Здесь дорога шла под уклон; по сторонам располагались великолепные белоснежные дома, каждый высотой и защитными башнями напоминал маленький замок. Они были украшены позолотой и черным листовым железом, двери выкрашены в красный или синий, с черепичными или медными кровлями, со скульптурами из белого или цветного мрамора и окнами, прозрачными или разноцветными, высокими или широкими. Каждый дом был уникален.
«Когда–то я здесь обедал. И вот здесь. Сколько же времени прошло?»
Спускаясь с холма и любуясь домами богатых придворных и великих рыцарей, Гармодий чувствовал облегчение. Маг задавался вопросом, как вышло, что позднее он ни разу их не посетил.
Oн проехал через Внутренние ворота, не обратив на стражников ровным счетом никакого внимания. На ветру становилось прохладно, поэтому, минуя Средний город, он с трудом натянул плащ и умудрился заглянуть на Главный базар, прозванный так местными жителями и представлявший собой рыночную площадь, по размерам в два или три раза превосходившую внутренний двор замка. Повсюду стояли лотки, шла бойкая торговля. С интересом наблюдая за этой суетой, маг проехал базар и оказался в Нижнем городе, который в Бриджтауне пересекала Флад–стрит. Его сердце забилось быстрее. Вопреки ожиданиям, ни малейшей опасности он не заметил.
В Бриджтауне все внимание было сосредоточено на въезжавших в город великолепных рыцарях и облаченных в доспехи всадниках. Из–под капюшона Гармодий мельком глянул на их предводителя, пытаясь распознать герб и угадать, что за лорд перед ним. Но этого человека при дворе он никогда не встречал. Высокий мужчина с прекрасно развитой мускулатурой.
Стражники не хотели брать на себя ответственность за то, что пропустили гиганта и его людей в город. Равно как и останавливать покидавшего столицу одинокого старика.
Командовавший воинами рыцарь оказался более любознательным и развернулся в седле, чтобы получше рассмотреть проезжавшего мимо мага. Взгляд у него был пронизывающим. Но тут появился закованный в броню с ног до головы лейтенант Нижних ворот. В руках у него были не восковая дощечка и стилос, а боевой топор, его сопровождали четыре рыцаря. Чужеземец напрягся, и, пока его внимание переключилось на лейтенанта, Гармодий скрылся из вида.
Через ворота, вниз по склону мимо лотков мелких торговцев, которые могли себе позволить выставлять товары лишь за стенами города — в Канаве, как людям нравилось называть это место, — он проехал мимо лекарей–шарлатанов, картежников и рабочих, возводивших трибуны и ограждения для празднования Дня святой Троицы.
Поджав губы, маг каблуками стукнул по бокам лошади, и кобыла, довольная, что ее вывели из конюшни на весеннее солнышко, и порядком заскучавшая от неспешного аллюра, рванула вперед.
Гармодий легким галопом миновал Канаву и продолжил путь мимо внешнего круга домов, самых бедных во всем городе, затем мимо первых полей, каждое из которых было обнесено низкой каменной стеной и старыми, тщательно очищенными стволами деревьев. Почва здесь не была благодатной. Маг проехал по дороге еще с полмили, довольный своей лошадью, но мучимый смутными опасениями, и оказался у моста.
Никто не бросал ему вызов.
Он миновал первый пролет моста, остановился, плюнул в реку и произнес два могущественных заклинания. На середине моста, под яркими лучами солнца, Гармодий был в безопасности, поскольку лучше всего магия герметистов действовала именно при солнечном свете, а большинство заклятий Диких не могли пересечь текущую воду без приложения невероятных усилий или без герметического разрешения самой воды. На всей земле не было силы, способной причинить ему вред при ярком солнце и на мосту над чистыми потоками великой реки. А если и была, то такая, которой он в любом случае не мог бы противостоять.
Он проехал оставшуюся часть моста и выбрал ведущую на север дорогу.
БЕНБУРГСКАЯ ДОРОГА, К ВОСТОКУ ОТ АЛЬБИНКИРКА — РОБЕРТ ГИССАРМЕ
Роберт Гиссарме был высоким и тощим, как скелет, несмотря на чрезмерное поглощение баранины и эля. Люди поговаривали, что столь неутолимый аппетит могла превзойти лишь его жажда наживы. На восточный манер он называл своих людей войском наемников и одевался в кожу и шерсть отменного качества или сияющие доспехи, изготовленные лучшими кузнецами Востока.
О его происхождении было почти ничего не известно. Он утверждал, что является сыном–бастардом весьма влиятельного дворянина, при этом его имени никогда не называл. Бывало, Роберт прикладывал палец к носу, когда мимо него проезжал какой–нибудь аристократ.
Сержанты боялись его. Он быстро вскипал, тут же наказывал, а поскольку был самым умелым бойцом во всем войске, то никто не горел желанием переходить ему дорогу. Особенно сейчас: Гиссарме во всеоружии восседал на боевом коне и был мрачнее тучи. Он пристально рассматривал двух странствующих торговцев, обогнавших его караван прошлой ночью и теперь торчавших тут у обочины. Неизвестные сначала их убили, потом освежевали и оставили у межевого столба, запрокинув головы таким образом, чтобы создавалось впечатление, будто они, корчась в бесконечной агонии, непрерывно вопят.
