Только Билха искренне наслаждалась свадьбами племянников.
- О, сестра, - говорила она Лие, - до чего же красивой была завеса шатра, расшитая золотыми нитями и украшенная монетами! Мне показалось, что это одеяние богини!
Но моя мать думала иначе.
- Ты хочешь сказать, что довольна этой жалкой едой? - спрашивала она.
Однако у Лии не было оснований ругать невесток, которых привели ее сыновья. Все трое были здоровы и почтительны, а Шуя быстро стала ее любимицей. Дочери гончара так никогда и не вошли полностью в круг моих матерей, они жили с мужьями в некотором отдалении от нас, ближе к стадам. Думаю, что Симон и Левий поселились отдельно, потому что так захотели Иалуту и Инбу. И откровенно говоря, я совершенно не скучала по ним. Обе молодые женщины относились ко мне с тем же молчаливым презрением, что и их мужья, и, кроме того, моя мать была абсолютно права: ни одна из них не умела толком готовить.
Из старших сыновей Иакова только Рувим оставался холостым. Казалось, он был доволен жизнью: помогал своей матери и заботился о Билхе, чей единственный сын был еще слишком молод, чтобы охотиться.
Однажды рано утром, когда все еще спали, чей-то незнакомый женский голос вопросил:
- Где дочери Сары? Где жены Иакова?
Это голос был мягким и негромким, и всё же он пробудил меня от глубокого сна. Как и я, Лия мгновенно проснулась и поспешила на улицу, одновременно с ней из своего шатра вышла Рахиль. Следом явились Билха и Зелфа, и мы все изумленно смотрели на посланницу из Мамре, чье платье мерцало серебром в синеватом сиянии, предвещавшем рассвет.
Ее речь была торжественной и официальной:
- Ревекка, пророчица из Мамре, мать Иакова и Исава, бабушка сотен мириадов внуков, призывает вас под сень терпентиновых деревьев на Праздник ячменя. Дайте знать об этом Иакову.
Первой реакцией на речь посланницы, произносившей слова с поразившим нас странным акцентом, словно бы нараспев, было молчание. Казалось, перед нами предстало существо из иного мира: никогда прежде не видели мы столь рыжих волос, ни разу не встречали женщину с полосатой сумой вестника. И всё же это был не сон; утренний холодок заставлял нас дрожать и помогал ощутить реальность происходящего.
Наконец Лия первой справилась с волнением и поприветствовала незнакомку, указав ей место, где можно отдохнуть и поесть. Но как только мы собрались вокруг нашей гостьи, она снова удивила нас. Оглядевшись, вестница широко улыбнулась, обнажив ряд мелких желтоватых зубов. И заговорила обычным голосом, просто и естественно:
- Я вижу, среди вас много рыжих. Там, откуда я родом, говорят, что рыжеволосые женщины рождаются в периоды крови их матерей.
Таково невежество обитателей северных земель.
Билха рассмеялась, испытав облегчение от смелости незнакомки.
Казалось, это обрадовало гостью. Она обратилась напрямую к Билхе и представилась:
- Меня зовут Веренро, я служу вашей бабушке. - Затем она отбросила волосы назад, чтобы показать ухо, проколотое бронзовой шпилькой, и добавила: - Я самая счастливая рабыня в мире.
И снова Билха засмеялась такой прямоте. Я тоже хихикнула.
Как только накормили мужчин, Лия послала за Иаковом и представила ему посланницу, которая к тому времени спрятала огненные волосы под покрывалом и опустила глаза.
- Она пришла от твоей матери, - пояснила Лия. - Ревекка приглашает нас на Праздник ячменя. Посланница ждет твоего ответа.
Иаков был удивлен, но быстро собрался с мыслями и сказал Лии, что мы будем покорны Ревекке во всем и что он просит передать матери, что придет к ней с женами и детьми.
Затем Веренро ушла в шатер Лии и прилегла там отдохнуть. Я работала целый день, надеясь вновь увидеть посланницу, когда та проснется. Я пыталась придумать причину зайти в шатер. Мне хотелось снова взглянуть на необычные волосы, прикоснуться к одеяниям, которые скользили и трепетали, как трава в проточной воде. Инна сказала, что одежда Веренро соткана из шелка, особой ткани, которую изготовляют на необычайно малых ткацких станках из чудесных нитей. Я приподняла бровь, копируя недоверчивую мину своей матери, чтобы показать, что я уже слишком взрослая, чтобы верить сказкам. Но Инна лишь рассмеялась.
Веренро отдыхала до самого вечера. И вот уже мужчины наелись, да и миски женщин тоже опустели. Мои матери собрались у огня в надежде, что чужестранка появится и расскажет нам какую-нибудь историю. Она вышла из шатра, глубоко поклонилась, широко растопырив пальцы в незнакомом, но понятном жесте почтения.
А затем распрямилась, посмотрела в наши лица и ухмыльнулась, как маленький ребенок, которому удалось стянуть спелый инжир. Веренро не была похожа ни на кого из тех, кого я знала. Эта женщина словно бы явилась к нам из другого мира. Я была просто очарована ею.
Гостье подали миску с маслинами, сыром и свежим хлебом, и она в знак благодарности склонила голову перед моими матерями. Прежде чем приступить к еде, Веренро произнесла короткую молитву на языке, который звучал, как крик канюка. Я даже рассмеялась, подумав сперва, что это очередная шутка, но рыжеволосая посланница бросила на меня гневный взгляд. Лицо мое вспыхнуло, как от удара, щеки стали горячими. Но в следующий момент гостья ободряюще улыбнулась мне и, похлопав по земле, пригласила занять почетное место рядом с нею.
