Красный Рыцарь лишь покачал головой.
— Трудно сердиться, когда узнаешь, что нравишься людям и они заботятся исключительно о твоем здоровье.
Эткорт рассмеялся. Том склонился над ним и что–то прошептал на ухо, отчего мужчина расхохотался еще сильнее и поморщился от боли.
Красный Рыцарь чуть замешкался в дверном проеме, чтобы напоследок глянуть на обоих: Том вынул из кошелька карты и кости, а Эткорт держался за бок и ухмылялся.
Капитан сбежал по лестнице, кожаные подошвы глухо ударялись о каменные ступени. Но Амиции в лазарете не оказалось. Он обругал Тома за хитрую уловку и вышел в темный двор. Ему хотелось опрокинуть кружку вина, но он опасался, что тут же отключится. Хотя поспать точно не помешало бы. Но вместо отдыха он отправился к яблоне, улыбаясь собственной глупости. И она была там, сидела под светом звезд, что–то тихонько напевая.
— Прошлой ночью ты не пришла, — услышал он собственный голос. Из всего, что он хотел ей сказать, это было самым последним.
— Я уснула. Что, по–моему, было бы весьма мудрым и с вашей стороны, милорд.
Холодный тон. По нему и не скажешь, что они когда–то целовались, или вели задушевные беседы, или даже кричали друг на друга.
— Но ты же искала встречи со мной, — заявил он.
«Я веду себя как последний дурак».
— Всего лишь хотела сказать, что ты был абсолютно прав. Я должна была ждать тебя за той дверью. Старая ведьма просто использовала меня. Я люблю ее, но она специально подталкивает меня к тебе. Раньше я этого не понимала. С тобой она разыгрывает куртуазную любовь и подсовывает мое тело вместо собственного. Или что–то вроде того.
Амиция пожала плечами, в неярком свете звезд ему удалось различить только это движение. Он не знал, что ответить. Сам вполне допускал подобное и теперь не представлял, как выпутаться из создавшегося положения. А еще понимал, что не хочет говорить о настоятельнице плохо.
— В любом случае прости, что был так бесцеремонен с тобой, — наконец произнес Красный Рыцарь.
— Бесцеремонен? — Она засмеялась. — Ты извиняешься за то, что пренебрег моими оправданиями и предпочел не замечать мою гордыню и благочестие? Что предстал передо мной полным сожаления лицемером?
— Ничего подобного, — возразил он.
И далеко не в первый раз почувствовал огромную пропасть, разделявшую их. Даже толпы согласных на все девушек–служанок не подготовили его к этому.
— Я действительно люблю Иисуса, — продолжила она, — хотя далеко не всегда понимаю, что значит любить Господа. И мне больно, почти физически, что ты отрицаешь Бога.
— Я не отрицаю Бога. Вполне допускаю, что этот мелкий ублюдок действительно существует.
Ее лицо, бледное в свете луны, окаменело. «Я слишком устал, чтобы делать признания», — подумал он.
— Я тебя люблю, — услышал Красный Рыцарь собственный голос.
Вдруг ему вспомнился Майкл. И он поморщился.
Она прикрыла рот рукой и тихо произнесла:
— Ты странно выражаешь любовь.
Внезапно он опустился на скамейку. Как и в случае с признанием в любви, он не собирался этого делать. Просто подкосились ноги. Амиция взяла его за руку, а когда их пальцы соприкоснулись, вздрогнула.
— О боже мой, мессир, да вы мучаетесь от боли.
Она наклонилась и дунула на него. Судя по его ощущениям.
Оказавшись во Дворце воспоминаний, он опустил защитные барьеры. Пруденция покачала головой, но ее неодобрение не было чем–то исключительным, так поступила бы любая женщина, и он распахнул дверь, уверенный, что стены крепости защитят его от зеленого урагана.
Прямо за дверью стояла она. А зеленый ураган бушевал позади нее. И выглядела она совсем иначе. Именно так невежественные люди представляют себе призраков — бледное и бесцветное отражение самой себя.
Красный Рыцарь потянулся и взял ее за руку.
«Ты позволишь мне войти?»
Девушка осмотрелась, потрясенная. Сделала реверанс Пруденции.
«Боже милостивый, милорд, она живая?»
«Она живая лишь в моих воспоминаниях», — ответил он, утаивая долю истины.
Некоторые секреты были слишком ужасны, чтобы ими делиться.
Амиция закружилась.
«Это великолепно! Сколько у тебя сигилов?»
«Сигилов?»
«Символов. Заклинаний. Чар».
«Больше двадцати», — ответил Красный Рыцарь. И это не было ложью. Скорее, желанием преуменьшить собственные возможности.
Девушка фыркнула. Здесь она была несколько выше ростом, с более мелкими и вместе с тем грубоватыми чертами лица. Ее глаза сверкали, как кошачьи в ночи, и назвать их миндалевидными можно было лишь с натяжкой.
«С первого взгляда я поняла, кто ты. Закутанный в силу, словно в плащ. В силу Диких».
Он улыбнулся.
«В этом мы схожи».
Она все еще держала его за руку и теперь подняла ее и поднесла к своей правой груди. Реальность извернулась, и он обнаружил себя стоящим на мосту. Внизу журчал ручей, его дно устилали опавшие листья, темно– и светло–коричневого оттенков. По берегам росли деревья, возвышавшиеся до самых небес. Вместо серых одежд ордена на Амиции был зеленый кертл с зеленым же поясом.
