— Да, — согласился я, — это необычно.
— Теперь, — продолжал Торндайк, — рассмотрим текст этикетки. Его печатал абсолютный новичок: в двух местах ему не удалось сделать пробелы между словами, в двух случаях он напечатал значки вместо букв, ну а количество опечаток — пять — превышает все допустимые нормы.
— Вы правы, этикетка неаккуратная. Интересно, почему этот неумеха не оторвал ее и не перепечатал? Неужели его начальник удовлетворен такой работой?
— Я задался тем же вопросом, — кивнул Торндайк. — Чтобы на него ответить, взглянем на оборотную сторону ярлыка. Обратите внимание: название фирмы напечатано не на самом ярлыке, как это обычно бывает, а на отдельной полоске бумаги, приклеенной к ярлыку, — прием грубый и сопряженный с потерей времени. Если мы еще тщательнее рассмотрим полоску с текстом, то заметим: она отрезана так, чтобы по размеру соответствовать ярлыку. Действовали с помощью ножниц: углы не вполне прямые, и в одном месте видна нахлестка, что часто случается при работе с ножницами. — Торндайк передал мне сверток и лупу, через которую я отчетливо разглядел все, о чем он говорил. — Надеюсь, не требуется объяснять, что стандартные фабричные этикетки имеют заданный размер и правильные уголки, чего в нашем случае не наблюдается. Нет также нужды доказывать, что ни один уважающий себя производитель не станет наклеивать такие этикетки. Полоску отрезали вручную, ножницами, с целью подогнать ее под размер ярлыка, после чего приклеили на поверхность. Работа грубая и топорная. Кроме того, для чего такие хлопоты? Ведь затраченное время стоит денег! Производитель взял бы готовый ярлык и напечатал на нем название — вот и все.
— Да, вы правы, — ответил я. — Но если ярлык нечаянно испортили, почему служащий не оторвал его и не выбросил? Что ему стоило быстро напечатать и приклеить новый?
— То-то и оно. Посмотрите на полоску еще раз. Она сильно обесцвечена, словно ее вымачивали в воде. Остановимся на этой версии. Выходит, полоску отделили от другой упаковки, то есть отправитель имел одну полоску, которую, размочив клей, снял с оригинальной упаковки, высушил, обрезал края и наклеил на этот ярлык. Если он произвел эти манипуляции до того, как печатать текст, — а скорее всего так оно и было, — он не стал бы отклеивать полоску во второй раз, чтобы не повредить напечатанные буквы.
— Вы ведете к тому, что упаковка не фабричная, а подделка?
— Не торопитесь с выводами, — покачал головой Торндайк. — Я демонстрирую пример того, что тщательное исследование запакованной посылки или запечатанного конверта побуждает получателя уделить особое внимание их содержимому. Давайте вскроем сверток и посмотрим, что внутри.
Он ловко разрезал обертку острым ножом, и мы увидели плотную картонную коробку, обернутую в несколько рекламных листов. Торндайк раскрыл ее — внутри лежала большая, с обрезанными кончиками сигара, обернутая в вату.
— Клянусь Юпитером, трихинопольская! — воскликнул я. — Ваша любимая марка, доктор.
— Да, вот еще одна аномалия, которую мы упустили бы, не находись мы в состоянии боевой готовности.
— Какая аномалия? — опешил я. — Считайте меня болваном, но я не вижу ничего необычного, что производитель сигар посылает одну из них в качестве рекламного образца, а если клерк плохо владеет машинописью и испортил этикетку, то это не ухудшает качество сигары.
— Вы помните надпись на ярлыке? — нахмурился Торндайк. — Прочтите ее снова и взгляните на рекламные листки. Что там написано? «Господа Бартлетт и сыновья производят сигары только из отборных листьев, выращенных на собственных плантациях на острове Куба».
— Ну и что?
— А то, что они не изготовили бы трихинопольскую сигару с обрезанным кончиком из листьев, произрастающих в Вест-Индии. Перед вами, мой друг, странная аномалия: ост-индская сигара, посланная вест-индскими плантаторами.
— Что же из этого следует?
— То, что эта сигара — кстати, славного сорта — заслуживает пристального исследования. — Он достал из кармана мощную лупу с двумя линзами и осмотрел поверхность сигары и оба кончика. — Взгляните сюда, на маленький кончик, — попросил он, передавая мне сигару и лупу. — Ваше мнение на сей счет?
Я направил лупу на срез туго скрученного листа:
— По-моему, лист слегка развернут в центре, как если бы его приподняли тонкой проволочкой.
— Замечательно! — обрадовался Торндайк. — Я полностью разделяю ваше мнение. Давайте продолжим изучение сигары. — Он положил ее на стол и с помощью острого перочинного ножа с тонким лезвием разделил вдоль на две половинки. — Ecce signum![4] — произнес он, когда обе части сигары разошлись в стороны.
Несколько секунд мы молчали, уставившись на разрезанную сигару. Примерно в полудюйме от ее кончика виднелась дорожка какого-то вещества белого цвета наподобие мела, нанесенного прямо на лист.
— Что это такое? — нарушил я тишину.
