фабрике имени какого-то Бабаева. Джон понимал, что через несколько часов начнется перегруз пассажиров, и он больше никогда не сможет насладиться бранной трелью известной всем в пароходстве Марины Батьковой. Он посмотрел на свой «Ролекс», приобретенный на деньги от последней сделки по продаже рефрижераторов, и самодовольно улыбнулся. «Этот Смагин прямо из кожи лезет, чтобы выслужится, а до сих пор не понял, что большие деньги не зарабатывают честной службой или изнурительной работой, они делаются из воздуха при помощи мозгов избранных людей человечества».
К этим людям без ложной скромности Карпентер относил и себя, единственное, о чем он сейчас сожалел, что дал Смагину аванс в двести долларов. Но Смагин сдержал слово, и сегодня в обед к нему позвонила незнакомая девушка. Она представилась Аллой и назначила встречу на прогулочной палубе, чтобы потом переместиться для аудиенции в одну из неприметных кают теплохода.
Кто-то тронул Карпентера за плечо. Перед ним стояла крашенная блондинка в черном пальто с ламой и в японских кроссовках, эдакую униформу пароходских красавиц. Яркую, боевую раскраску, воспаленного от многочисленных выпивок, лица, дополняли золотые украшения с крупными бриллиантами в маленьких прозрачных ушах и индийское ожерелье из черных, сверкающих звездочками камней на уже начавшей стареть шее, подернутой мелкими складками и поникшей груди, неприлично, выпирающей молочной наготой, из-под черного меха воротника. Она протянула крохотную ладошку и, улыбнувшись красными, словно у клоуна губами, представилась:
— Алла, подруга Марины, — женщина кокетливо улыбнулась, — как и договаривались, она ждет вас в своей каюте.
Карпентер обернулся, словно затравленный хорек в своей норе и, накинув капюшон, пошел следом за женщиной. «Как же эти русские морячки похожи на наших проституток с Пятой авеню в Нью-Йорке» — мелькнуло в голове у повеселевшего Карпентера, но дурные мысли тут же сами собой улетучились, уступив место фантазиям по поводу предстоящего праздника души.
Алла провела его пустынными коридорами в носовую часть судна и открыла дверь в каюту, слегка освещенную тусклым светильником над одной из двухъярусных коек. За небольшим столиком сидела еще одна блондинка в ситцевом сарафане, прикупленном, очевидно, в дни своей бурной молодости на одном из базаров Сингапура или Гонконга. Глубокий вырез открывал чуть не на половину пышную грудь, подчеркнутую тугим лифом, стянутым складками на талии. Она улыбнулась Джону, блеснув рядом золотых зубов, отчего у парня по спине пробежали мурашки.
— Марина, — девушка первая протянула руку, перевитую синими венами, и указала гостю на стул, — присаживайтесь, не мешало для начала на х… валенок надеть, шутка, — обе девицы весело загоготали, предчувствуя хорошую вечеринку. Батькова достала из — под стола бутылку водки и три огромных фужера.
— Давайте снимем курточку, она вам будет мешать, — Алла ловко стащила с Карпентера Аляску и бесцеремонно заглянула в его пакет. — Что там у нас. А, виски, ну это на десерт с конфетами, сейчас, пригубите водочки с огурчиком и доставайте ручку с бумагой, времени у нас мало, будем записывать — она подмигнула подруге и взглядом указала Джону на синий фужер.
Карпентер взял дрожащей рукой фужер, наполненный до краев белой жидкостью и, перекрестившись, выпил до дна. Девушки дружно захлопали.
— Вот это хорошо, вот это по — нашему, — Марина чокнулась с подругой и залпом опрокинула свой бокал.
Американец скривил губы в вымученной улыбке, ему не верилось, что женщина может сразу столько много выпить. Он сам почувствовал, что водка мгновенно растеклась по его жилам и первые минуты сладостного кайфа уже захлестнули его. Девушки хором запели частушки, и он принялся быстро записывать куплеты. Он пожалел, что не взял с собой диктофон, кто же мог подумать, что матершинные частушки могут быть нескончаемыми.
Спустя некоторое время он вдруг понял, что девушки сидят перед ним в одном нижнем белье, а его джинсы вдруг оказались на полу. После второго стакана Марина вскочила на стол и начала выделывать кренделя какого-то непонятного танца, напоминающего ритуальный обряд папуасов. Так продолжалось какие-то считанные минуты, затем на глаза Карпентера навалилась тьма. Лишь изредка до него доносились дикие вопли и завывания, отчего все тело пронизывало чувство страха и ужаса. Он совсем рядом почувствовал горячее дыхание и его обдало жаром потного, женского тела. Джон не понимал, что с ним творится, но не мог пошевелить ни ногой, ни рукой, веки, словно прилипли к глазным яблокам, он мог только молить бога, чтобы этот кошмар, когда нибудь закончился.
Последний мотобот подошел с японского плавзавода «Хая Мару» около четырех часов ночи. Ичикава собрал свою группу, и прилежные японские рыбаки смиренно сидели в холле на креслах пока их братья не поднимались по трапу. Надо было видеть тот ужас, который наполнил глаза Ичикавы, когда он увидел первую группу своих сограждан. По виду они напоминали русских чукчей, грязных, небритых, одетых в ватные штаны, кирзачи и телогрейки. Кожаные треухи дополняли импозантный вид полупьяных рыбаков из страны восходящего солнца.
