— Если мы придем к Торндайку в восемь, это нормально? — спросила мисс Гибсон, когда мы шагали вдоль улицы.
— По-моему, удачное время, — ответил я, — но если что-то помешает встрече, я отправлю вам телеграмму. Лучше бы вы пришли одна: на данном этапе ни к чему вовлекать в расследование посторонних.
— Вот как? — засмеялась мисс Гибсон приятным музыкальным смехом. — Вам не понравилась миссис Хорнби, понимаю. Она слегка рассеянна, и ей сложно удерживать нить беседы, но отнеситесь, пожалуйста, к ее маленьким недостаткам снисходительно, тем более что она добрая и щедрая — я, как никто, могу это оценить.
— Полностью с вами согласен, — бросился я исправлять неловкость, — сумбурность речи и легкая путаница в мыслях — сущие пустяки. Кто на них обращает внимание? Я сразу понял, что миссис Хорнби чуткая и участливая: не каждая мать так заботится о своих детях, как она о племянниках.
Мисс Гибсон наградила меня за эти правильные слова одобрительной улыбкой, и некоторое время мы шли молча. Внезапно она повернулась ко мне с серьезным лицом:
— Мне нужно кое о чем спросить вас, доктор Джервис, и, пожалуйста, извините меня, если я посягаю на вашу профессиональную тайну. Ответьте без обиняков: у доктора Торндайка есть хоть искра надежды спасти Рубена от страшного и позорного приговора, который ему грозит?
Вопрос прозвучал так остро и неожиданно, что поставил меня в тупик, но, немного поразмыслив, я спокойно произнес:
— Убеждать вас в успехе от имени другого человека, пусть даже своего коллеги и наставника, я считаю некорректным. В конце концов, он меня на это не уполномочивал. Однако не погрешу против истины и не обману доверие доктора Торндайка, если скажу: раз уж он взялся за это дело и энергично работает над ним, значит, верит в удачный исход; будь это не так и считай он положение безвыходным, он не стал бы тратить времени и отказался.
— Вы меня окрылили, — встрепенулась девушка. — Я ведь, честно признаться, и сама так думала. Разрешите полюбопытствовать, как прошел ваш визит в Скотланд-Ярд? О, пожалуйста, не упрекайте меня, что я опять выпытываю ваши секреты, просто я ужасно тревожусь.
— Мы посетили Скотланд-Ярд, — подтвердил я, — но рассказывать мне по сути нечего: мне отводилась весьма скромная роль, а действия своего коллеги я не берусь оценивать. Предполагаю лишь, что Торндайка удовлетворил промежуточный результат. Он собрал некоторые важные факты, однако я не имею о них четкого представления. Когда мы возвратились домой, доктор выразил желание обследовать пальцеграф и дал мне задание, о котором вы знаете.
— Спасибо, мистер Джервис, — улыбнулась она. — Вы ободрили меня; на первый раз этого вполне достаточно, не стану докучать вам вопросами. Я не сбила вас с пути?
— Нет, — помотал я головой, — мне приятно вас сопровождать и общаться с вами, и, пока мы возимся с этим пальцеграфом, я совмещаю маленькое поручение с большим удовольствием.
— А у меня вы выведали все, что требуется для дела? — иронично осведомилась она.
— Вы и сами не возражали, — усмехнулся я, — то есть нет, я, наверное, не так выразился. Мы с вами сейчас на положении зрителей: наблюдаем за участниками некоего театрального действа и располагаем возможностью беспристрастно оценивать их. Взять, к примеру, нашего клиента. Не будь вас, я подумал бы, что он — заправский жулик, который лишь изображает из себя порядочного джентльмена, но появились вы и поведали нам, что Рубен Хорнби — человек с незапятнанной репутацией, и мы с доктором сразу ощутили под ногами твердую почву.
— Я догадываюсь, что кто-то сообщил вам о Рубене нелицеприятные вещи, бросающие на него черную тень, не так ли?
— Нас с доктором Торндайком трудно сбить с толку, — ответил я, — рано или поздно мы все равно выявим степень правдивости наших информаторов и поймем, почему они дали человеку или событию ту или иную оценку, в том числе негативную.
— Вы правы, — задумчиво проговорила девушка, — не нужно во всем полагаться на чужое мнение.
— Вижу, этот вопрос серьезно беспокоит вас. Вы знаете лиц, которые высказывали вслух нечто порочащее мистера Рубена?
Она помолчала, рассеянно глядя под ноги, потом медленно произнесла:
— Есть одна мелочь, не связанная с кражей, но доставившая мне немало огорчений и воздвигшая барьер между Рубеном и мной, а ведь еще шесть месяцев назад мы так хорошо дружили! Я упрекаю себя за то, что позволила какой-то ерунде повлиять на свое мнение о Рубене. Сейчас изложу подробнее, хотя вы наверняка сочтете меня глупой девушкой.
Понимаете, раньше мы с Рубеном проводили вместе довольно много времени, но, подчеркиваю, оставались лишь друзьями. Мы общались по-родственному, и ничего из ряда вон выходящего никто в этом не усматривал. Рубен увлекается древним и средневековым искусством, я тоже интересуюсь данным предметом, поэтому мы вдвоем посещали музеи и галереи и получали огромное удовольствие, сравнивая и обсуждая свои впечатления. Однажды с полгода назад Уолтер отвел меня в сторонку и строго спросил, какие у нас с Рубеном отношения. Я сочла такой вопрос дерзостью, но все-таки сказала правду: Рубен и я — просто друзья, и ничего больше.
