Возможно, подобное с ним случалась с его женой Ольгой при первых встречах, иначе он никогда бы не решился пожениться, но это все было так давно, что Игорь даже не мог сравнивать.
Так в раздумьях Смагин просидел около пятнадцати минут, но кроме шума, напоминающего далекий прибой, он ничего не услышал. И тут его пронзила отвратительная, насмешливая мысль. Ведь еще два дня тому назад все судовое время было переведено на Владивостокское, он тоже переставил стрелки своего будильника на один час назад. Значит, переговоры состоятся, но только через сорок пять минут. Такие проколы он себе не прощал. Целый час здорового сна перед трудным трудовым днем был потерян — такие сигналы ему подавала иногда жизнь, как бы предупреждая, что впереди его ждут неприятности и опасности и надо быть всегда начеку.
Смагин со злостью швырнул невинную трубку на стол, выключил питание и зашагал к себе в номер. В это раннее время судовая обслуга постепенно выползала из-под теплых одеял и объятий временных любовников. Одна из них, буфетчица Ниночка Краева, с пустым ведром в руке и неистово зевая, так, что трещали ее челюстные кости, медленно брела по коридору пока нос в нос не столкнулась с разъяренным начальником рейса, которого неведомая сила несла в этот ранний час по судовым лабиринтам. Он наверняка бы сбил ее в полумраке чуть освещенного помещения, но опытная Ниночка вовремя вжалась в переборку и буквально слилась с ней, превратившись, из сладкой и пухлой булочку в расплывшийся на сковороде блин.
Смагин лишь полосонул блестящими глазами по вдруг постройневшей фигуре, замершей в коме буфетчицы и, круто развернувшись, свернул к трапу, ведущему на ходовой мостик. Очевидно, в подсознании пустое ведро сыграло немаловажную роль в дальнейших его планах, и смена маршрута была сейчас на руку Игорю.
Как только Смагин исчез из виду, Краева тяжело выдохнула, словно ее застали за непристойным дамы занятием. Хоть бы этот вездесущий проныра не заметил, как она выходила из каюты четвертого помощника — молоденького штурманца, прибывшего на «Любовь Орлову» всего полгода тому назад после окончания Высшей мореходки, ведь по штату она была «закреплена» за капитаном Семеновым, который и в лучшие — то годы не баловал ее своими ласками, таская с одного судна на другое.
Из темноты рубки Смагина встретил приветливый голос старпома Виктора Ильина:
— Чего не спиться, начальник, если чего случиться разбудим без предисловий. А пока идем по пять узлов в час, буксир в порядке, на сейнере кэп и стармех каким-то образом выровняли крен, теперь наш рыбак, словно подводная лодка в надводном положении, идет ровнехонько в кильватере, одна рубка торчит над водой. В полдень должны подойти на рейд Шикотана. Так что можете идти спать.
— Какой там спать, нервы уже ни к черту, — Игорь несильно стукнул кулаком в переборку, отчего магнитный компас вдруг загудел, и стрелка слегка завалилась на норд-ост.
— Ильин постучал по железному цилиндру костяшками пальцев, и непокорная стрелка вернулась на место.
— Больше так не делай, начальник, сам видишь, пароход на ладан дышит, того и гляди, все начнет ломаться, а нам еще три дня топать до Владика.
— Прости, братишка, измотался видно, уже время не ощущаю, нервы никуда не годятся, прикинь, впервые за весь рейс поднялся не в положенное время.
Даже в темноте видно было, как старпом расплылся в понимающей улыбке.
— Вы бы Игорь Львович чуток передышки себе дали, ведь девки молодые, так измотают, домой не доберетесь.
Игорь ничего не ответил, он спокойно проглотил сказанное и перевел разговор в другое русло.
— Я гляжу, на горизонте целый город светится, как с таким прицепом проскочим. — Игорь приник к окулярам бинокля, — Как считаешь старпом, надо мне на начальника Южно-Курильской экспедиции выходить?
— Я считаю, не стоит, — Ильин подошел поближе и пробасил, — чем собственно они нам помогут да ничем, может, окажут содействия и освободят причалы, но на подходе мы и так сообщим, что тянем в порт аварийное судно. А что до рыбаков, то у нас аварийные фонари включены, можно и сифон врубить. Если хотите, можете прямо сейчас через начальника рации связаться с вашими друзьями по телефону.
Игорь покачал головой, но в темноте рубки никто этого не заметил.
— Пусть, народ спит спокойно, а я пойду, прикорну с полчаса, впереди трудный день.
Смагин зашел в свою каюту и включил свет. Он не понял куда попал. Все блистало чистотой и порядком, даже воздух был насыщен запахами цветочного дезодоранта.
«Галина что — ли следы заметает» — хмыкнул Игорь и прямо в одежде плюхнулся на аккуратно застеленную, словно в солдатской казарме, кровать. Глаза моментально закрылись, и его тотчас унесло далеко от этого места на далекие острова Рикорда, где он с семьей и приятелями из яхт-клуба как-то отдыхали. Там тихо накатывалась волна на пологий песчаный берег, он лежал на махровом полотенце и глядел в бесконечную даль голубого неба с легкими перышками облаков. По песчаному берегу носился неугомонный Димка, рядом лежала Ольга в темных очках и белом купальнике. Она читала какую-то книгу. Игорь понимал, что это всего лишь сон, но сон был настолько реальным и красочным, что он запомнил все до мельчайших деталей.
