчитывать на него не будем.
— Тогда вы правы, защиту лучше отложить, — сказал Энсти и посмотрел на часы: — Нам пора, магистрат назначил на половину десятого, а надо еще зайти к Лоули. Доктор Джервис, вы с нами?
— Да, пойдемте, — пригласил меня Торндайк. — Не волнуйтесь, ничего страшного; это касается слушания дела Рубена Хорнби. Мы сегодня не планируем выступать, но постараемся понять намерения стороны обвинения.
— Я готов, — обрадовался я, хватая шляпу, и мы направились в Линкольнс-Инн, где располагалась контора мистера Лоули.
— Доброе утро, господа, — сказал солиситор, когда мы вошли. — Рад вас видеть, заждались. Вы, кажется, незнакомы с мистером Уолтером Хорнби? Исправляю положение. — И он представил нас с Торндайком кузену нашего клиента, мы обменялись рукопожатиями и посмотрели друг на друга с нескрываемым интересом.
— Я слышал о вас от тети, — обратился ко мне Уолтер. — Миссис Хорнби относится к вам как к Маскелайну и Куку от юриспруденции и безоговорочно верит, что ради ее племянника и моего кузена вы сотворите чудеса, никак не меньше. Рубен, бедняга, выглядит плоховато. Вы согласны, доктор Джервис?
Рубен в тот момент беседовал с Торндайком, но, заметив меня, сразу приблизился и протянул мне руку с теплотой, которая показалась мне очень трогательной. Он словно постарел с тех пор, как я видел его в последний раз, похудел и побледнел, однако держался невозмутимо и переносил свою беду с присущим ему достоинством, видимо, врожденным.
— Кэб ожидает у входа, сэр, — доложил клерк.
— Кэб? — с сомнением повторил мистер Лоули, бросая на меня косой взгляд. — Боюсь, нам требуется омнибус.
— Доктор Джервис и я можем пройтись пешком, — предложил Уолтер Хорнби. — Не удивлюсь, если мы окажемся на месте еще раньше вас, ну а чуть опоздаем — вы нас подождете.
— Ладно, — кивнул солиситор, — так и поступим.
Мы вышли на улицу, где вблизи тротуара стояла извозчичья карета. Когда все уселись, Торндайк на миг задержался, шепнул мне:
— Не позволяйте ему ничего из вас вытянуть, — и, даже не взглянув на меня, сел в кэб и захлопнул дверцу.
Две-три минуты мы с Уолтером Хорнби шли рядом, но словно незнакомые люди, потом он нарушил затянувшееся молчание:
— Какое необычное дело! Я, признаться, не могу нащупать в нем ни головы, ни хвоста.
— Вы о чем? — удивленно покосился я на него.
— О том, что, как ни пытайся логически выстроить картину происшедшего, неизбежно запутываешься в противоречиях. Посудите сами: Рубен, по-моему, честнейший человек, якобы совершил крупную, подлую и ничем не обоснованную кражу. Он не богат, но и не беден, материально не стеснен и ни в коей мере не алчен. В то же время обнаружен отпечаток большого пальца, который, по мнению экспертов, подтверждает, что Рубен — вор. Лично меня это сбивает с толку, обескураживает. А вас?
— Согласен с вами, — кивнул я, — случай загадочный.
— Но у вас есть какие-то объяснения? — нетерпеливо спросил мой собеседник, даже не пытаясь скрыть любопытство.
— Нет, мы в тупике, — развел я руками. — Рубен, как вы правильно говорите, не похож на грабителя, мотивов для воровства у него нет, следовательно, это дело непостижимо.
— Ну да, — вздохнул мистер Уолтер, разочарованный моим вялым ответом, и, немного помолчав, тревожно добавил: — Но как выпутаться из создавшегося положения? У нас вся семья страдает. Нам не наплевать на судьбу Рубена — он наш родной человек.
