— Вот в этих бумагах Джон заключено больше горя, чем ты мог принести за всю свою поганую жизнь.
Карпентер непонимающе поглядел на Игоря, затем взял бумаги и стал внимательно изучать. Потом он откинулся на спинку кресла и сжал голову руками.
— Это все вранье, меня подставили, — он с гневом в глазах посмотрел на Смагина, — я знаю, это ты все придумал, но я не такой дурак, как вы здесь все считаете. Я сейчас же пошлю радиограмму в свое посольство, и вам отдадут приказ везти меня, куда я назначу.
— Да кто же тебе сейчас даст пользоваться судовой связью, с сегодняшнего дня не ты наблюдатель, а мы должны присматривать за тобой, пока не передадим в руки правосудия. — Игорь сгреб бумаги и аккуратно положил их в папку, — по правилам я должен временно тебя изолировать от общества, как особо опасного преступника и сообщить об этом случае в соответствующие правоохранительные органы на берегу. Но пока я этого делать не буду, я даю тебе шанс подумать и если ты человек умный, я, думаю, мы сможем с тобой договориться. Ты понимаешь, о чем я говорю.
— Что я должен сделать?
— Ничего особенного, просто ты можешь выкупить свою свободу за определенную сумму. Я знаю, сколько ты заработал от продаж нашего флота и если не пожадничаешь, то спокойно отправишься в свою Америку. По нашему законодательству изнасилование с угрозой применения оружия, причем изнасилование в особо извращенных формах, карается от десяти до пятнадцати лет лишения свободы. В наших тюрьмах, впрочем, как и в ваших эта статья особенно неуважаема в уголовном мире, поэтому с первого дня тебе придется перейти на положение петушиной команды, сначала в камере, а затем и на зоне.
— Что это такое, петушиная команда? — Джон повертел головой, вспоминая русский сленг.
— Не мучайся ты этого пока не знаешь, по — вашему — это педерасты. Представь себе минимум десять лет в камере с отпетыми преступниками в согнутом положении, так что пятьсот тысяч баксов для тебя будет мизерная сумма за свое освобождение. За каждый день свободы ты заплатишь около ста долларов. Сумма, о которой смешно даже говорить, не схаваешь лишнего вонючего гамбургера и будешь еще меня за это благодарить. Ты запоминай тюремный сленг, по нашему феню, чтобы потом канаки — монаки не шмонать, это тебе пригодиться в тюрьме.
— Нет, никогда, я не хочу в тюрьму, я не виноват и у меня нет таких денег, а если бы и были, я тебе никогда их не отдам, — Джон свернул из пальцев дулю и повертел у носа Смагина.
— Согласен, ты хочешь в тюрьму, тогда я сейчас же вызываю моряков, и мы тебя определяем под арест до Владивостока в каюту, где ехали наши афганцы. Ты ведь не сомневаешься, что я сделаю так, как задумал, я просто не имею права держать на свободе человека, угрожающего безопасности вверенного мне судна, экипажа и пассажиров, ты ведь представляешь опасность для общества. Ну, так что, готов ознакомиться с советскими лагерями, уж там-то наберешься блатной лексики с избытком.
Карпентер сидел молча и, опустив голову, думал. «Как же так получилось. Я ведь чувствовал какой-то подвох, и все же повелся на эту затею. Видно я недооценил этого русского проходимца, ошибки молодости пошли этому негодяю на пользу, и он превратился в настоящего волка. Надо выиграть время, здесь за тебя никто не заступится, а вот на берегу вся Америка встанет на твою защиту. Надо соглашаться, а там мы еще посмотрим, кто кого».
— Ну что задумался, деляга, здесь тебе не за столом переговоров с такими же бандитами, как и ты, продающими русские пароходы стоимостью в двадцать миллионов долларов по цене шариковой ручки. — Я даже знаю, о чем ты сейчас думаешь, — Смагин, словно читал мысли Карпентера, — ты думаешь выиграть время и на берегу скрыться от правосудия за стенами посольства. — Не, братишка, если я дам ход этому делу, ни какой Гаагский суд, ни Американское посольство тебе в этом деле не товарищи, загремишь на полную катушку.
— Я согласен, — тихо прошептал Джон, но как я переведу тебе деньги, у меня нет такой суммы наличными.
— Я все продумал. За каждую бумагу ты будешь переводить определенную сумму на счета, которые я тебе сообщу. Вещественные доказательства и акт экспертизы я передам тебе только, когда ты переведешь все до последнего цента, на трапе самолета, как сувенир о твоих похождениях по Российским просторам. Вот и все дела. А теперь иди, переоденься, умойся и не показывайся из каюты до прихода в порт. Если вздумаешь искать пути обхода, пеняй на себя. Все, свободен.
Джон вышел на прогулочную палубу, где еще два дня назад в радужных мечтах видел свою новую жизнь в далекой и теплой Калифорнии, после тяжких скитаний по необъятным просторам проклятой Русской земли. «А может с девицами переговорить, — мелькнула у него неожиданная мысль, — предложить им по штуке баксов наличными, они и заберут свои заявления. Наверняка Смагин пообещал им денег, но сейчас-то их у него нет, а у меня есть, А что, если они откажутся? Тогда все, прощай, Америка».
В конце коридора он увидел знакомую блондинку. Марина хотела проскользнуть мимо, но он схватил ее за руку.
