Уже много позднее Тимофей узнал, что в историю Людвига суд не вполне поверил и в указанный монахом монастырь в Тюрингии отправилось письмо с вопросами. Оттуда ответили, что грехи Людвига сводятся не только к бегству и самозванству, но и к краже церковной утвари. Последняя, впрочем, вернулась в обитель, когда стража поймала вора, обокравшего в свою очередь Людвига. В возвращении же самого Людвига монастырь заинтересован не был, и тот так и остался в Тиберии.
Духовный суд определил его в самый захудалый монастырь, какой только сыскался в округе. Людвиг честно служил там вначале простым монахом, был переписчиком, затем библиотекарем, заметно расширив при этом церковную библиотеку, а со временем дослужился и до настоятеля. Еще позднее, когда он покинул этот суетный мир, монахи вспоминали время, проведенное под его руководством, как золотой век монастыря.
Что до Иахима, то он, по счастью, оказался только ранен.
– Выдохлось предсказание, – сказал по этому поводу Карл.
– И слава богу, – отозвался Тимофей. – Хватит на моей совести и того долговязого из крепости.
Иахим считал, что сам оплошал. Тимофей оказался прав, решив проверить связь убийцы с Тиберией, хотя та в итоге оказалась не совсем такой, как он предполагал. Жан действительно не бывал тут раньше, а потому по случаю не раз допытывался у баши, кто из святых тут погребен и кому следует поклониться, если собираешься испросить благополучия. Теперь было понятно, что Жан собирался вовсе не поклоняться, но в тот момент Иахим увидел лишь связь и немедленно отправился ее прояснить.
Жана он поймал на лестнице, где тот с вещами своего господина спешил вниз. Едва наемник предложил тому объясниться, как Жан ткнул его ножом в бок и тотчас пустился наутек, бросив вещи и даже оставив нож в ране. Последнее Иахима и спасло. Он не истек кровью до того, как сумел позвать на помощь.
На суде Жан признал, что он заранее настроил Людвига против Тимофея с Карлом, уверяя того, что те под него копают – и непременно накопают, если только им не дать укорот. Беглый монах, однако, не спешил сцепиться с настоящим рыцарем, но еще в крепости госпитальеров Жан услышал, будто Карл – не совсем настоящий рыцарь, а стало быть, не противник такому достойному воителю, как Людвиг фон Борманштадт.
– Что значит не совсем настоящий? – строго спросил судья у Карла. – Вы, сэр, дали мне слово и предъявили метрику настоящего рыцаря!
– Я рыцарь, господин судья, – ответил Карл. – Я происхожу из министериалов. Мои предки были обязаны господину не воинской службой, а должностью при его дворе. Это не так почетно, и оттого не все считают таких настоящими рыцарями.
– Я знаю, кто такие министериалы, – негромко оборвал его судья. – И я тут, знаете ли, тоже не мечом размахиваю, – он покачал седой головой и несколько ворчливо добавил: – Но чья служба почетнее, мы подискутируем в другой раз. Сейчас достаточно того, что вы – рыцарь.
Людвиг излишне шумно выразил сожаление, что «этот поганец Жан» втянул его в поединок с настоящим воином, из которого он мог бы и не выйти живым. Тимофей на это сказал, что, скорее всего, так и планировалось. Если бы Людвиг пал, его можно было бы выставить козлом отпущения, свалив на мертвеца все грехи, и свернуть дело. Если бы Людвиг, паче чаяния, победил, то убийца Зинаиды как раз отлично владел оружием, и свалить на него убийство было бы еще проще.
Услышав эти рассуждения, монах впал в ярость и сдал бывшего слугу с потрохами. Впрочем, добавить к тому, что и без него было известно, он смог немногое. Только то, что именно Жан подговорил его затеять ссору и побить рыцаря на глазах у всех. Якобы поражение Карла позволит разоблачить его «ненастоящесть» и тогда, как он сказал: «ему будет уже не до чужих грехов, от своих бы отмыться».
На самом же деле Жан, почувствовав опасность, надумал попросту сбежать во время поединка, да только он не ожидал, что это как раз его господин не настоящий и потому схватка не затянется. Карты он еще ночью спрятал в подвале. Пока все смотрели поединок, Жану удалось прошмыгнуть в подвал незамеченным, но там во время поимки Юлианы сдвинули тяжелый сундук прямо на пристроенный за ним сверток, и пришлось повозиться, чтобы в одиночку тихонько отодвинуть его обратно. Едва Жан справился, как его настиг Орест.
Что привело в подвал безумца, так и осталось загадкой. Тимофей считал, что когда началась суматоха, Орест направился тем же путем, каким они шли в прошлый раз, когда ловили Юлиану. Суд же, после недолгих размышлений, постановил считать это божьим промыслом. Мнение Жана вообще не спросили. Судья лишь уточнил, где именно Орест поймал паломника. По словам Жана, случилось это уже в дверях, но там было холодно, и Орест вынес его на свет.
