В Канаде компания Osta International продает человеческие кости в США и Европу. Фирма с сорокалетней историей утверждает, что способна выполнить заказы немедленно.
– Почти половина нашего бизнеса приходится на США, – рассказывает Кристиан Рюдигер, который управляет делами вместе со своим отцом Хансом.
Рюдигер признает, что Osta получает кости из Индии, откуда они, вероятно, вывозятся нелегально – в нарушение закона об экспорте. Еще несколько лет назад он получал их от парижского посредника, но этот канал закрылся в 2001 году – примерно в то же время, когда Джавед Хан совершил налет на офис Young Brothers. С тех пор кости приобретаются у посредника в Сингапуре. Называть его имя Рюдигер отказывается.
– Мы предпочитаем поменьше болтать, – поясняет он.
В ходе расследования я связался примерно с тремя десятками медицинских институтов, и многие из тех, что признали покупку костей в последние годы, отказались называть свои источники или говорить для записи – хотя Osta все же всплывала дважды.
– Я купил в Osta полный скелет и человеческий череп, рассеченный для демонстрации, – говорит профессор из престижного колледжа в Виргинии. – То и другое было отличного качества.
Еще один покупатель Osta – фирма под названием Dentsply Rinn, которая продает пластмассовые модели головы с настоящим черепом внутри, что необходимо для обучения стоматологов.
– Найти человеческие кости на рынке очень тяжело, – говорит Кимберли Браун, руководительница отдела сбыта. – Наши требования предписывают, чтобы черепа были определенного размера и формы и не имели некоторых анатомических дефектов. Но происхождение может быть любым. Черепа – товар повышенного спроса и в США, и в Великобритании.
Индийские власти тоже не особенно следят за соблюдением собственного законодательства. Хотя продажа костей за рубеж нарушает национальный закон об экспорте и местные постановления, направленные против осквернения могил, чиновники не очень беспокоятся.
– Ничто здесь не ново, – говорит Раджив Кумар, заместитель генерального инспектора полиции Западной Бенгалии. – Нет доказательств, что происходят убийства.
Полиция заинтересовалась Бисвасом лишь потому, что пропали тела нескольких важных людей. Он добавляет:
– Мы пытаемся применять законы на основании того, насколько важными они кажутся обществу. А общество не видит здесь серьезного преступления.
Необходимость изучения человеческих костей в медицине давно очевидна. А вот необходимость получения информированного согласия от тех, чьи кости изучаются, очевидна далеко не всем. Оживление в индийской торговле костями отражает противоречия между этими двумя положениями. Если продажа человеческих скелетов касается только что умерших людей, то еще более опасная практика – получение почек от живых обитателей трущоб – может считаться современным воплощением древних индийских обычаев.
Тем временем фабрики костей в Колкате снова работают вовсю.
Глава 3Добыча почек
На следующий день после Рождества 2004 года у побережья Индонезии рядом с городом Банда-Ачех случилось землетрясение. Ударная волна промчалась по дну океана, и на побережья Индии и Шри-Ланки обрушилось цунами. По оценкам, оно унесло более 200 тысяч жизней, разделило семьи и породило практически нескончаемый поток беженцев. В то время как некоммерческие организации и правительства пытались оказать помощь зоне бедствия и наладить жизни жертв, некоторые предприимчивые больницы и торговцы органами увидели в трагедии возможность обогатиться, продавая почки беженцев.
В Сунами-Нагаре, нищенском лагере беженцев от цунами в индийском штате Тамилнад, Мария Сельвам – самый уважаемый человек. Вот уже два года этот бывший рыбак требует у бюрократов из правительства ту базовую помощь, которую обещало беженцам международное сообщество. Он хочет, чтобы люди из трех поселений, которые выбрали его своим руководителем, снова могли жить тем, что смогут добыть в море. Я встречаюсь с ним почти через два года после цунами. Лагерь все еще являет собой безнадежные ряды угрюмых бетонных зданий. По водосточным желобам у домов текут нечистоты, а перспектив трудоустройства почти нет, как и доступа к образованию для детей.
Сельвам как единственный избранный чиновник деревни – местная знаменитость. Его фотография украшает стены зданий и приклеена над широкими железными воротами – официальным въездом в лагерь. Но популярность его идет на спад. Местная молодежь бросает камни в постеры с его изображением и вырезает с его фотографий глаза. Его преступление – попытки прекратить утечку органов из Сунами-Нагара.
– Раньше у нас только одна женщина в месяц продавала почку посреднику, но в последнее время дела пошли куда хуже, – говорит Сельвам. – Сейчас это делают две женщины в неделю, и я понимаю, что должен что-то предпринять.
Пока мы разговариваем, какая-то женщина в желто-голубом сари хмуро смотрит на него с соседнего двора. На вид ей лет сорок пять, но подозреваю, что это из-за жизни в индийских трущобах, а на самом деле ей около тридцати. Между складок сари виден ее живот, а на нем длинный, около фута, шрам. Сельвам говорит, что здесь почти у каждой взрослой женщины есть подобный шрам.
