— Только не рви белье, я сама сниму, — она пыталась вялыми усилиями оттолкнуть мужчину, но было поздно. Затрещали швы на бриджах, с блузки со звоном посыпались крохотные жемчужные пуговички. Игорь и сам почувствовал, что девушка была права, но не остановился, пока не закончил истязать извивающееся под ним тело.
От мозжечка до последнего мизинца его пронизал разряд, будто он сжимал в объятиях шаровую молнию. На какое то мгновение они затихли, даже не дышали. Потом Вета осторожно отстранила тяжелое, враз размякшее тело мужчины и, не говоря ни слова, медленно прошла в душевую, оставляя на светлом паласе темные следы своих хорошеньких ножек.
Тошнотворный сладковато-горький запах крови вызвал у Игоря резкие спазмы в животе и приступы рвоты. Он кинулся следом за Ветой в ванную и упал на колени перед унитазом, и с каким — то наслаждением мазохиста принялся изрыгать отработки вчерашнего застолья в молчаливую фаянсовую посудину — великое изобретение человечества.
Виолетта почему-то улыбалась, обмывая гладкое блестящее тело мощной струей из распылителя, ее щеки разрумянились и это наводило на мысль, что эти игры ей доставляют удовольствие. Мягкой губкой она медленно прошлась по неприлично выпуклым овалам своего тела, затем, как бы играясь, направила горячую струю душа на, склонившегося в позе совершающего намаз исламиста, Игоря и засмеялась. Молодой человек повернул к ней бледное, ничего непонимающее лицо обиженного арлекина и тоже засмеялся.
— Ну что, герой-любовник, получил, не пошла масть, — Виолетта выключила воду и набросила на плечи большое махровое полотенце, — надеюсь, о своем подвиге не станешь хвастаться перед друзьями, хотя, я слышала, ну так наши девчонки говорят, что ты мужик вроде не трепливый.
Игорь как затравленный волк обтер лицо кончиком ее полотенца.
— Ну что ты делаешь, хочешь поссориться, — Вета игриво оттолкнула парня.
— Прости, малышка, что-то нашло, я весь перегорел. Все, все не так!
— Да ладно, не переживай, всякое бывает, — Вета, словно сердобольная мать, потеребила мокрую шевелюру Игоря и заигрывающим голоском проворковала:
— А блузку новую купишь, тогда прощу, и нитки с иголкой дай, а то, как я на палубе покажусь, мне бы хоть до каюты добраться, чтобы наши стукачи не засекли.
— Я выйду первым, ты за мной, — быстро сообразил Смагин, если кого встречу отвлеку. — Он опять улыбнулся, — что со мной произошло, прямо, как роковую черту переступил. Смешно сказать, будто заново на свет народился.
— Это тебе, Игорек, не с англичанками, да официантками кувыркаться. Но у нас с тобой ничего не получиться, я не для тебя и ты мне не нужен, хотя рада была познакомиться поближе. Ну, давай беги, а то тебя скоро по судну искать начнут.
Игорь еще раз взглянул на себя в зеркало, махнул рукой и, не прощаясь, вышел.
В каюте капитана его уже ждали. За длинным столом сидели начальник пограничного поста майор Валерий Мальцев, старший таможенного наряда Валентин Глушак, а худенькая женщина в плаще болотного цвета с седыми некрашеными волосами, бегло проверяла какие-то судовые документы.
«Наверное, новенькая из карантинной службы» — подумал Смагин, потому как с остальными он был давно знаком. Вокруг стола бегал долговязый СЭМ. Он то и дело подливал темно-золотистый коньяк в рюмки представителей власти и капитану. Бухарцев сидел отдельно на диване, он курил и листал цветной журнал. Помполит лишь мельком взглянул на Смагина и усмехнулся.
«Зря улыбаешься, коммуняка» — злорадно подумал Игорь, — посмотрим еще, кто из нас будет смеяться последним!
— А вот и наш начальник, — иронично произнес капитан, — где вы прячетесь, я уже вахтенного послал за вами, не хотел по принудительной трансляции народ будоражить.
— Куда ж я с этой коробки на фиг денусь, — пробовал пошутить Игорь, — пока последний мой пассажир не покинет борта судна, я на боевом посту.
— Понятно, вы радио или телевизор сегодня включали?
— Нет, с утра не употребляю этой пакости.
— А зря, — Михаил Бубновский обвел взглядом присутствующих, — в стране объявлено чрезвычайное положение, так называемое ГКЧП отправило в отставку правительство, и все функции государственного управления приняла на себя, в Москве на улицах танки. Борис Ельцин митингует на Красной площади и призывает народ не подчинятся самозванцам. Ну а наше дело, сами знаете, ждать указаний.
Наступила минутная пауза. Игорь сел на свободное кресло за столом, налил себе рюмку коньяку и залпом выпил. Он теперь окончательно понял, что его угнетало и давило все сегодняшнее утро.
— Этого и следовало ожидать, — спокойно произнес Смагин, заедая коньяк лимоном, — сколько же можно над страной и людьми издеваться. Дожились, что как в войну, перешли на карточную систему. В магазинах пустые полки, инфляция, безработица, наркомания… Но, по правде сказать, я не думаю, что в нашем царстве — государстве что-то изменится к лучшему. Одни, извините меня, подонки, сменили других, их сменят третьи и так далее, сами знаете нашу историю, а мы, то есть, и я и вы будете смиренно ждать новых указаний. Народ практически сломлен и ему все равно, кто им будет управлять.