— Подарок от нашего изобретателя, я полагаю, — промолвил Торндайк, взял половинку сигары и стал разглядывать белую дорожку через лупу. — Глубокий ум, Джервис, к тому же оригинальный. Вот бы приложить такие таланты к чему-нибудь другому! По-моему, от этого выиграло бы все человечество. Но, увы, пока внимание нашего гения зациклено на мне одном, что меня крайне не устраивает, и я собираюсь выразить решительный протест.
— Ваш долг, — заявил я, — немедленно арестовать этого хладнокровного мерзавца. Он представляет собой угрозу для общества. Вы ведь знаете, кто послал отравленную сигару?
— У меня есть близкая к истине догадка, но это еще не знание. Хотя в этот раз нашему субъекту изменило чувство опасности либо он торопился — в общем, он оставил пару следов, по которым можно установить его личность.
— Неужели? И каких же?
— Тут требуются разъяснения, — интригующе произнес мой коллега, удобнее уселся в кресле и начал набивать трубку с видом человека, который намерен детально разобрать предмет. — Давайте проанализируем, какую информацию этот изобретатель предоставил нам о себе. Во-первых, что не подлежит сомнению, он сильно заинтересован в моей кончине, причем немедленной. Почему же он так настойчиво желает мне смерти? Вряд ли из-за собственности: я далеко не богат, и условия моего завещания известны лишь мне одному. Личная вражда? Месть? По моему глубокому убеждению, у меня нет личных врагов. Остается моя профессиональная деятельность как следователя-криминалиста. С ней-то и связано стремление данного субъекта уничтожить меня. В настоящий момент я провожу эксгумацию, которая может закончиться обвинением в убийстве. Но если бы я и умер сегодня, расследование продолжил бы, и весьма эффективно, профессор Спайсер или какой-либо другой токсиколог. Моя смерть не повлияла бы на участь обвиняемого. Так же обстоит еще с двумя делами, которыми занимаюсь я, но их способны довести до конца мои коллеги-сыщики. Вывод: наш виртуоз не имеет отношения ни к одному из упомянутых мною дел; он полагает, что я обладаю эксклюзивной информацией, которая касается его самого, и что я — единственный в мире, кто подозревает его в преступлении и способен разоблачить. Допустим, существует некий субъект, виновность которого мог бы засвидетельствовать только я один. Теперь этот тип, не зная, что я передал нужные сведения третьей стороне, рассудил, будто, устраняя меня, обеспечивает себе полную безопасность.
Таков исходный посыл, поехали дальше. Отправитель сигары, некто мистер Х., — человек, о котором я собрал эксклюзивные сведения. Но ведь я не обнародовал их, иначе другие лица также заподозрили бы Х. в преступлении. Почему же он решил, что я планирую его уличить, если я нигде ни единым словом не обмолвился о своих изысканиях? Выходит, и он обладает той же самой эксклюзивной информацией, что и я, то есть моя версия верна, ибо, если бы я ошибался, мистер Х. не знал бы о ней.
— Что вы думаете по поводу сорта сигары?
— Примечательный факт. Почему он послал трихинопольскую вместо гаванской, которую Бартлетты действительно выпускают? Выглядит так, словно он осведомлен о моем пристрастии и, учитывая мои личные вкусы, позаботился о том, чтобы я не выбросил сигару и не передал ее кому-то другому. Значит, мой дорогой Джервис, наш с вами лучший друг имеет понятие о моих привычках.
— Так кто он, этот таинственный мистер Х.?
— Вы имеете в виду его социальное положение? Бартлетты посылают рекламные проспекты и образцы своей продукции не кому угодно, а главным образом богословам, юристам, врачам и прочим категориям образованных людей со средствами и статусом в обществе. Конечно, клерк, мальчишка-рассыльный или слуга могли по неаккуратности испортить оригинальную этикетку, но вероятнее всего X. наклеивал ее сам; это подтверждается тем, что данный господин имеет доступ к сильному алкалоидному яду, каким, несомненно, является вещество белого цвета.
— Следовательно, он медик или химик?
— Не обязательно, — покачал головой Торндайк. — Законы относительно хранения и продажи ядов так расплывчаты, что практически не действуют: каждый обеспеченный человек, обладающий необходимыми знаниями, раздобудет почти любой яд, какой пожелает. Социальное положение — важный фактор, из которого вытекает, что мистер X. принадлежит по меньшей мере к среднему классу.
— И он, разумеется, умен и находчив?
— Выше всяких похвал. Он изобретателен и широко эрудирован. Идея с сигарой не только оригинальна, но и приспособлена к обстоятельствам. Сигара с обрезанными кончиками выбрана неслучайно. Во-первых, это сорт, который я люблю, то есть велика вероятность того, что я выкурил бы сигару сам, а не отдал коллеге или приятелю. Во-вторых, ей не нужно обрезать кончик, что тотчас привело бы к обнаружению яда. План также демонстрирует знание химии: яд не предназначался только для того, чтобы раствориться в слюне. Суть в том, что пар, вызванный горением листа на отдаленном от центра кончике, сконденсируется в более холодной части сигары и растворит яд, который попадет в рот.