— Марина, зачем вы это сделали, вы же все наврали в своих заявлениях.
Батькова рванула руку и потерла запястье.
— Ты хотел познать неразгаданную русскую душу, так вот она перед тобой, вся вывернута наизнанку. Я же помню, с каким отвращением ты смотрел на продажных русских баб там, в каюте и после, когда мы развлекали твою дряблую плоть. Тебе надо было получить свое, все до последнего затраченного цента и ты получил сполна. Чего же ты еще хочешь?
— Я хочу, чтобы вы написали новые заявления, в которых отказываетесь от каких либо претензий ко мне, а старые забрали у Смагина. Я заплачу вам за каждое заявление по тысячи долларов прямо сейчас.
Марина с презрением оглядела перепуганного американца и вдруг засмеялась своим страшным смехом, как тогда в каюте.
— Ты помнишь, что для начала надо сделать…, вот-вот, надеть валенок, на одно место, а теперь слушай. Ты мне хоть сотню тысяч дай, я не соглашусь, хоть миллион. Одно то, что ты унижен, доставляет мне громадное удовольствие, которое не купишь ни за какие деньги, все разговор окончен, вали в свою каюту, не то сейчас ребят позову, они мигом тебе вставят брашпиль в одно место.
Она отвернулась и молча пошла прочь от застывшего в ожидании «американского плотника».
«Нет, эти русские никогда не будут жить как все нормальные люди — это у них написано на роду», — подумал Карпентер и пошел искать начальника управления Сидоренко. Он еще надеялся на здравый смысл, но эта надежда угасала с каждым часом, с каждой минутой…
Часть втораяЮГ
Глава I. Акварели россыпей Курильской гряды.
Чем ниже потрепанное во льдах пассажирское судно спускалось по широтам на юг, тем теплее становился северо-западный попутный ветер, на глазах менялся цвет морской воды за бортом. Словно после химической реакции темно-серая океанская масса превращалась сначала в светло-зеленую, а ближе к островам Курильской гряды становилась лиловой, иногда бирюзовой, особенно когда яркое солнце на высоком небосводе освещало игру волн, сопровождающих весело бегущий теплоход.
Казалось, океан просыпался, и чем дальше на юг уходило судно, тем заметнее Великий Тихий начинал дышать всей своей мощной грудью, обдавая людей на пассажире миллиардами частиц своего энергетического потенциала.
Вот уже на горизонте показались касатки. Они плавно перекатывали свои блестящие черно — белые туши с треугольными и острыми, словно гильотина, плавниками в невидимой, катящейся с востока, мертвой океанской зыби. А вдоль борта, едва не касаясь упругими телами разбитого льдами форштевня и искореженной бульбы и, радостно попискивая, неслись наперегонки стреловидные дельфины, весело выпрыгивая над белоснежной пеной, недовольно шипящей, словно газированный напиток, из автомата на борту измученного северными странствиями лайнера «Любовь Орлова».
В это время Игорь Смагин стоял в штурманской рубке, облокотившись на широкий и достаточно длинный штурманский стол, обитый зеленым сукном, на котором еще вчера вечером третий помощник разложил новую карту одного из районов Тихого океана, в частности, южной части островов большой Курильской гряды. Жирная линия генерального курса проложенного капитаном Семеновым проходила восточнее россыпи Курильских островов, вытянувшихся дугой с севера на юг.
Здесь когда-то миллионы лет тому назад земля стонала, извергая из своих недр миллионы тонн лавы. Кора земли трескалась и опускалась в бездну океана. Расплавленная масса магмы выплескивалась из огнедышащего сердца планеты и превращалась в гигантские конусообразные наросты. Сейчас эти изящные исполины, под названием вулканы, покрытые ослепительно белым снегом, мирно дымились, величаво разглядывая со своей высоты крошечное, белое суденышко, спешащее домой, на юг.
— Что вы, Игорь Львович, так внимательно изучаете на карте, — Виталий Семенов подошел неслышно, как закормленный хозяевами кот и ласково промурлыкал.
— Никак очередной незапланированный заход продумываете?!
— А вы, Виталий Николаевич, как раз в точку попали. Завтра, насколько мне известно, 8-у марта, Клара Цеткин — известная феминистка, по кличке «красная сатана», вместе со своей подружкой — социалисткой Розой Люксембург, еще в начале двадцатого века дала указание всем русским женщинам отрываться в этот день по полной программе на всех проигранных за прошедшие годы фронтах. Сами понимаете, в штате у нас большинство дам, пусть не совсем леди, но это женщины, без которых мужички уже через неделю зачахнут, да и пассажирки не прочь погулять, оттянуться после рабских трудов в рыбных цехах и на конвейере в душных и отравленных воздухом гниющего белка, трюмах, а наши судовые кладовые и провизионка пусты. Даже тот коньяк и виски, что обещали Калугину, запустили в оборот, так что сами понимаете, требуется заход на знаменитый остров — герой Шикотан.
— Я конечно не против, — Семенов почесал внезапно вспотевший затылок, но как бы у нас опять не возникло очередного ЧП. Вы знаете, Игорь Львович, я за этот рейс так вымотался, кажется, за всю мою морскую карьеру того, что было в этом рейсе, со мной никогда не случалось. Это же какой-то кошмарный сон, я уже перестал чему-то удивляться, хочется наконец-то проснуться и жить нормальной жизнью.