– Я не смог это остановить, – вздыхает он.
Через неделю после того, как волна смыла его деревню, правительство переместило две с половиной тысячи жителей с их плодородных и богатых рыбой насиженных мест на этот бесплодный клочок земли. Поселение находится рядом с огромной электростанцией, дающей энергию всему Ченнаи, но перебои с электричеством бывают регулярно. Нужды жителей деревни скромны: рыбацкие сети и трехколесная повозка, чтобы доставлять на рынок улов. Со времен перемещения Сельвам неустанно обивает пороги инстанций, чтобы беженцы все же получили деньги и ресурсы, которые были им обещаны. Но его мольбы не вызывали отклика до января 2007 года, когда он решил, что с него хватит, и прибегнул к единственной имеющейся в его распоряжении крайней мере во время очередного слушания его дела в одном из судов высшей инстанции Ченнаи. Его план был довольно прост. Услышав рассказы бедных женщин, которым пришлось продать свои органы, суд устыдится и наконец окажет помощь. Да и как судьи смогут остаться безучастными к судьбе его деревни, узнав о том, в какое отчаяние ввергло жителей бездействие парламента?
В переполненном зале суда чиновники выслушали свидетельства Сельвама и множества отважных женщин, которые решились рассказать свои истории. Они говорили, что торговцы почками всегда представляли собой проблему, даже до цунами, но теперь стали совсем безжалостными. Они показывали свои шрамы, и Сельвам с нетерпением ждал, как судья потребует открыть казну штата.
Но все пошло не так, как он рассчитывал. Судья слушал внимательно, но финансовая помощь заблудилась где-то в лабиринтах жуткой индийской бюрократии, а не из-за отрицательного решения властей. Более того, пятьсот мужчин и женщин, присутствовавших в зале, едва не взбунтовались, когда поняли, что Сельвам разгласил их тайну. Шрамы женщин опозорили всю деревню. Все знали, конечно, что они бедны, но продавать из-за нищеты органы – это совсем уж крайность. Молодежь кричала, что он опозорил женщин общины, выставив напоказ то, что должно было, по их мнению, остаться внутренним делом.
Правительство так и не прислало в лагерь ни сетей, ни тележек. Все кончилось тем, что грязные секреты деревни стали достоянием прессы. Местные газеты начали расследовать скандал, и вскоре Министерство здравоохранения штата обнаружило, что 52 индийских больницы были вовлечены в одну из крупнейших в стране сетей по краже и продаже органов.
Хотя Сельвам не добился цели, расследование предоставило возможность пресечь практику продажи почек и привлечь к ответу посредников и коррумпированных чиновников в области здравоохранения. Общественная реакция на скандал заставила государственных министров подготовить официальную реакцию. Сделать это выпало министру здравоохранения Тамилнада – К. К. С. С. Р. Рамачандрану[14].
Бывший уличный торговец, известный под невесть как расшифровывающимися инициалами, он заработал себе «крутую» репутацию после того, как один политический противник бросил ему в лицо банку с кислотой. (Шрамы выделяют его на многих партийных собраниях.) К удивлению, он отказался от полицейских мер. Вместо того чтобы пытаться решить вопрос в судах, он планировал уладить его посредством переговоров. Он собрал в одной комнате главных врачей-трансплантологов штата и провел с ними летучку, заставив их поклясться, что они перестанут участвовать в торговле органами и будут по возможности использовать мертвые тела. Решив, что врачи разберутся сами, он ограничился лишь символическими мерами.
Но ему пришлось сделать кое-какие уступки общественности, которая жаждала крови. Чтобы показать, что нарушения будут преследоваться, министерство закрыло два самых мелких и хуже всего оборудованных сиротских приюта, которые были косвенно связаны с нелегальными трансплантациями. Остальные участники городских сетей по продаже органов облегченно вздохнули. Хотя существовали доказательства того, что десятки хирургов имеют отношение более чем к двум тысячам нелегальных пересадок почек, через несколько месяцев в Ченнаи все пошло по-старому.
Для Сельвама и тысяч других бедных тамилов, которые так и не смогли поучаствовать в общем росте благосостояния в Индии, продажа органов до сих пор остается единственным вариантом на черный день.
– В других районах Индии люди с надеждой говорят о том, что собираются в Малайзию или США. В Сунами-Нагар так говорят о продаже почки, – рассказывает он мне.
Сунами-Нагар – не уникальное место. Значительные запасы доступных органов в третьем мире и ужасающе длинные списки ожидания в первом приводят к тому, что торговля органами становится прибыльным занятием. Спрос на почки за последние сорок лет существенно вырос, а бедняки всего мира часто рассматривают свои органы как своеобразную подушку экономической безопасности.