У всех, кого только что перечислили, «петербуржцы» вызывали раздражение и даже ненависть. Московских купцов раздражал тот факт, что они получают средства с рынка, а другие могут получить деньги в любой момент из государственной казны. Они негативно относились к Алексею Ивановичу Путилову, который возглавлял наиболее крупный в Петербурге Русско-азиатский банк, а раньше был чиновником Минфина, прошедшим путь от секретаря министра финансов Витте до товарища, то есть заместителя, министра финансов. Ненависть вызывал и Александр Иванович Вышнеградский, сын бывшего министра финансов Ивана Вышнеградского, экс-чиновник для особых поручений при Минфине, возглавивший Санкт-Петербургский международный коммерческий банк. Раздражающей фигурой был Алексей Федорович Давыдов, бывший председатель Кредитной канцелярии Минфина, которого поставили руководить Русским банком для внешней торговли. И конечно же, агрессия москвичей была направлена на царских чиновников, выстраивающих эту схему, особенно на многолетнего министра финансов, а в 1911–1914 годах премьер-министра Владимира Николаевича Коковцова.
С точки зрения Рябушинского и Коновалова, эти люди мешали развитию России. Видение экономического прогресса у петербургской и московской групп разнилось полностью. Если не углубляться в детали, московская купеческая группа ориентировалась на либеральный путь развития экономики, на свободный рынок, на отсутствие правительственной опеки. Их принципом было «бизнес разберется, бизнес решит». Они прямо заявляли, что никогда не станут жертвами реакционной бюрократической клики. А что же предлагала клика? Российское правительство считало, что бизнес, предоставленный сам себе, не сможет стать флагманом модернизации, которая была необходима России как воздух. По мнению Коковцова, вся модернизация в исполнении неподконтрольного бизнеса сведется к одному — разворовать. Для выхода экономики из патриархальности требуются другие механизмы, когда именно государство должно играть направляющую роль.
Это, к слову, фактически тот путь, которым ныне пошел Китай. В Китае есть крупнейшие мировые банки, но мы не можем сказать, что их руководители вертят китайским правительством или партийной верхушкой. Они работают по свистку, и точно так же работали петербургские банки перед Первой мировой войной.
В каком-то смысле время подтвердило правоту Коковцова. Потому что после февраля 1917 года его оппоненты, те, кто жаждал все обустроить, лишь бы им не мешали, получили власть. Я имею в виду Временное правительство, которое в значительной степени состояло из ставленников московского купечества. Мы знаем, что произошло: москвичи не справились.
То есть, с вашей точки зрения, московская промышленная группа продвигала революцию, чтобы отвоевать себе место под солнцем?
Долгое время московское купечество было консервативной силой, которая стояла на коленях у трона и ждала царской милости. Но, когда стало понятно, что правительство запустило новый экономический формат с собственными ставленниками, да еще и ориентированный на приток иностранного капитала, москвичи поняли: надо действовать. Необходимо ограничение всесилия правящей бюрократии, чтобы сорвать невыгодный им сценарий. Нужно ограничить самодержавие, нужно ограничить правительство в принятии решений. Нужна законодательная Дума, без которой не принимается никакой бюджет. И москвичи начали сражаться за эти перемены, которые после 1905 года стали реальностью. Собственно, для этого и потребовалась первая русская революция. Именно московское купечество было бенефициаром революционных событий. Конечно, это был многослойный и многофакторный процесс. Но однозначно то, что московское купечество энергично подливало масло в огонь революционного пожара с начала XX века.
Получается, что и Конституция 1905 года была принята под нажимом этой либеральной торгово-промышленной группы.
Когда я готовил книгу «Питер — Москва. Схватка за Россию», то был абсолютно убежден, что именно так все и обстоит. Московская купеческая группа — это бенефициар, интересант того, чтобы Конституция была. Но, как выяснилось, инициатива разработки и принятия Конституции принадлежала все же не либеральной общественности, которая потом станет кадетской. Если мы поднимем более широкие пласты источников, то увидим, что инициатором учреждения Государственной думы был так называемый финансово-экономический блок правительства, то есть, по сути, петербуржцы. Дело в том, что помимо москвичей у них были противники в столичных коридорах власти. Речь о представителях старой аристократии, которые влияли на политическую ситуацию не благодаря занимаемому посту или государственным дарованиям, а благодаря придворным связям.