Ожидающие команды на погрузку, чистенькие, в новых дутых куртках и сапожках японцы бочком прошли мимо своих земляков, не обмолвившись ни словом, и только Ичикава, очнувшись от потрясения от увиденного зрелища, что-то выговаривал самому старому прому на своем родном языке. Затем он подошел к Смагину и недовольно спросил.
— Вэар из Карпентер?
— Ай донт ноу, — Игорь недоуменно пожал плечами и обратился к пассажирскому. — Александр Иванович, объявите еще раз по общей трансляции, что через десять минут последний мотобот отходит от борта и судно снимается во Владивосток.
— Сейчас повторим, — пассажирский подошел ближе к начальнику и тихо шепнул, — может его все же вытащить от Батьковой, чтобы шума не было.
Смагин недовольно отвернулся и хрустнул костяшками пальцев, крепко сжав кулаки. «Ничего на этом пароходе не утаишь», — он с досадой взглянул на пассажирского.
— Саша, если ты все знаешь, то молчи, это будет лучше для всех нас. Отправляй мотобот, а я даю команду капитану сниматься. Пусть американец покатается с нами и пополнит свой словарь новейшими выражениями. И еще пора открывать бар и запускать игровые автоматы, народ едет с деньгами домой, пускай повеселится, оттянется. Передай директору ресторана и напомни о нашем договоре насчет налички.
Пассажирский хитро улыбнулся и внимательно осмотрев Игоря с ног до головы ответил.
— Знаешь, Игорь, без обиды, с того времени, как ты переступил комингс входной двери с трапа нашего пассажира, ты здорово изменился.
— Ну и что дальше, — Игорь угрюмо смотрел на Александра, — я и без тебя это прекрасно знаю. Ты что же хотел, чтобы я в стае волков остался заблудшей овечкой, нет, приятель, меня уже не раз опускали за мою наивность, теперь пускай другие прочувствуют до последней клеточки своего мозга «избранных» и каждой частицей своего изнеженного тела, на сколько омерзительны бывают люди. Так что в путь, Американец еще до конца не понял, во что он влип, и заплатит мне по полной схеме за все свои интрижки и подлости.
Игорь сидел в своей каюте и читал рекламный журнал, удивляясь хитроумным уловкам рекламодателей, завлекающих клиентов в свои сети. Где-то внизу тихо подрагивал главный двигатель, в иллюминаторе ярко светило солнце на душе было спокойно от законченной работы и предчувствия встречи с берегом и родными. Ему сегодня приснилась Ольга и сынишка — первый признак скорого свидания.
Он то и дело посматривал на часы. С минуту на минуту ему должна была позвонить Батькова и сообщить о состоянии Карпентера, который вот уже вторые сутки не мог разомкнуть глаз. Еще вчера ночью девчата перетащили смертельно пьяного американца в его каюту и периодически проверяли состояние находящегося в коме наблюдателя.
По предложению Смагина Марина и Алла написали заявление о том, что американец под угрозой холодного оружия износивал в извращенной форме обоих девушек, заманив их в свою каюту под предлогом, дружеского общения на тему русского фольклора. Эти две драгоценные бумаги, а также нижнее белье девушек, обильно политое американским семенем, лежали сейчас, запечатанные в целлофановые пакеты в бронированном сейфе Смагина.
Судового врача Семена Красильникова Игорь попросил провести обследования обоих девушек на предмет медицинской экспертизы в присутствии медсестры с плавбазы. Этот документ тоже находился у него в особой папке с другими отчетами по рейсу. Он известил об этом и капитана, на что тот только махнул рукой и с горечью сказал.
— Я не удивлюсь, что к концу рейса, наш пароход превратится в Садом и Гамору и если вы не наведете порядок, я сам займусь вашими пассажирами. А что до Карпентера, то это дело международное и я уже дал радиограмму, что Карпентер проспал свой пароход и теперь едет с нами обратно. Ну а на счет моих дневальных, я думаю, вы сами во всем разберетесь, когда этот самец — любовник очухается.
Ровно в десять зазвонил телефон.
— Это Батькова, клиент, кажется, пришел в себя, сейчас прибежит в к вам жаловать, так, что ждите.
Через минуту в дверь люкса ввалился Карпентер. Его можно было узнать лишь по особым отличительным признакам, то есть бороде и затертым до дыр джинсам. Все остальное больше напоминало Нью-Йоркского бродягу, выползшего на свет божий из ночлежки негритянского гетто.
— Меня ограбили, у меня пропали дорогие часы и деньги, — не скрывая слез, простонал Джон и обессилено плюхнулся в кресло. — Это все ваши страшные женщины, они просто какие-то бестии, я буду подавать на них в суд. И почему меня не разбудили во время высадки, вам придется поворачивать судно обратно, иначе я такой скандал устрою, мало не покажется ни вам, ни вашему руководству.
Смагин молча слушал, опустив голову, чтобы скрыть улыбку. Когда поток хорошо разученных, русских бранных слов начал потихоньку утихать, Смагин поднялся, вытащил из рабочего стола копии заявлений и акт медицинского обследования дневальных и бросил их на стол перед Карпентером.