ине, корчась от нестерпимой боли, от которой не могла спасти никакая броня. Зато она спасла его от смерти.
Раздался смех. Красный Рыцарь перекатился на живот и снова поднялся. Шип был рядом.
— Почему ты до сих пор жив? — недоумевал он.
— Не пожалел денег на доспехи.
— Я вижу твою силу. Заберу себе. В твоих руках от нее не будет пользы. Кто ты такой? Мы с тобой не так уж сильно отличаемся.
— Я тот, кто сделал другой выбор, — ответил капитан.
Дышать удавалось с трудом, но именно сейчас он гордился собой. Он все еще держится. Своими силами. Шип метнул разрушительный сгусток энергии: яркий, как летний день, и быстрый, будто молния. Серебряно–белой вспышкой Красный Рыцарь отбил удар, и тот ушел в землю.
— Теперь вижу. Тебя создали. Изобрели. Вывели. Изумительно. Значит, ты не уродливая ошибка природы, темное солнце. Ты — умело выведенный гибрид.
— Проклятый Богом. Ненавидимый всеми, у кого все в порядке с головой.
Капитан черпал силу в собственном отчаянии. Раз победить врага невозможно, он хотя бы победит собственный страх. Как делал это тысячи раз.
— Разве ты не видишь, что время людей подошло к концу? Они подвели этот мир. Земли Диких поглотят их, и спустя тысячу заходов солнца юные олени и медведи будут спрашивать у своих матерей, кто построил дороги из камня, а феи станут оплакивать тех, над кем забавлялись в недалеком прошлом. Люди сегодня — лишь жалкая тень былого величия. А ты? В тебе мало человеческого. Что тебя удерживает подле них?
Дышать было все так же тяжело, но страх уступил место спокойствию. А спокойствие означало подчинение эфира. Надежда заставляла людей бояться еще больше. Но капитан привык купаться в океане страха, мог дотягиваться до других и обращать страх в оружие.
Он снова оказался во Дворце воспоминаний и связался с Амицией. Послушница взяла за руку Гармодия. К ним присоединилась настоятельница. И Мирам. И Мэг. И все выжившие сестры, певшие в часовне.
Красный Рыцарь обуздал свой разум. И воспроизвел одно из самых любимых заклинаний.
«Святая Барбара, Деспина Афина, Гераклит», — указывая на статуи, произнес он.
Комната начала вращаться. Пруденция спустилась с постамента и, улыбаясь, положила руку ему на плечо. Улыбка получилась грустной. Потянувшись, она взяла его за руку: «Прощай, мой дорогой. Мне столько хотелось тебе сказать. О Филы[79], сказочная страна…»
Сила переполняла Красного Рыцаря, как слишком быстрое удовольствие, переходящее в боль. Как любовь, которая столь сильна, что становится нестерпимой. Как победа и поражение. Как надежда и отчаяние. И в самом центре, балансируя между всем и ничем, стоял он.
«Что она имела в виду, сказав: «Прощай“?»
Вновь капитана окружал насыщенный ночной воздух. Он спрашивал себя, по–настоящему ли ощущает спокойствие или это всего лишь маска? Закрыв телом звезды, над Красным Рыцарем склонился Шип.
— Ты принадлежишь нам. Не им.
Капитан рассмеялся в ответ. Смех лишь укреплял его самоконтроль.
— Нет никаких «нас», Шип. В землях Диких есть лишь закон леса и право сильнейшего. Стоит мне присоединиться к тебе — и ты будешь слепо следовать моим прихотям.
Чтобы подтвердить сказанное, капитан, помня уроки матери, приказал:
— На колени.
Более двух третей выживших боглинов в тот же миг упали на колени. Было приятно видеть, как задергался Шип, как задрожали опаленные ветви, словно под резким порывом ветра.
Пока капитан разговорами с врагом выигрывал драгоценное время, в нем пробудилась клокочущая сила — мощь, до сих пор ни разу им не испытанная, словно чувство любви обрело плоть и подключилось к колдовству. Двух ударов сердца хватило Красному Рыцарю для понимания, что именно сделала Пруденция. Она не открыла дверь, сквозь которую Шип овладел бы им изнутри. Она превратила всю себя в магию, вся ее сила, вся ее жизнь воплотились в этом последнем творении. Что объясняло ощущение любви.
Ах, любовь.
— И разожгу я огонь, — сказал он на высокой архаике.
ЛИССЕН КАРАК — ШИП
Шип чувствовал завихрения силы — доброй, сладкой силы, вкус которой он давно позабыл. Тысяча ударов сердца ушла на то, чтобы вспомнить. Лишь тогда осознание пробилось сквозь несокрушимый щит его воли.
«Ты забыл это чувство, моя радость? Это вкус любви, и когда–то ты тоже был на нее способен», — прозвучал в голове женский голос. Она стояла в его месте силы, обнаженная, незащищенная и уязвимая, и он почувствовал себя точно таким же. Гнев и ярость поглотили его, сбитого с толку, и он ударил ее… Забыв поднять собственный щит.
ЛИССЕН КАРАК — НАСТОЯТЕЛЬНИЦА
Настоятельница приняла бой в разрушенной часовне. Ее волосы свободно развевались во тьме, босые ноги ступали по битому стеклу. Монахини оставатись у нее за спиной, и их голоса взвились божественной музыкой.
