— Мистер Трамплер, вы собираетесь приглашать других свидетелей? — осведомился судья, погружая перо в чернильницу.
— Нет, милорд, — вальяжно промолвил сэр Гектор. — В этом нет необходимости. Ситуация очевидна. Дело выигрывает сторона обвинения.
Энсти быстро вскочил, словно спохватившись, и, апеллируя к судье, произнес:
— Я вызываю свидетеля, милорд.
Судья кивнул и что-то черкнул на листе, а Энсти обратился к публике с краткой преамбулой:
— Милорд и господа присяжные, на этой стадии разбирательства я не стану утомлять вас длинным выступлением, а сразу перейду к показаниям первого свидетеля защиты.
Джульет сжала мою руку и пролепетала угасающим шепотом:
— Это ужасно. Доводы Синглтона поистине сокрушительные. Что можно им противопоставить? Я в отчаянии. Бедный Рубен! Он пропал, доктор Джервис! Пропал безоговорочно. Теперь у него нет ни единого шанса выкарабкаться.
— Мисс Гибсон, вы лично сомневаетесь в его невиновности? — спросил я, поглаживая ее по руке.
— Да что вы! — возмутилась она, высвобождая руку. — Я как никогда уверена в ней.
— В таком случае, — резонно заметил я, — у стороны защиты наверняка найдутся какие-либо способы доказать данный факт.
— Господи, поскорее бы, — грустно пробормотала она. — Неизвестность терзает больше всего.
В этот момент пристав огласил имя свидетеля:
— Эдмунд Хорфорд Роуи.
На свидетельское место поднялся проницательного вида седой мужчина с бритым лицом и коротко подстриженными бакенбардами.
— Ваш род занятий, мистер Роуи? — спросил Энсти.
— Доктор медицины, читаю курс судебной медицины в колледже при Южной лондонской больнице.
— Вам случалось в профессиональных целях изучать свойства крови?
— Конечно. Они имеют огромную важность с судебно-медицинской точки зрения.
— Что происходит, когда капля крови — допустим, из порезанного пальца — падает на дно металлического сейфа?
— Капля крови из живого тела, упавшая на не впитывающую влагу поверхность, в течение короткого времени превращается в студневидную массу, сначала сохраняющую некоторый объем и цвет жидкой крови.
— Далее она претерпевает изменения?
— Да, через несколько минут студневидная масса начинает высыхать и приобретать твердость, так что кровь разделяется на две составляющие: твердую и влажную. Первая представляет собой крепкий, жесткий студень темно-красного цвета, вторая — бледно-желтую жидкость.
— Каково состояние крови через два часа?
— Получится капля почти бесцветной жидкости с маленьким красным комочком в центре.
— Если такую каплю перенести на белый лист бумаги, как она будет выглядеть?
— Бумага смочится бесцветной жидкостью, а комочек, с высокой долей вероятности, прилипнет к листу.
— Приобретет ли кровь на бумаге вид однородной жидкости?
— Определенно нет. Жидкая субстанция будет выглядеть как вода, а комочек — как твердая масса, приклеившаяся к бумаге.
— Кровь всегда принимает подобный облик?
— Всегда, если не использованы какие-либо искусственные средства, препятствующие свертыванию.
— Каким образом кровь предохраняют от свертывания и высыхания?
— Существуют два распространенных метода. Один — быстро помешивать или взбивать свежую кровь. Так удается освободиться от фибрина, вызывающего застывание крови, и она какое-то время не меняется внешне, оставаясь жидкой. Другой способ заключается в том, чтобы растворить в свежей крови некоторую долю щелочной соли, и тогда кровь не загустеет.
— Согласно свидетельству инспектора Сандерсона, он исследовал сейф в десять часов тридцать одну минуту и заметил на дне две крупные капли крови. Сержант Бейтс дал суду показания, что осмотрел сейф в двенадцать тридцать, то есть еще двумя часами позже, и перенес одну из капель на бумагу. Капля к тому времени не загустела и не засохла, а выглядела на листе как однородная красноватая жидкость цвета крови. Каковы, на ваш взгляд, ее природа и состояние?
— Если это действительно была кровь, то либо дефибринированная, то есть с извлеченным посредством взбивания фибрином, либо смешанная со щелочной солью.
— По-вашему, капли, найденные на дне сейфа, не являлись обычной кровью, вытекшей из пореза или другой раны?
— Я уверен, что такое невозможно.
— Доктор Роуи, вам приходилось работать с отпечатками окровавленных пальцев?
— Да, совсем недавно я провел ряд экспериментов на этот предмет.
— Резюмируйте, пожалуйста, свои выводы.
— Я поставил своей задачей определить, оставляют ли пальцы, выпачканные кровью, особые и характерные следы. Проведя множество опытов, я удостоверился, что крайне сложно получить отчетливый отпечаток пальца, смоченного свежей кровью. Типичный результат — лишь красное пятно, не показывающее рисунка бороздок по причине того, что кровь заливает желобки между линиями отпечатков. Но если кровь на пальце подсушить, отпечатки выходят куда более качественными.
— Можно ли выявить среди других отпечаток, оставленный почти сухим пальцем?
— Да, это несложно. Когда кровь почти сухая, она твердая и пристает к бумаге иначе, чем жидкая. Это позволяет изучить мелкие детали поверхности пальца, такие как устья потовых желез, которые отсутствуют, если палец влажный.
