Рахиль рассказывала сестрам истории, которые заставляли их плакать, охать и удивляться. О корыстном отце, который продал свое дитя прежде, чем тело умершей матери успело остыть. О человеке, упавшем в обморок при известии о смерти любимой жены. О женщине, рыдавшей над мертвым ребенком. Она поведала им об эликсирах, способных сотворить чудо с одной женщиной и убить другую, о рождении безрукого монстра, которого оставили умирать на ночном холоде, о гибельном кровотечении и чудесном исцелении. Это были истории о победах, например об успешном рождении здоровых близнецов или о том, как Инна смогла вернуть к жизни синюшного бездыханного младенца, горло которого обвивала пуповина: умелая повитуха, вставив в крохотные ноздри стебли камыша, вдыхала в новорожденного воздух. Иногда Рахиль смешила своих слушательниц, изображая женщин, которые ревели, как львы, и пищали, словно мыши.
Рахиль стала для сестер своего рода мостиком, связывавшим их с большим миром. Помимо историй о жизни и смерти Рахиль приносила в дом новые приправы для овощей, рецепты мазей для лечения ран и удивительные средства, призванные избавлять от бесплодия, однако совершенно не помогавшие ей самой.
Порой Рахиль приходила с браслетом, чашей, мотком шерсти - щедрыми знаками благодарности счастливых рожениц. Капризная красавица превращалась в нежную и заботливую целительницу, готовую оказывать помощь матерям. Всякий раз, приняв очередного ребенка, она плакала - от счастья и облегчения. Она плакала вместе с Рути и даже вместе с Лией.
Когда пришло время Зибату встать на кирпичи повитухи, Рахиль взялась за дело одна, без Инны, и, уверенно проведя роженицу через испытание, умело перерезала пуповину и расцвела от удовольствия, когда взяла в руки своего «первого» младенца, то есть первого, принятого ею самостоятельно. В тот вечер Лия устроила в честь младшей сестры пир, а Зелфа насыпала перед нею соль и подала вино в знак признания нового статуса Рахили - служительницы Анат, помощницы матерей и целительницы.
Со временем Иаков нанимал всё больше работников, а с ними приходили и их жены - они рожали детей, не всегда удачно. Так, Зибату благополучно разрешилась от бремени сыном Нази, но потеряла второго ребенка- девочку, родившуюся на два месяца раньше срока. Ильтани дала жизнь здоровым девочкам-близнецам, однако сама умерла в родильной горячке, так что дети даже не увидели ее лица. Ламасси произвела на свет крепкого сына Зинри, но вот дочь ее, которая родилась совсем слабенькой и с заячьей губой, почти сразу умерла.
В Красном шатре мы познаем, что смерть - лишь тень рождения, цена, которую платят женщины за благодать создания новой жизни. Так измеряется наша печаль.
После рождения Иуды Лия начала уставать. Она, прежде поднимавшаяся первой и ложившаяся последней, запросто справлявшаяся с двумя делами одновременно (скажем, моя мать могла кормить ребенка и одновременно помешивать еду в горшке или молоть зерно и присматривать за тем, как прядут служанки), стала уже к середине дня падать с ног от слабости.
Инна посоветовала ей на некоторое время воздержаться от деторождения, для чего велела пить отвар из семян фенхеля и вставить в женское лоно кольцо из пчелиного воска.
И Лия решила отдохнуть. Она радовалась крепости растущих сыновей, но прекратила ежедневно брать их на руки, предоставив мальчикам больше самостоятельности в играх. Она пекла медовые пряники, как прежде, и собиралась разбить новый сад, посадив там травы и цветы, которые привлекли бы медоносных пчел. Лия хорошо спала по ночам и просыпалась утром свежей и бодрой. Позднее мама с удовольствием вспоминала те «пустые» годы. Она радовалась каждому новому дню, получая наслаждение от домашних дел и от общения с детьми. Она благословляла семена фенхеля и мудрость тех, кто научился применять их. Еда получалась у нее еще вкуснее прежнего, а тело ее отзывалось на ласки Иакова с жаром первых дней. Рассказывая о том времени, Лия говорила: «Аромат благодарности - словно нектар, который услаждает и ободряет».
Через два года она отложила в сторону семена фенхеля и пчелиный воск и вскоре зачала и без особых усилий произвела на свет еще одного сына: он получил имя Зевулон, что значит «Возвышенный». С его рождением Лия ощутила в себе новую силу и способность давать жизнь. Она обожала этого младенца почти так же страстно, как первенца. И когда она передавала сына Иакову для обрезания, то улыбалась мужу - и он поцеловал ее руки.
Глава третья
Рахиль стала совсем тихой. Она перестала посещать Инну и почти не вставала с постели, пока Лия не заставляла сестру встряхнуться и помочь другим женщинам. Только тогда Рахиль садилась за прялку или бралась за работу в саду, молча и без улыбки. Иаков не мог избавить ее от печали. Озадаченный бесконечным молчанием жены, он перестал звать ее в свой шатер по ночам. Даже дети стали сторониться скорбной тети. Рахиль в одиночестве погружалась в безысходный мрак.
Билха видела отчаяние Рахили и однажды, когда та лежала на одеяле, свернувшись в клубочек, младшая сестра легла рядышком и обняла ее нежно, как мать.