С посохом в руке рядом с ней стоял Гармодий, направляя песнь силы во тьму, в лабиринт разума молодого человека, который из последних сил противостоял чудовищу.
И она сразилась с ним. На своем веку женщина повидала множество монстров. Некоторые были плодами ее собственных трудов. Но этот, которого она когда–то любила, стремился уничтожить все, что было дорого ее сердцу.
И она вложила в удар всю свою ярость, всю любовь, все годы, проведенные порознь. Ее любовь к Богу кинжалами вонзилась в его раны как месть за то, что он решился бросить ее ради вызова всему человечеству. За то, что принял ее дар и осквернил его.
Настоятельница причинила ему боль.
И он ответил. Но был слишком ошеломлен, вдобавок… Вдобавок даже сейчас что–то не позволяло ему сделать ей больно.
Она ударила снова. После стольких лет женщина не колебалась.
ЛИССЕН КАРАК — ШВЕЯ МЭГ
Мэг стояла посреди разрушенной улицы Нижнего города и чувствовала, как сражается с врагом настоятельница. Было очень страшно, но Мэг ощущала силу борющейся женщины и воздела руки, намереваясь помочь ей. Без знаний, без навыков, швея сумела влить свою тонкую, аккуратную силу в пожилую монахиню.
Та победно улыбнулась.
Из–за алтаря высунулся отец Генри, натянул тетиву и выстрелил. Во тьме раздался крик боли.
Из уст настоятельницы вырвался вопль, словно кричала измученная душа. И этот крик оборвался, стоило только бывшему возлюбленному ударить ее по лицу. Прежде чем голова коснулась пола, София умерла. Кровь залила застывшие глаза, а из спины торчала зловещая черная стрела.
Смертную оболочку Шипа окутал чистый, кристально–синий — цвет, который так любила Пруденция, — пышущий невыносимым жаром огонь. От пламени исходил густой, насыщенный, яркий дым. Он светился и был белее той копоти, что поднимается над обычным пламенем, и капитан почувствовал, как Гармодий направляет дым через него, через его место силы, вниз по руке и вверх по воздуху. Творение старого мага потрясало воображение своим изяществом и хитростью. Красный Рыцарь понял — это марево, состоявшее из миллионов мельчайших зеркал.
Ее удары оказались болезненными. Темное солнце тоже причинило ему вред. Забытая совесть проснулась всего на секунду, и плата за эту секунду была колоссальна. Но ему удалось спастись, а она мертва. Свет ее жизни погас, а его продолжает гореть. Ее сразила какая–то другая сила, его вины в ее смерти нет. Шип осмотрелся в поисках убийцы, дабы покончить и с ним тоже.
Что–то внутри сжалось от горечи утраты.
Это было необходимо.
Нет, не было.
Но уже слишком поздно. Шип понял, что бой продолжает его бывший ученик, который очень гордится сложным, многослойным заклинанием: цветной дым, бесшумный, безвредный, опасный…
Шип увернулся от направленного удара Гармодия и ответил своим. Чары пролетели над телом его возлюбленной.
Старый маг ощутил чары своего бывшего учителя и приготовился. Весь расчет строился на высокомерии Шипа, на его чувстве собственного всесилия и величия, а заклинание Гармодия было столь хрупким и крохотным, что почти не отняло сил.
ЛИССЕН КАРАК — ШИП
С неимоверной легкостью Шип прикончил бывшего ученика, хотя забрать его силу себе ему не удалось. Как это характерно для людей — распылить всю мощь, лишь бы та не досталась учителю. Гармодий рухнул на спину рядом с хором монахинь. Будь у Шипа время, он бы разорил это монашье гнездо целиком, но темное солнце слишком сильно беспокоило его своим странным синим пламенем.
Будь Шип человеком, он бы рассмеялся. Или зарыдал. Вместо этого сознание метнулось обратно в материальный мир, где физическое тело пожирал огонь. Медленный удар сердца, и он использовал драгоценную силу, чтобы потушить языки синего пламени.
Чародей осознал, насколько сильно его потрепало, и встревожился. Слабый. В очередной раз он будет выглядеть слабым.
Не время подсчитывать ущерб. Сейчас он настолько уязвим, что его с легкостью может одолеть кто угодно.
Шип поднял посох и исчез.
ЛИССЕН КАРАК — КРАСНЫЙ РЫЦАРЬ
«Беги, парень, беги!» — надрывался Гармодий.
Капитан попытался. Ползти мешали окоченевшие тела боглинов. Обессиленный, он поднялся на ноги и, спотыкаясь, шатаясь из стороны в сторону, побежал, ожидая в любую секунду получить удар в спину, который станет для него последним.
Он стоял во Дворце воспоминаний. Постамент был пуст, статуя Пруденции, холодная и безжизненная, лежала на полу. Проклятье. «Горевать будешь потом, если выживешь», — сказал он себе.
Вскочив на постамент, Красный Рыцарь выкрикнул имена: «Гонорий! Гермес! Демосфен!»
Отчаяние, удача и нерушимая воля. «Прощай, Пруденция! Ты заслужила большего, чем я сумел тебе дать». Капитан подбежал к двери и распахнул ее настежь…
Шип почувствовал отблеск чар и обнаружил их источник. Темное солнце все еще сражается? Все еще колдует? «Я сильно ранен», — признал свое поражение Шип и отступил.