— Посмотрите на бумагу, обнаруженную в сейфе, — попросил Энсти, протягивая доктору Роуи злополучный листок, — и скажите, что вы видите?
Свидетель взял лист и стал разглядывать его сначала сквозь пенсне, а потом в лупу.
— Здесь два кровавых следа и один отпечаток, видимо, большого пальца. Из двух следов один — пятно, слегка размазанное пальцем, другое — обычное. Оба они оставлены довольно жидкой кровью. То же самое относится к отпечатку большого пальца.
— Вы убеждены, что он сделан жидкой кровью?
— У меня нет ни малейших сомнений.
— Вы заметили в нем что-нибудь необычное?
— Он неправдоподобно отчетлив. Я поставил немало экспериментов, чтобы добиться яркости отпечатков пальцев, смоченных свежей кровью. Вот посудите сами. — Тут доктор Роуи показал стопку листов, каждый из которых был испещрен отпечатками окровавленных пальцев, и, поочередно приложив их к тому оттиску, что нашли в сейфе, подвел итог: — Ни один из моих результатов даже близко не равен этому.
Бумаги немедленно передали судье, Энсти сел, а Гектор Трамплер с несколько озадаченным видом поднялся для перекрестного допроса.
— Вы утверждаете, что кровь на дне сейфа дефибринирована, то есть искусственно обработана. Что же это означает?
— То, что она не сочилась из кровоточащей раны.
— Как же, по-вашему, такая кровь попала в сейф?
— Не знаю.
— Вы говорите, что отпечаток пальца, найденный в сейфе, неправдоподобно отчетлив. В чем заключается неправдоподобие? Разве не бывает ярких отпечатков?
— Я представил суду результаты своих экспериментов, то есть совокупность фактов, а вывод сделают милорд и присяжные, — сухо парировал доктор Роуи, и ему разрешили вернуться на место; сэр Гектор проводил его недоуменным взглядом, а я вновь уловил на лице Торндайка что-то вроде усмешки.
— Вызывается Арабелла Хорнби.
Слева от меня раздались приглушенные всхлипывания и бурный шелест шелка. Я с тревогой наблюдал за миссис Хорнби: трясясь, как желе, она встала со скамьи, вытерла глаза платком, скомкала его, сунула в свой сафьяновый кошелек и громко щелкнула замочком. Затем нетвердой походкой поднялась за конторку, обвела публику затравленным взглядом, для чего-то раскрыла кошелек и принялась рыться внутри, в многочисленных отделениях.
— Миссис Хорнби, — обратился пристав, когда пожилая леди наконец-то прервала свои поиски и с опаской уставилась на него, — клянитесь говорить суду только правду и ничего, кроме правды. Да поможет вам Бог!
Он вложил Библию в дрожащие руки дамы, которая не сумела удержать тяжелый фолиант, и он глухо стукнулся о пол. Миссис Хорнби охнула и нырнула за книгой с такой поспешностью, что широкие поля ее шляпки застряли между перилами свидетельского места. Женщина на несколько секунд исчезла из виду, а когда показалась вновь, лицо ее побагровело, шляпка, сплющившись, стала почти плоской и торчала над одним ухом, как пилотка артиллериста.
— Соблаговолите поцеловать Священное Писание, — сказал пристав, героическим усилием подавляя смешок, когда миссис Хорнби, стискивая в одной руке кошелек и носовой платок, а другой прижимая к груди Библию, пыталась в то же время развязать или ослабить ленты шляпки, которые, по-видимому, сдавливали ей шею. Дама из последних сил совладала с ними; скомкав носовой платок, поцеловала Библию и положила ее на перила, откуда та немедленно грохнулась во второй раз.
— Ох, простите ради бога! — воскликнула миссис Хорнби, склоняясь над перилами и обращаясь к приставу, который нехотя нагнулся, чтобы поднять книгу, и в тот же миг ему на спину обрушился поток монет, пуговиц, мотков и клочков из раскрывшегося кошелька. — Извините, сэр, я очень неуклюжая, но в мои годы трудно сохранять ловкость и подвижность.
Она отерла пот с лица и попыталась поправить шляпку. Энсти поднялся и передал ей маленькую красную книжечку:
— Будьте столь любезны посмотреть на эту вещицу, миссис Хорнби.
— Глаза б мои на нее не глядели! — поморщилась дама, делая отталкивающий жест. — Эта безделушка принесла нам столько неприятностей!
Зрители вверху засмеялись, но Энсти, не реагируя на посторонние звуки, продолжал допрос:
— Вы узнаете эту вещь?
— Господи! Узнаю ли я ее?! Как можно задавать мне такой вопрос, ведь вы прекрасно осведомлены…
— Отвечайте по сути дела, — громко попросил судья, сдвинув брови. — Вы узнаете предмет, который держите в руке?
— Конечно, как же иначе? Я ведь сразу сказала, — покраснела миссис Хорнби.
— Как называется эта вещица? — упорно вел свою линию Энсти.
— Ой, по-моему, просто маленькая книжечка, но вот тут на обложке вытиснено слово «пальцеграф». Наверное, это и есть название?
— Миссис Хорнби, как пальцеграф попал к вам?