- Позволь мне войти к Иакову от твоего имени, - прошептала Билха. - Позволь мне принести сына на твои колени. Позволь мне быть твоим лоном и твоей грудью. Позволь мне кровоточить твоей кровью и проливать твои слезы. Позволь мне стать твоим сосудом, пока не придет твое время, потому что оно непременно придет. Позволь мне стать твоей надеждой, Рахиль. Я не разочарую тебя.
Рахиль не ответила. Она долго еще молчала, и Билха задавалась вопросом: слышала ли ее сестра, не проспала ли та ее слова, а может, предложение оскорбило Рахиль? Билха рассказывала: она так долго ждала ответа, что уже начала сомневаться, действительно ли сошли с ее губ слова, рожденные в сердце. Но вот наконец Рахиль повернулась к ней и поцеловала, благодарно прижав к себе маленькую и кроткую сестренку.
- И на этот раз слезы ее были не горькими и даже не солеными, - говорила Билха, - но сладкими, как дождевая вода.
Хотя ее предложение было сделано из любви к Рахили, Билха знала, что оно выражало также и собственное ее желание.
Она понимала тоску Рахиль, потому что испытывала подобные чувства. Она и сама уже достигла детородного возраста. Звуки любовных страстей в тесном мире наших шатров не давали моей тете уснуть по ночам, оставляя ей лишь бессонницу и томление. Присутствие при родах старшей сестры рождало в сердце Билхи жажду приобщиться к сокровенным тайнам Великой Матери, тайнам, познание которых оплачено ценой боли и искупается улыбкой ребенка, прикосновением к его шелковистой коже. Груди Билхи отяжелели и стонали - ей хотелось кормить младенца. Билха не скрывала своих помыслов от Рахили, и та хорошо понимала пустоту, терзавшую ее сестру. Они вместе поплакали и заснули, обнявшись. На следующее утро Рахиль отыскала Иакова и попросила, чтобы он подарил ей ребенка, рожденного Билхой от ее имени. Хотя нет, это не было просьбой, Рахиль имела законное право на детей от Иакова. Если нет другого способа, подойдет и такой. Иаков согласился. Да и с чего бы ему отказываться? Лия в этот момент кормила грудью очередного сына и еще не полностью оправилась от родов, Рахиль впервые потянулась к мужу после долгих месяцев отчаяния. Так что ночью, в полнолуние, Билха вошла к Иакову в шатер и оставила его лишь на следующее утро, уже не девицей, но и не женой. Никто не разрисовывал хной ее руки, у нее не было ни свадебного пира, ни подарков. Не было и семи дней, чтобы познавать потаенные особенности тела Иакова или постигать смысл его слов. Когда взошло солнце, Иаков ушел к стадам, а Билха вернулась к Рахили и во всех подробностях поведала сестре о ночи, проведенной с ее мужем. Много лет спустя она повторила мне ту историю.
Билха заплакала, ступив в шатер Иакова, и удивилась своим слезам. Она ведь сама хотела, чтобы ее посвятили в таинство страсти, древнюю мистерию союза между мужчиной и женщиной. Но она вошла в шатер супруга одна, без сестер, без торжественной церемонии, без добрых пожеланий и советов. Она и не имела никакого права на эти ритуалы.
- Иаков был очень добр, - вспоминала Билха годы спустя. - Он думал, что мои слезы были признаком страха, а потому обращался со мной, как с ребенком, подарил мне шерстяной браслет.
Это был пустяк, безделушка. Не какое-нибудь украшение из драгоценного металла или слоновой кости. Просто косичка, сплетенная из шерстяных нитей: такие делают мальчики-пастухи в разгар дня, присев в тени дерева, из пучков шерсти, которые собирают в зарослях ежевики и на других колючих кустах. Коричневые, черные и кремовые нити браслета, подаренного Билхе Иаковом, напоминали ей землю, по которой она ступала изо дня в день.
Он снял эту простенькую вещицу со своей руки и подрезал, подогнав под размер ее запястья. Скромная цена маленькой печальной невесты, но Билха носила тот браслет на протяжении всего первого года, когда она стала третьей женой Иакова, пока однажды шерстяные нити не разорвались и плетеная косичка не потерялась - моя тетя даже не заметила, где и когда это случилось. Вспоминая о подарке Иакова, она улыбнулась и указательным пальцем провела по руке в том месте, где давно исчезнувшие нити связали ее с супругом.
- Иаков утешил меня этим бедным даром, и я перестала плакать. Я улыбнулась ему и посмотрела в глаза. А потом я уже стала смелой, такой смелой, что и сама с трудом могла в это поверить. Я положила руку на его член, а он коснулся моих сокровенных мест. Он поднял мою юбку и помассировал живот и грудь, а затем уткнулся лицом в мои бедра, так что я едва не рассмеялась от неожиданного удовольствия. Когда он вошел в меня, мне показалось, что я ныряю в воду, что луна в небесах выпевает мое имя. Я о подобном счастье и мечтать не могла. Я уснула в объятиях Иакова, убаюканная, словно младенец; наверное, только мать так держала меня в руках, да будет имя ее утверждено в звездах! В ту ночь я любила Иакова.
Обо всем этом Билха рассказала Рахили. Нелегко было слушать такое моей прекрасной тете, но она настояла, чтобы Билха ничего не пропускала. И младшая сестра подробно поведала старшей свою историю.