Покончив с едой, Веренро расхвалила наши хлеб и пиво - даже слишком красноречиво, а затем приступила к рассказу-песне. В нем встречалось много странных имен, а что касается мелодии, то я никогда не слышала ничего более печального. Это была история о начале времен, о Чудесном Дереве и Женщине-Ястребе, которая породила Красную Волчицу, населившую мир из своего чрева и даровавшую спасение женщине и мужчине. Это была очень длинная история, таинственная и заполненная названиями незнакомых деревьев и животных. Там царил страшный холод, а ветер визжал от боли. Там было страшно и одиноко.
Когда Веренро умолкла, огонь погас и только один-единственный светильник рассеивал темноту тусклым светом. Малыши спали на коленях у матерей, и даже некоторые из женщин задремали, уронив головы на грудь. Я посмотрела в лицо посланницы, но она не видела меня. Ее глаза были закрыты, а на губах замерла улыбка. Она была далеко, в той стране, где разворачивалась удивительная история, в холодной стране странных мифов, где была похоронена ее мать. Я чувствовала одиночество вестницы, оказавшейся так далеко от дома.
Я поняла сердце Веренро, как понимала солнце, согревавшее мое лицо. Я положила руку ей на плечо, и Веренро повернулась, открыла глаза, сверкающие слезами, и поцеловала меня в губы.
- Спасибо, - сказала она и встала.
Затем она вошла в шатер моей матери и вскоре, еще до рассвета, покинула нас, так и не досказав до конца историю про Красную Волчицу, что породила мужчину и женщину. Но я не слишком расстроилась, ибо не сомневалась, что услышу остальную часть в Мамре, когда мы наконец встретимся с бабушкой.
Глава пятая
Подготовка к путешествию началась за месяц до Праздника ячменя. Иаков решил взять в Мамре всех своих жен и большинство сыновей. Симону и Левию велено было оставаться со стадами, поскольку их жены ждали первенцев. Хотя Шуя не была беременна, Иуду тоже не взяли в поездку, и все женщины знали почему: они так шумели по ночам, занимаясь любовью, что это давно стало предметом шуток.
Матери принялись собирать остальных моих братьев: осмотрели всю их одежду, выбрали самую лучшую и пришли к выводу, что она недостаточно праздничная. За этим последовал шквал деятельности: женщины самозабвенно стирали, чинили и шили одежду. Рахиль решила, что ее единственному сыну нужна новая туника. Парадный наряд Иосифа, украшенный красными и желтыми лентами, вызвал насмешки братьев. Однако он не обращал внимания, когда те дразнили его, и твердил, что предпочитает тунику, сшитую матерью, их тусклым одеяниям. Затрудняюсь сказать, действительно ли Иосиф был рад обновке или же он попросту храбрился.
Я получила браслеты на запястья - первые взрослые украшения. Они были всего лишь из меди, но приводили меня в восторг; особенно мне нравился их звон, казавшийся таким женственным. Только представьте, я была настолько увлечена звоном браслетов на запястьях, что перестала смотреть под ноги, и, разумеется, вскоре споткнулась и ободрала подбородок. Ужасно было думать, что я предстану перед бабушкой вся в ссадинах, как малый ребенок. Каждый день вплоть до самого начала путешествия я изучала свое лицо в зеркале Рахили и умоляла Инну дать мне целебную мазь, с досадой ожидая, когда же отвалится красная корка.
В тот день, когда мы отправились в Мамре, меня охватило такое волнение, что я плохо соображала и не могла даже толком выполнять поручения. Зато моя мать поспевала повсюду: Лия проверяла, чтобы сосуды с маслом и вином были надежно запечатаны, чтобы братья расчесали бороды, чтобы все было готово. А вот от меня самой толку было мало, и наконец мама потеряла терпение. Это был тот редкий случай, когда она повысила на меня голос.
- Либо ты помогаешь мне, Дина, либо я оставлю тебя дома, вместе с женами твоих братьев! - воскликнула она. Повторять угрозу ей не пришлось, я моментально очнулась.
Путешествие заняло всего несколько дней, и это была веселая поездка. По дороге мы радостно пели, гордые своими красивыми нарядами и прекрасным стадом, потому что для подарка бабушке отец отобрал самых лучших животных.
С утра Иаков шел рядом с Рахилью, вдыхая ее искусно составленный из настоек трав аромат, улыбался и изредка заговаривал с нею. Затем он занял место рядом с Лией, чтобы обсудить хозяйственные вопросы, а также то, как следует правильно приветствовать его родителей. Позднее, уже днем, Иаков перешел к Билхе, оттеснив Рувима, следовавшего за нею, словно тень. Отец положил руку на хрупкое плечо младшей жены, как будто нуждался в поддержке.
Я была совершенно счастлива. Иосиф сопровождал меня и забылся настолько, что время от времени даже брал за руку. Вечером я села рядом с Зелфой, рассказы которой о том, что Ревекка была знаменитой пророчицей и искусной целительницей, произвели на меня такое впечатление, что я едва смогла заснуть. Мне хотелось добежать быстрее всех, чтобы поскорее увидеть Тавею. Может быть, Веренро улыбнется мне снова и поведает новую историю. И главное, я встречусь с бабушкой, которая - как я мечтала - сразу поймет, ну до чего же я хорошая, и полюбит меня больше, чем всех остальных внуков.