Ему не хотелось просыпаться. Вот он под руку с женой и Димкой на руках идут по набережной. Ольга почему-то все время смеется. На Игоре
белые просторные траузеры и легкая безрукавка, легкий теплый ветерок теребит его длинные, светло-русые волосы. На Ольге тоже белое прозрачное платье, она то и дело забегает вперед и кружится, расставив руки. Они едят холодное мороженое, отчего в животе становится горячо и блаженная нега наваливается на Игоря.
Вот они у себя дома. Ольга лежит рядом, положив Игорю голову на плечо, и тихонько посапывает. Игорь боится разбудить жену и потому лежит тихо и смирно. Ольга что-то пробормотала, но это не ее голос. Смагин открыл глаза и приподнялся на локтях. Рядом, укрывшись простыню и, отвернувшись к переборке, спит девушка. «Боже, да это же Савельева!». — Игорь сел на кровати и слегка потянул простынь на себя. Девушка недовольно фыркнула и еще сильнее завернулась в махровую простынь. «Черт, она, как призрак, входит и выходит из моей каюты словно туман, который материализуется затем в эту великолепную фигуру».
Смагин сел на кровати и словно бык замотал головой: «Чертовщина какая-то!» Он прошел в угол каюты и заглянул в холодильник, где у него еще оставалось заначка — половина литровой бутылки «Smirnoff Vodka». Два хороших глотка кристальной обжигающей жидкости прямо из горла привели его в чувство. Этого ему было достаточно, чтобы избавиться от необъяснимого страха и нервного озноба. На него вдруг навалилось чувство вины, присущей всем русским людям. «Зачем я все это делаю?! Ведь меня наверняка ждут дома, беспокоятся. Как же вырваться из этого порочного замкнутого круга?»
Он начал вспоминать все свои любовные похождения минута за минутой и понимал, что пути назад отрезаны. Он был полностью под властью дьявольских наслаждений и услад. Ему было приятно купаться в лучах славы, власть над людьми придавала ему еще большее удовольствие, где еще он сможет так беспрепятственно пользоваться всеми благами жизни и находиться на грани пропасти, испытывая небывалый прилив сил и адреналина.
Глава III. Услада от душевных мук.
В полдень 8 марта 1989 года пассажирский лайнер «Любовь Орлова» медленно заходила на швартовку к одному из ветхих деревянных причалов Шикотанского рыбокомбината. По этому поводу диспетчер порта все малые сейнеры выгнал в бухту Крабовую и на внешний рейд, а вскоре и вовсе прекратил перегруз золотистой сайры, которая в это время года шла валом, так, что два небольших консервных цеха с трудом справлялись с обработкой свежевыловленной рыбы.
Старый, ржавый и обшарпанный морской буксир на входе в бухте, зацепил своим тросом, погрузившийся по главную палубу «Кижуч», и потащил его в сторону плавмастерских, чтобы там привести сейнер в рабочее состояние и опять выпнуть в рейс.
В это время капитан Семенов восседал на лоцманском кресле и тихо в микрофон отдавал указание швартовым командам на баке и корме. Через полчаса пассажир туго притянули к привальному брусу покосившегося причала, и вот уже завизжали блоки, попуская через себя ржавые стальные канаты лебедки, и трап мягко опустился на деревянный настил.
— А ведь мы вовремя проскочили, — подал голос Смагин, до этого молча наблюдавший за швартовкой и за черной тучей, наползающей темной стеной с запада на маленький, не защищенный островок посреди океана и сотню другую людишек, суетившихся на этом пятачке земли.
— На баке и корме, заведите дополнительно по одному продольному и шпрингу, — прохрипел в микрофон Семенов. Голос капитана к концу рейса становился все тверже и увереннее.
Смагин на эту команду удовлетворенно кивнул головой и подмигнул старпому.
— Все как нельзя лучше получается, чиф, готовьте дырочки в кителе для получения наград, я уже отправил радиограмму о вашем мужественном поступке по спасению судна и экипажа, терпящего бедствие в океане. Теперь все наши промахи спишутся вчистую.
— Да не хорохорьтесь вы, Игорь Львович, — вступил в полемику пессимист Семенов, — лучше займитесь своими делами, глядите к трапу уже и товар подали, он указал на темно — зеленый фургон, подкативший к борту теплохода. На дверях кабины сиял желтой краской логотип ДВ пароходства и ниже корявая надпись, выведенная местным «дизайнером» — «Торгмортранс». Из машины легко спрыгнул на причал средних лет шатен, в черной куртке — Аляске и голубых джинсах, заправленных в высокие кожаные сапоги. Он помахал Игорю рукой и расплылся в улыбке, как при встрече с самым близким родственником.
Смагин не удержался и в одной рубашке выскочил на крыло мостика и закричал.
— Серега, кореш, привет, сто лет не виделись, я спускаюсь, а ты поднимайся на борт. Игорь заглянул в штурманскую, где над картой опять колдовал капитан. Он ножницами вырезал из НАВИПов предупреждения об опасностях мореплавания и вклеивал их в толстую красную книгу под названием «Лоция Японского моря».