«Есть риск, что весеннее половодье унесет мой мост. А в твоей башне я чувствую себя взаперти».
Он наблюдал за могучим потоком под мостом и был слегка напуган.
«Ты можешь использовать всю эту силу?»
Девушка улыбнулась.
«Учусь. Я слишком быстро устаю, и у меня нет двадцати заклинаний».
На его губах заиграла улыбка.
«Знаешь, если только Пруденция не ввела меня в заблуждение, теперь, побывав друг у друга в местах силы, мы связаны».
«Пока твоя окованная железом дверь заперта, я тебя даже найти не могу», — возразила она.
Игриво нахмурившись, она добавила:
«А я пыталась».
Он потянулся к ней. Едва капитан приобнял Амицию за плечи, они оказались на скамейке под яблоней в кромешной темноте. Их губы слились в поцелуе.
Она положила голову ему на гамбезон, а он открыл было рот…
— Пожалуйста, ничего не говори. Давай помолчим.
И так он сидел в темноте, абсолютно счастливый. Не сразу Красный Рыцарь понял, что Амиция исцелила его ушибы. Но к тому моменту она уже уснула.
Время шло, и ему захотелось по нужде. Несмотря на прогретый весенний воздух, каменная скамейка оставалась холодной, а ее острый край упирался ему в бедро. Постепенно нога затекла, и ее стало покалывать.
Перед Красным Рыцарем встала дилемма, должен ли он разбудить Амицию и отправить спать или разбудить и возобновить поцелуи. А еще молодой мужчина подумал, что жертвовать сном — не лучшее для него решение.
Прошло немного времени, и он заметил, что глаза девушки открыты. Она соскочила с его коленей, а он перебрал в уме дюжину замечаний на тему того, что он гораздо теплее, нежели ее возлюбленный Иисус, но затем отказался от них от всех.
Взрослел. Поцеловал ей руку.
Девушка улыбнулась и заметила:
— Ты хочешь показаться намного хуже, чем есть.
Вместо ответа он пожал плечами.
Амиция достала что–то из рукава и вложила ему в ладонь. Просто кусочек обычной ткани.
— Мой обет нестяжания[72] ничего не значит, поскольку у меня ничего нет, — поведала она. — Я всего–то облегчила боли в суставах камеристки, и она дала мне этот платок. Правда, я им утиралась, когда плакала. Дважды.
На ее лице засияла улыбка. Он все смотрел на нее, надеясь, что до рассвета еще далеко.
— Подумать только, теперь он станет моим.
Красный Рыцарь прижал лоскуток к сердцу, потом засунул в гамбезон и поцеловал ей руку.
— Чего ты хочешь?
— Тебя.
Она усмехнулась.
— Глупо. А что ты вообще хочешь от жизни?
— Сначала тебя.
Снова усмешка.
— Мне не до этого. Я хочу счастья для всех людей. Жить свободно. И хорошо. Чтобы все были сыты и здоровы. Мне нравится видеть людей счастливыми. И храбрыми. И добрыми.
Красный Рыцарь поморщился.
— Должно быть, война для тебя — тяжелое испытание. Храбрыми и добрыми?
— Да, — подтвердила она. — Ты меня плохо знаешь пока что. Теперь твоя очередь. Чего же ты хочешь?
Капитан не смел сказать ей правду, но и врать ему тоже не хотелось. И он попытался нащупать золотую середину.
— Бросить вызов самому Богу и собственной матери, — ответил он, уверенный, что ее лицо исказится в праведном гневе. — Стать лучшим рыцарем в мире.
Девушка посмотрела на него. Ее лицо сияло в свете луны.
— Ты?
— Если ты можешь быть монахиней, я могу быть лучшим рыцарем. Если ты, истинная королева любви, можешь противостоять собственному телу, чтобы оставаться монахиней, то я, проклятый Богом грешник, могу стать великим рыцарем.
Он рассмеялся. И она вместе с ним.
Именно такой он бы хотел ее запомнить во веки веков — смеющейся при свете луны, не сдерживающей своих чувств. Амиция развела руки, они обнялись, и она удалилась, ступая почти неслышно.
Его не переставало трясти от холода. Он взлетел по ступенькам в командный пункт, залпом осушил остывшее вино с пряностями. Но, прежде чем отправиться спать, разбудил Тоби и послал его за сэром Адрианом, войсковым секретарем. Мужчина вошел едва слышно, одетый в тяжелый шерстяной халат.
— Я, конечно, не собираюсь распускать нюни, но вы знаете, который сейчас час? — поинтересовался писарь.
Капитан осушил еще одну кружку вина.
— Хочу, чтобы ты расспросил всех и вся, — заявил Красный Рыцарь. — Не знаю, кого ищу, но надеюсь, ты сможешь отыскать его для меня. Знаю, что это все похоже на бессмыслицу, но в крепости изменник. У меня есть кое–какие подозрения, но ни одного доказательства. Кто может отсюда поддерживать связь с внешним миром? Кто тайно ненавидит настоятельницу? Или тайно любит Диких?
Он едва не поперхнулся, произнося последние слова.
Писарь помотал головой. Зевнул.
— Поспрашиваю. А теперь можно я вернусь в кровать?
Капитан чувствовал себя последним глупцом.
— Возможно, я ошибаюсь.
Сэр Адриан закатил глаза… Правда, сперва выждал, пока за ним закроется дверь.