Со вчерашнего дня он гнал караван на северо–запад по отвратительной дороге, соединявшей Альбинкирк с Востоком и ведущей сначала в Зеленые холмы, затем через горы в Морею и земли императора. Они выехали из Тевы, города рабов, и он заставлял свой караван двигаться настолько быстро, что начался падеж лошадей. До сих пор растянувшаяся цепочка рабов была его основным грузом, но теперь его не заботило, выживут они или умрут. Ему поручили их в Теве — длинную цепь сломленных, избитых до полусмерти, отчаявшихся людей. Ему сказали, что они имеют ценность, поскольку это обученные рабы: повара, слуги, горничные, сиделки и шлюхи.
Во время долгого путешествия на запад его солдаты обращались с рабами относительно хорошо. Именно относительно хорошо, несмотря на хмурые взгляды рыцаря императора — напыщенного и слишком гордого, чтобы делить пищу с простым наемником. После Альбинкирка этот человек докучать ему больше не будет.
Когда они проезжали мимо Бенбурга, последнего городка перед Альбинкирком, обнаружили спрятавшийся за стенами гарнизон и жителей, напуганных какими–то невероятными ужасами. Гиссарме стал торопиться на запад, понуждая чуть запоздавших торговцев спешить вслед за ним. Около дюжины человек с фургонами и хорошими лошадьми заплатили ему золотом, изъявив желание следовать с его караваном.
Он взялся за доставку рабов лишь для того, чтобы оплатить собственный проезд — ходили слухи, будто крепость–монастырь в Лиссен Карак предлагала деньги за охоту на чудовище, а Гиссарме, как и его войску, нужна была работа. Возможно, они протянут еще какое–то время и без нее, но весьма недолго.
Итак, восседая на боевом коне, он оказался вровень с трупами и разглядел, что этих людей насадили на кол. Он слышал о таком, но никогда не видел и теперь не мог оторвать взгляд. Когда посыпался град стрел, Гиссарме продолжал пристально рассматривать трупы.
Первая ударила в коня. Вторая в нагрудник, да с такой силой, что его выбило из седла, и он тяжело упал на землю. Повсюду кричали люди, было слышно, как отдают приказы его офицеры. Затем что–то ударило его в пах, и он почувствовал теплую, быстро распространявшуюся сырость. Глаза почти ничего не видели.
Гиссарме попытался поднять голову, но что–то склонилось прямо над ним, стремительно приближаясь к лицу…
БЕНБУРГСКАЯ ДОРОГА, К ВОСТОКУ ОТ АЛЬБИНКИРКА — ПИТЕР
Питер с безнадежным и беспомощным гневом смотрел, как из леса по обе стороны дороги летят стрелы. Засада была такой явной, что он не мог понять, как кто–то способен попасться на эту удочку. Из–за ярма на шее, к которому цепями сзади и спереди были прикованы две женщины, он не мог бежать.
Он попытался найти нужные слова.
— Падайте! — закричал Питер. — Вниз!
Но уже начиналась паника. Страх — еще никогда в жизни такого он не ощущал. Ужас накатил на Питера, словно его облили грязной водой из корыта. Женщины, с которыми он был сцеплен, рванулись в разные стороны, споткнулись и упали, утянув его за собой.
Град стрел продолжал обрушиваться на солдат, они гибли один за другим. Лишь небольшая группка устояла на ногах и оказывала отчаянное сопротивление.
Нечто — в клубившемся по земле тумане позднего утра было плохо видно — вырвалось из дымки и ударило в колонну. Снова раздались душераздирающие вопли людей и ржание лошадей, а ужас достиг такой силы, что две спутницы Питера просто скрючились в позе зародыша на земле.
Питер лежал, не шевелясь, и пытался размышлять здраво. Он наблюдал за приближавшимися к колонне существами. То были демоны. Дома он лишь слышал о них, а теперь они здесь. Пожирали трупы или, может, все еще живых людей.
Сверху на белокурую женщину впереди Питера накинулась виверна. Клиновидная голова вошла ей в живот. Женщина сзади пронзительно закричала, встала на колени и раскинула руки, вдруг над его головой пролетел сгусток ярко–зеленого цвета и ударил в чудовище. Вокруг невыносимо запахло горящим мылом.
Словно танцор, виверна резко повернулась, передней лапой раздавив орущую блондинку и задев соединявшую пленников цепь, конец которой обвился вокруг задней лапы чудовища.
Виверна когтями разорвала цепь, женщина позади Питера снова ударила заклинанием — две пригоршни концентрированной кислоты полетели в монстра, а колдунья истерически захохотала. Виверна взвыла в сотни раз громче, расправила крылья и бросилась на рабыню.
Питер перекатился под ее огромным телом, конец недавно разорванной цепи, проходивший через ярмо, зацепился за корень дерева и освободил шею. Он вскочил на ноги и побежал в туман.
Вспышка — и Питер распластался на земле. Настала тишина, он снова вскочил и помчался и лишь через сотню шагов, сделанных в панике, осознал, что ничего не слышит, а рубашка на спине обгорела.
Не останавливаясь, парень побежал дальше.
Во рту настолько пересохло, что он не мог глотать, бедра и икры горели, словно их опалило пламя. Но Питер продолжал бежать, пока не наткнулся на глубокий ручей, где до отвала напился воды, а потом лежал, хватая ртом воздух, пока не забылся.