— Понимаю и сочувствую, — заверил я, — однако разбираюсь в этом вопросе не лучше вас, а что касается доктора Торндайка, который пытается выстроить линию защиты вашего кузена, то мой коллега вряд ли посвятит вас в свои замыслы — такой у него принцип, к тому же любые выводы пока преждевременны.
— Я это уже понял со слов Джульет, — проворчал он, — но полагал, что у вас имеется хотя бы общая стратегия, вы ведь трудились в лаборатории, проводили фотосъемки, исследовали отпечатки через микроскоп…
— В лаборатории я до вчерашнего вечера, когда доктор пригласил меня туда вместе с вашей тетей и мисс Гибсон, ни разу не был. Все работы там выполняет ассистент, в чьи обязанности входит не размышлять и анализировать, а проводить технические опыты; его знания о делах клиентов доктора Торндайка так же «обширны», как у типографа о книгах, которые он штампует на печатном станке. Нет, мистер Уолтер, вы напрасно стараетесь: Торндайк — человек, привыкший играть в одиночку, без команды, и никто не поможет вам узнать его карты, пока он сам не выложит их на стол.
Мой спутник замолчал, обдумывая мои слова, а я поздравил себя с тем, что так искусно отразил довольно неприятную психологическую атаку. Я и не подозревал, что совсем скоро мне придется горько пожалеть о том, что я держался с такой прямотой и выражался столь недвусмысленно.
— Состояние моего дяди, — промолвил Уолтер после долгой паузы, — в настоящий момент и так не ахти, а теперь к прочим неприятностям добавился и этот злосчастный инцидент.
— Неужели ваш дядя испытывает трудности? — изобразил я изумление на лице.
— А разве вы не слышали? Это ни для кого не секрет, потому что касается общественной собственности. Его финансовые дела несколько запутались; во всяком случае, они идут не так, как раньше. Но мой дядя — замечательный предприниматель, я верю, что он прорвется и выйдет победителем. Видите ли, нелегко управлять инвестициями, или вам больше нравится слово «спекуляции»? Дядя потерял на рудниках немалую часть капитала; это ведь только со стороны кажется, что все просто, что мистер Хорнби держит руку на пульсе и никакие кризисы ему не страшны. В действительности бизнес дяди подвержен типичным рискам, и сейчас он не может удержать капиталовложения на прежнем уровне, а если не вкладывать деньги, то быстро разоришься. Вы меня понимаете? А тут еще эти чертовы бриллианты! Дядя добровольно хранил их у себя и формально не несет ответственности, но драгоценности украдены из его сейфа, значит, он все-таки виноват перед законом? Сейчас юристы пытаются разобраться в этих хитросплетениях, а завтра состоится собрание кредиторов.
— Ваши прогнозы?
— Надеюсь, дядю пока оставят в покое; если же его обяжут возместить стоимость алмазов, ему придется, как он выражается, по удару бича прыгать через горящий обруч, словно льву в цирке.
— А какова стоимость бриллиантов, похищенных из сейфа?
— От двадцати пяти до тридцати тысяч фунтов.
— Ого! — присвистнул я и едва успел подумать: «Интересно, Торндайку известен масштаб кражи? Дело-то, оказывается, куда крупнее, чем мы себе представляли», — как попутчик прервал мои размышления, указал на здание магистрата и произнес:
— Мы добрались, а юристы, наверное, уже внутри.
Констебль у ворот подтвердил, что господа адвокаты приехали, и объяснил, как попасть в зал. Мы двинулись по коридору, прокладывая себе дорогу через толпу зевак, и, едва успели занять места перед скамьей солиситоров, как началось слушание. Обстановка, царившая на заседании, подействовала на меня самым угнетающим образом. Мне пришло в голову, что если против какого-либо человека, кем бы он ни был, уже пущена в ход неумолимая судебная машина, ему несдобровать, даже если он чист и невинен, как младенец, и ни разу в жизни не обидел даже муху.