Слой государственных экономистов и финансистов к тому времени формировался из людей незнатного происхождения, которые жили исключительно службой. Они обладали всем комплексом навыков для того, чтобы запустить индустриальную модернизацию. Но придворные аристократические круги либо не сочувствовали этим планам, либо претендовали на то, чтобы оказывать серьезное влияние на распределение бюджетов в свою пользу. Источники фиксируют антагонизм между новыми чиновниками и старой полуфеодальной знатью, стычки между ними происходили регулярно. Например, министра Коковцова в приемной императора мог запросто остановить какой-нибудь титулованный начальник гвардейского полка и дать ему прошение, подписанное царем, со словами: «Иди, исполняй». Широко известен случай, когда придворные службы, чувствуя охлаждение царя к премьеру Петру Аркадьевичу Столыпину, не забронировали ему место на царском пароходе для поездки в Чернигов. То, что это не было случайностью, доказывает повторное оскорбление Столыпина придворными в той же поездке: когда царский поезд прибыл в Киев, главе правительства не подали экипаж, и его помощникам пришлось нанимать извозчика.
Но финансово-промышленная группа правительства склонялась к учреждению Государственной думы в более умеренном, управляемом варианте.
Да, им нужна была управляемая Дума для ограничения аппетитов придворной камарильи. Как вспомогательный институт. Чтобы никакой начальник гвардейского полка больше не останавливал их в приемной царя, а если так и случится, ему можно было бы сказать: «Извольте сначала в Думу. Все расходы утверждаются там». И финансово-экономическая бюрократия действительно смогла ограничить аристократов. Это проявилось, в частности, в модернизации военно-морского флота. Ранее адмиральская верхушка была тесно связана с придворными кругами. Многие в этой среде уже примеривались к бюджетам, которые царь собирался выделить на строительство нового флота после поражения в Русско-японской войне. Но Столыпин и Коковцов, умело используя довольно управляемую Думу III созыва, взяли расходование средств под свой контроль, а на пост морского министра провели своего человека — дельного адмирала Григоровича. И свитский адмирал Нилов, близкий друг царя, который часто находился при Николае, уже не смог использовать личные связи, чтобы повлиять на бюджет.
Другое дело, что, решив одну проблему, Столыпин и Коковцов оказались перед лицом другой: им пришлось нейтрализовывать в Думе противодействие москвичей. Последние, кстати, энергично противились принятию военно-морской программы. Как я уже говорил, работать над ее исполнением должны были те предприятия, которые находились под контролем «петербуржцев». Грандиозные правительственные заказы шли мимо Москвы. Поэтому Первопрестольная выступила против строительства современного флота. Депутаты от партий октябристов и кадетов, связанные с московским купечеством, доказывали, что российский бюджет не выдержит нагрузки в два миллиарда золотых рублей, которые планировалось потратить на судостроение до 1930 года. Более того, звучали голоса, что России вообще не нужен большой флот, потому что она страна сухопутная. Близкий к московским деловым кругам член Государственного Совета граф Дмитрий Адамович Олсуфьев уверял коллег, что во главу угла надо ставить разницу между морской и континентальной державами, а сравнение Англии с китом и России с медведем не утратило силы. Но адмирал Григорович оказался крепким полемистом и сумел отбить все аргументы оппонентов в парламенте. В конце концов Дума утвердила бюджет на судостроение.
Таким образом, морскую сферу «петербуржцы» взяли очень изящно. Про военную, правда, этого сказать нельзя. Тут сыграл человеческий фактор. Военным министром стал генерал Сухомлинов, который одновременно перессорился и с Коковцовым, и с Думой. Это был некомандный игрок, и в его епархии все было значительно сложнее.
Но тем не менее поначалу схема финансово-промышленного блока работала. Разумеется, московское купечество тоже было заинтересовано в Думе. Но ему она требовалась не в качестве вспомогательного инструмента, как это было у Коковцова, а в качестве основного. Для этого надо было сделать так, чтобы Дума получила право назначать министров.
Судя по развитию событий, московской группе лучше удалось использовать Думу в своих интересах, чем петербургской. В годы Первой мировой войны русский парламент фактически вел гражданскую войну против правительства.
Первые две Думы были резко оппозиционны, и царь быстро распустил их. 3 июня 1907 года вышел новый избирательный закон, который значительно сузил число избирателей в пользу граждан с высоким имущественным цензом. И третья Государственная дума отработала полный срок, вполне укладываясь в схему Коковцова. Она была довольно управляема. Разрушение же этой схемы связано уже с кризисом во время Первой мировой войны.
Здесь нужно учесть очень важный нюанс. Внутри финансово-экономического блока правительства оказался весьма амбициозный человек с большими связями в московском купечестве — ближайший соратник Столыпина по аграрной реформе, главноуправляющий землеустройством и земледелием Александр Васильевич Кривошеин. Он был женат на даме, которая принадлежала к могущественной семье купцов Морозовых. Председатель Московского биржевого комитета Крестовников тоже был его родственником. Так что Александр Васильевич был вхож во все купеческие семьи.