— Сдавайся.
Молва утверждает: северяне жутко упрямые и мстительные. Вот и Гэвин поклялся убить незнакомца, кем бы он ни был, даже если это будет стоить ему жизни и чести.
— Пошел к черту, — просипел он с набитым грязью и кровью ртом.
Гигант разразился хохотом.
— Согласно законам военного времени, ты — мой пленник, отвезу–ка я тебя к королю, показать, насколько сильно он во мне нуждается.
— Трус! — взревел Гэвин, хотя разум подсказывал ему, что гораздо предпочтительнее, учитывая обстоятельства, прикинуться потерявшим сознание.
Рука в латной рукавице перевернула его и приподняла.
— Забирай свое барахло из моей комнаты, — произнес незнакомец. — Так и быть, притворюсь, что ничего не слышал.
Гэвин сплюнул кровь.
— Если ты думаешь, что можешь отвезти меня к королю и тебя не обвинят в убийстве…
Блондин презрительно фыркнул.
— Это из–за тебя погиб оруженосец, я тут ни при чем, — заявил он.
На его лице появилась едва заметная улыбка, но впервые Гэвин по–настоящему испугался.
— Обзывать победившего в поединке трусом чрезвычайно невежливо.
Хотелось ответить, как подобает истинному герою, но гнев, скорбь, страх и боль сильно сказались на Гэвине, и он сумел лишь воскликнуть:
— Ты убил Тома! Ты — не рыцарь! Нападать на не облаченного в доспехи человека? К тому же с боевым мечом? На постоялом дворе?
Гигант нахмурился и навис над Гэвином.
— Мне следовало раздеть тебя донага и приказать конюхам отыметь твой зад. Как ты смеешь говорить мне — мне! — «не рыцарь»? Мелкая сошка, я — Жан де Вральи, величайший из всех рыцарей в мире, и единственный закон, который я признаю, — рыцарский закон. Сдавайся, или я прирежу тебя здесь же.
Гэвин посмотрел на его прекрасное лицо — не искаженное ни гневом, ни яростью, ни какими–либо другими чувствами, — и ему захотелось плюнуть в него. Отец так бы и поступил.
«Хочу жить».
— Сдаюсь, — произнес он и сам себя возненавидел.
— Все эти рыцари ни на что не годятся, — рассмеялся де Вральи. — Запомни, мы тут устанавливаем правила.
Все приехавшие спешились и удалились, оставив Гэвина во дворе один на один с трупом оруженосца. Мальчугана уже не вернуть. «Это я виновен в его смерти, — подумал рыцарь, — Господи Иисусе».
Однако этим дело не кончилось. Эдам оказался храбрецом и погиб в дверном проеме занимаемой ими угловой комнаты. Один из чужеземцев выкинул их пожитки из окна, как только пал второй оруженосец. Гэвин слышал их победный хохот.
Он стоял коленопреклоненный на брусчатке рядом с телом Тома, когда спустя час прозвонили колокола к вечерне и к нему подошел хозяин постоялого двора.
— Я послал за шерифом и лордом–хранителем, — сочувственно произнес он. — Мне очень жаль, милорд.
Рыцарь не нашелся, что ответить, у него не было подходящих слов.
«Я убил собственного брата».
«Я убил Тома».
«Я проиграл и сдался».
«Я должен был умереть».
Зачем он сдался? Смерть была бы достойнее. А так даже владелец постоялого двора выражает ему сочувствие.
ЛОРИКА — ДЕ ВРАЛЬИ
Гастон вытирал кровь с клинка, придирчиво осматривая последние четыре дюйма, которыми наносил безостановочно удары, чтобы пробить защиту молодого оруженосца, пока тот не выдохся и не погиб. Из–за этого на лезвии появились новые зазубрины. Чтобы наточить острие, потребуется умелый оружейник.
Де Вральи наслаждался вином из серебряной чаши, пока оруженосцы снимали с него доспехи.
— Он поранил тебя. Тот человек во дворе, — произнес Гастон, отрываясь от меча. — Не пытайся скрыть. Он порезал тебя.
Здоровяк пожал плечами.
— Он размахивал шпагой, словно бешеный. Пустяки.
— Ага, пробил твою защиту, — хмыкнул Гастон. — Не так уж они и плохи, эти альбанцы. Возможно, нам предстоят настоящие сражения.
Он посмотрел на кузена.
— Похоже, он сильно тебе навредил, — предположил мужчина, поскольку за короткий промежуток времени де Вральи уже трижды потирал запястье.
— Чушь! Они едва обучены воевать. — Гигант отпил еще вина. — Все, чем они заняты, — сражения с Дикими. Давно забыли, каково оно — биться против другого человека. — Он повел плечами. — Я напомню и подготовлю их, чтобы нанести сокрушительное поражение Диким. Сделаю их более жесткими и умелыми воинами.
Рыцарь кивнул, словно соглашался сам с собой.
— Это тебе ангел сказал? — с интересом уточнил Гастон.
Встреча кузена с ангелом принесла пользу всей их семье, но до сих пор оставалась загадкой.
— Ангел мне приказал. Я — лишь орудие в руках Божьих, кузен, — в голосе де Вральи не было и намека на самоиронию.
Гастон глубоко вздохнул, глянул на своего великого брата, чтобы понять, шутит тот или говорит всерьез. Шутками там и не пахло.
— Ты назвал себя лучшим рыцарем в мире, — произнес он, пытаясь улыбнуться.