«Если так, — хмуро заявил Уолтер, — я бы посоветовал вам, Джульет, не мелькать так часто в его обществе». — «Почему?» — изумилась я. «А потому, — продолжал Уолтер, — что Рубен — дурак и болтун. Он слишком много треплет языком в клубе, и у наших знакомых создается впечатление, что молодая леди со средствами без ума от него, а он, как философ, презирающий искушения, которым подвержены простые смертные, выше страстных обольщений и денежной привлекательности влюбленной дамочки. Для вашего же блага будет лучше призадуматься и свести на нет встречи с Рубеном. Мне не безразлична ваша судьба, Джульет, и Рубену незачем досаждать вам. Я прекрасно знаю натуру молодых повес: они ведут себя как последние ослы, строят из себя щеголей и играют на публику; я не сомневаюсь, что окружающие преувеличили слова Рубена, но все-таки дыма без огня не бывает: он, видимо, хвастался вашими с ним отношениями, вот я и решил предостеречь вас».
Этот разговор, как вы догадываетесь, разозлил меня, и я вознамерилась немедленно объясниться с Рубеном и расставить все точки над «i». Но Уолтер попросил меня не закатывать скандал — дескать, он предупредил меня чисто конфиденциально, а я, словно невоспитанная барышня, собираюсь устроить сцену. Я растерялась, попыталась проигнорировать сплетню и относиться к Рубену так, как привыкла, но вскоре поняла, что это невозможно: моя женская гордость была глубоко уязвлена. Я чувствовала, что поступаю низко, думая о Рубене всякие гадости и не давая ему возможности оправдаться. Но, поразмыслив над словами Уолтера, я пришла к выводу, что кое в чем он прав: Рубен всегда презрительно относился к мужчинам, которые женятся на деньгах своих избранниц. Так я и осталась наедине со своей обидой, которая до сих пор гложет меня. Что мне делать?
Я не сразу сформулировал ответ и в замешательстве потирал себе лоб. Конечно, поведение Уолтера Хорнби возмутило меня, но в душе я порицал и мисс Гибсон за то, что она выслушивала оскорбления в адрес своего кузена в его отсутствие. Рассудив, однако, что я не вправе вмешиваться в чужие дела и бесцеремонно высказываться о частных, тем более внутрисемейных отношениях, я спокойно заметил:
— Положение, на мой взгляд, таково: либо Рубен говорил о вас недостойно и неискренне, либо Уолтер умышленно солгал и искусственно раздул этот инцидент.
— Да, — кивнула она, — все именно так, но какой из вариантов наиболее вероятен?
— Я тоже сталкивался с невежами и фанфаронами, которые повсюду трубят о своих мнимых заслугах и победах. Это весьма распространенная и общеузнаваемая разновидность, но я, признаться, не считаю Рубена Хорнби принадлежащим к данному типу мужчин. В любом случае Уолтеру, если он действительно слышал оскорбительные толки, следовало выбрать иную линию поведения: решительно объясниться с самим Рубеном, а не тайком приходить к вам и наушничать. Это мое мнение, мисс Гибсон, но я не застрахован от ошибок. Пока я уяснил одно: два молодых кузена не являются неразлучными приятелями. Верно?
— Ну не совсем. Они ладят и редко ссорятся, правда, их интересы и взгляды довольно разные. Рубен, хотя и старательный служащий в рабочее время, по жизни, скорее, студент или то, что вы назвали бы исследователем, а Уолтер — практический человек, деловой, дальновидный и проницательный. Он, несомненно, умен и талантлив — миссис Хорнби не преувеличила.
— Он занимается фотосъемкой?
— Да, и явно превзошел уровень обычного фотолюбителя: его работы технически совершенны и в своем роде уникальны. Например, он опубликовал с помощью фототипии серию изображений срезов рудоносных скал. Это сложная работа, требующая микроскопической точности, но Уолтер справился — он опытный фотогравер.
— Ого! Он и вправду способный малый.
— Вот именно, — подтвердила она, — и стремится добиться прочного положения в обществе. Но, боюсь, он слишком любит деньги ради них самих, а это непривлекательная черта в характере юноши, вы согласны?
— Не спорю.
— Случается, что непомерная увлеченность деньгами, — продолжала мисс Гибсон тоном пророчицы, — ведет молодого человека по кривой дорожке. О, не улыбайтесь, доктор Джервис, на мои афоризмы, но это правда. Я тревожусь за Уолтера: он так хочет разбогатеть, что готов прибегнуть к простому и быстрому методу заполучить деньги. У него есть друг, некто мистер Холкер, который совершает сделки на фондовой бирже, причем орудует с размахом, хотя, по-моему, эти так называемые операции — всего лишь азартная игра. Так вот, я неоднократно подозревала, что Уолтер вовлечен в то, что мистер Холкер именует маленьким риском.
— Такое поведение недальновидно, — заметил я с беспристрастной мудростью человека небогатого и, следовательно, не подверженного соблазнам.
— Оно не просто недальновидно, а сродни аферизму; аферист ведь вечно тешит себя мечтой, что рано или поздно выиграет. Впрочем, я чересчур увлеклась; не подумайте, будто Уолтер — аферист. Спасибо, что проводили меня так далеко; надеюсь, теперь вы уже не чувствуете себя абсолютным чужаком в семье Хорнби. Вечером мы с тетей явимся ровно в восемь, как и обещали.