— Ты, Смагин, попридержи язык, а то знаешь… — побагровевший Костя Бухарцев, похожий на взволнованного индюка перед совокуплением, подскочил к Смагину, — шибко смелый стал, а то будет то же самое, что было в училище, когда ты на замполита училища свои поганые стишки написал.
— А что там было, что-то не помню, ах да, ты тогда главным обвинителем был и вырос теперь в главного судового стукача.
— Ну, все, хватит разборки, вы здесь не на митинге, — капитан с силой хлопнул тяжелой ладонью по столу, отчего карантинщица вся встрепенулась и впервые оторвалась от своих бумажек. — Дело серьезное, Игорь Львович, по полученной директиве из пароходства мне приказано фрахт с вами не продлевать, заканчивать выгрузку пассажиров и следовать на отстой до новых указаний.
— Понял, Михаил Семенович, только фрахт мой заканчивается завтра, а что будет завтра еще неизвестно и до него, как говорится, надо дожить. Так что пока я занимаюсь своими делами, а вы сообщите в пароходство, что теплоход будет стоять у причала до 24–00 завтрашнего дня. Надеюсь это все, я свободен.
— Да, Игорь Львович, только подпишите бумаги.
— Подождем до завтра, уважаемый Михаил Семенович, наша страна такая непредсказуемая.
— Да что вы с ним рассусоливаете, Михаил Семенович, — опять подскочил со своего места Бухарцев, — в стране чрезвычайное положение, а он права качает, антиправительственную пропаганду несет.
— Ты, Костя, прежде чем встревать почитай контракт и морское право полистай, если в вышке не довелось, так, хотя бы для интереса. А потом спроси у капитана, сколько стоит теплоход на ходу и на стоянке. Если вы сможете мне выплатить эту сумму прямо сейчас, в чем я сильно сомневаюсь, я покину борт судна немедленно. Михаил Семенович, объясните, пожалуйста, своему первому помошнику, чем он должен заниматься на судне и куда не совать свой сизый нос. А на счет пропаганды утихни, еще вчера ты хаял всеми любимого Леню Брежнева и Мишу Горбачева, а завтра по указке обгадишь, и Борю Ельцина.
— Я вас понял Игорь Львович, — Бубновский грозным взглядом остановил, открывшего было рот, помполита, — прения закончены, только будьте на борту, в любой момент можете понадобиться.
Когда Игорь поднялся, чтобы закончить этот затянувшийся разговор, Капитан подал ему знак рукой.
— Извините, господа, я выйду на минутку с начальником.
Никто не возражал, все занимались своими делами, только Бухарцев нервно теребил туго скрученный журнал, то и дело пощелкивая им по внутренней стороне крупной ладони. Им тоже овладело беспокойство, охватившее всю его сытое тело. «Этот Смагин хоть и нарывается по жизни, но сегодня, кажется, прав, ведь завтра все может в корне измениться, за какие-то часы рухнет все то, что нарабатывалось годами. К тому же звонили из парткома — ожидается комиссия, это уже серьезно» — Бухарцев встал, прошел вдоль каюты и выглянул в иллюминатор. Швартовка уже закончилась, но вход на судно встречающим был еще закрыт.
«Отчего радуется эта толпа на причале» — не уставал терзать себя дурными мыслями Бухарцев, — что за народ, быдло, да и только, им действительно хоть кого во главе поставь — все будут хорошие, что коммунисты, что демократы, что ГКЧЕКИСТЫ нет, нужно что-то срочно предпринять. За кого я, за новую власть или за старую? И что замыслил кэп, он покосился на сидячих за столом людей, которым, казалось, и дела не было до него, такого всеми уважаемого первого человека на пароходе. — Надо посоветоваться с Руппопортом, старый лис всегда находил выход из, казалось, безвыходного положения. Вот и сейчас он ведет себя совершенно спокойно, рассказывает очередные анекдоты про Горбачева, пьет коньяк и совершенно не пьянеет. Но Бухарцев все же догадывался, каждый из сидящих здесь проворачивает в голове свой план дальнейших действий и молит бога, чтобы новые вихри перемен не снесли, не вырвали с корнем и не выбросили на свалку их устоявшиеся мирки.
В это время в просторном фойе на верхней палубе капитан Бубновский беседовал со Смагиным.
— Игорь Львович, после обеда, где-то к шестнадцати, ожидается комиссия из пароходства. Буду откровенен, нас посетит заместитель начальника пароходства Иосиф Бланк, секретарь парткома Иван Сличенко и начальник отдела кадров Александр Гуща, вы их прекрасно знаете. — Капитан на минуту замялся, затем продолжил, — я дал команду подготовить один люкс и два полулюкса, ну вы сами понимаете. Буду вам признателен, если вы составите нам компанию, вы, не против?
— Нет проблем, Семеныч, — Игорь по-свойски похлопал растерявшегося Кэпа по плечу, — да он хорошо знал и Иоську Бланка, услужливого, рыхлого мальчика, который в ДВВИМУ активно занимался комсомольскими делишками, а затем шестерил у бывшего начальника пароходства Валентина Панкина, которого по указке парткома вместе с дружками по партии подставил в Питере, чем подписал ему смертный приговор.