Де Вральи слегка вздрогнул, когда Йохан, старший оруженосец, расшнуровав левый наруч, принялся стягивать его с поврежденного запястья.
— Я — самый великий рыцарь в мире, — заявил он. — Ангел избрал меня, ведь я — первый копейщик на Востоке. Я одержал победу в шести битвах, сражался в двенадцати вооруженных столкновениях и ни разу не был ранен. Я убил всех своих противников на всех состязаниях и турнирах…
Гастон закатил глаза.
— Замечательно, ты — лучший рыцарь в мире. Теперь скажи, зачем мы приперлись в Альбу, кроме как нагонять страх на местных.
— Их король объявил турнир. Я его выиграю и стану первым воином короля, а затем и самим королем.
— Это ангел тебе такое сказал?
— Ты сомневаешься в ангеле, кузен? — нахмурился де Вральи.
Гастон поднялся и вложил меч в ножны.
— Нет, я просто не привык верить во все, что мне говорят — ты или кто–то другой.
Гигант прищурил свои прекрасные глаза.
— Ты хочешь сказать, я — лжец?
Гастон криво усмехнулся.
— Продолжая в том же духе, мы, пожалуй, подеремся. Может, ты и самый лучший рыцарь в мире, но все же не стоит забывать, я не раз пускал тебе кровь, ведь так?
Гастон приметил в глазах де Вральи угрожающий блеск, но не отвел взгляда. Лишь немногие могли на такое отважиться. Правда, у Гастона была богатая практика длиною в братскую жизнь.
Де Вральи пожал плечами.
— Ты что, не мог об этом сказать до того, как мы уехали из дома?
Гастон поморщился.
— Когда ты говоришь: «Дерись», я дерусь. Так? Ты говоришь: «Собирай рыцарей, мы едем завоевывать Альбу», я говорю: «Замечательно, наконец–то я стану богатым и могущественным». Так?
— Так! — улыбнувшись, подтвердил гигант.
— Но когда ты утверждаешь, будто ангел Божий дает тебе весьма специфические военные и политические поручения… — Гастон повел плечами.
— Утром нам предстоит встреча с графом Тоубреем. И он введет нас в курс дела. Его желания совпадают с желаниями ангела.
Впервые за весь разговор показалось, что де Вральи засомневался. Гастон решил воспользоваться моментом.
— Кузен, чего хочет этот ангел?
Де Вральи, допив вино, поставил чашу на сервант и стянул наруч с правой руки, как только младший оруженосец его расшнуровал.
— Кто ж его знает, чего хотят ангелы? — тихо произнес он. — Но Дикие должны быть уничтожены. Это хотел сделать еще отец короля. Ты ведь знаешь, для этого они полностью сжигали лес между городами. Ждали ветреных дней и поджигали леса. Рыцари старого короля сразились в четырех великих битвах против Диких — чего бы я только не отдал, чтобы поучаствовать хоть в одной из них. Создания из земель Диких шли в атаку — целые армии!
Его глаза сверкали.
Гастон приподнял брови.
— Обычно старый король побеждал, но в конце концов призвал на помощь рыцарей с Востока. Ведь потери были просто ужасающими. — Де Вральи выглядел так, словно сам являлся очевидцем событий. — Его сын, нынешний король, так же отважно сражается за полученные в наследство от отца земли, но ничего не отвоевал у Диких. Ангел поможет. Мы отбросим их за Стену. Я предвижу это.
Выдохнув, брат спросил:
— Кузен, а насколько ужасающими были потери?
— Думаю, огромными. Говорят, в битве при Чевине король Готор лишился пятидесяти тысяч воинов.
— От таких огромных цифр у меня начинает болеть голова, — сказал Гастон. — Это ведь население крупного города. Они уже возместили потери?
— Святый Боже, конечно нет! Если бы это произошло, неужели ты думаешь, мы бы бросили им вызов, имея всего три сотни копий?
Гастон сплюнул.
— Господи Иисусе…
— Не богохульствуй!
— Твой ангел хочет, чтобы мы захватили эти земли, имея всего триста копий, а потом выступили войной против Диких? — Гастон шагнул к кузену. — Мне вздуть тебя, чтобы ты очухался?
Де Вральи вскочил, жестом отпустив оруженосцев.
— Не подобает тебе, братец, задавать мне подобные вопросы! Ты созвал рыцарей и последовал за мной — замечательно. Слушай меня. Это все, что тебе следует делать.
Гастон поморщился, словно на него повеяло смрадом.
— Я всегда следовал за тобой, — заявил он.
Гигант кивнул.
— А еще предостерегал тебя от кое–каких ошибок, — добавил Гастон.
— Гастон, — примиряюще обратился рыцарь, — давай не будем ссориться. Меня направляют небеса. Не завидуй!
— Знаешь, мне бы следовало познакомиться с этим твоим ангелом.
Де Вральи прищурился.
— Может быть, — начал он, — может быть, ангел является только мне. В конце концов, это ведь я — самый великий рыцарь в мире.
Гастон вздохнул и подошел к окну, обратив внимание на коленопреклоненную одинокую фигуру рыцаря. Трупы уже убрали, обернули в ткань и подготовили для захоронения, однако альбанский воин все еще оставался на мощенном брусчаткой дворе.
— Что ты собираешься делать с тем человеком? — поинтересовался он.
— Отвезу к королю, чтобы доказать мою отвагу и мастерство, потом потребую за него выкуп.
Соглашаясь, Гастон кивнул.
— Надо предложить ему вина.
Де Вральи помотал головой.