Как и говорил д’Арвазье, серебряного ожерелья хватило для приговора. Баши уверенно его опознал, но так не получил назад. Оно было конфисковано как полученное от сарацинов. Жан до самого конца стоял на том, что само убийство произошло случайно. Якобы он рассчитывал застать Зинаиду спящей, а та его встретила сразу за дверью. Судья на это заметил, что зашел-то Жан с ножом в руках не к себе домой и, стало быть, все последствия в любом случае на его совести.
Совесть уже бывшего паломника согласилась принять на себя такой груз, и суд огласил приговор. На серебряных рудниках королевства остро не хватало рабов, и остаток жизни Жан провел, как он, собственно, и мечтал: добывая драгоценный металл в подземельях.
Спустя час после суда Тимофей, Карл и Орест покинули Тиберию через южные ворота. Они бы выехали еще раньше, но по возвращению в караван-сарай Тимофей, как и обещал, рассказал Якову, что на самом деле приключилось с бывшей танцовщицей. Портной слушал, разинув рот, а потом долго и старательно набивался им в компанию, обещая свою полезность. Тимофею удалось отделаться от него далеко не сразу.
Сразу за городскими воротами начиналась широкая дорога. Вначале она шла вдоль озера, затем дальше на юг, оставляя по левую руку Иордан – не всегда по его берегу, русло реки было слишком извилистым, чтобы повторять его в точности – и через какую-нибудь сотню верст с небольшим гаком должна была привести странников прямиком в Святой город. По крайней мере, так обещала карта, которую перед выходом внимательно изучил Тимофей. Правда, в пути быстро выяснилось, что рисовал ее картограф не с таким вниманием к деталям, как это делала Зинаида.
– Как думаете, мастер, ту женщину действительно повесят? – негромко спросил Карл.
Юлиану осудили отдельно, быстро и без лишних свидетелей. Как сказал д’Арвазье, ее точно ждала петля. Собственно, по времени уже должна была дождаться.
– Наказать ее, конечно, было надо, – вслух рассуждал Карл. – Но не слишком ли это сурово?
– Посуди сам, – ответил Тимофей. – Если бы карты добрались до сарацинов и те ударили, они бы убили многих добрых христиан, и Юлиана была бы в этом виновна.
– Но этого не случилось, – возразил Карл.
– Не случилось, – согласился Тимофей. – Но могло. Будет урок другим шпионам.
– Для урока как-то слишком тайно ее осудили, – проворчал Карл.
Тимофей в ответ только пожал плечами. Возможно, к тому были свои соображения. Скорее всего, политические, а в политику Тимофей старался не лезть.
Впереди показалась развилка. От широкого тракта на запад уходила дорога, куда менее ухоженная и куда менее наезженная. Согласно карте, она вела к Рогам Хаттина. Там Иисус произнес свою Нагорную проповедь, и было бы грешно, оказавшись рядом, просто проехать мимо.
Трое путников свернули на боковую дорогу. Надпись, выбитая на белом камне, обещала по латыни, что они доберутся в точности куда надо. Вокруг камня тянулась к небу сорная трава. Самые длинные стебли уже загораживали надпись, но пока ее еще можно было разобрать, не слезая с седла. Та же трава решительно наступала на дорогу. Карл покачал головой. Выглядело так, будто их кони были первыми, кто вытаптывал ее в этом году.
– И вот ведь как получается, – продолжил Тимофей начатый разговор. – Зинаида предсказала именно две смерти.
– Я не верю в предсказания, мастер, – сказал Карл.
– Я тоже, – отозвался Тимофей. – Обычно они или сказаны уже после того, как все случилось, или сильно притянуты за уши. В этом случае пострадали уши. Но вот что любопытно! Пострадали они именно в той последовательности, как Зинаида и предсказывала.
– А что она там напророчила-то? – спросил Карл.
Тимофей начал перечислять, загибая пальцы.
– Первыми были смерть и ограбление, – он загнул мизинец и безымянный палец на левой руке. – Это досталось ей самой, причем Жан вначале убил ее, а уже потом грабанул. Затем был враг под личиной друга. Это, скорее всего, Жан.
Карл помотал головой. Его конь фыркнул и тоже помотал головой, отгоняя назойливого овода.
– Вот видите, мастер, даже мой конь с вами не согласен, – с улыбкой сообщил Карл. – Если это Жан, то он снял личину, уже когда убивал Зинаиду… Разве что она опять же сама о себе. Мы ведь думали, что она друг, и только когда нашли карты, поняли, что враг. Шпионила-то за нами именно Зинаида. Юлиана – всего лишь посредник. И что она напророчила дальше?
Этот вопрос прозвучал уже с интересом. Тимофей ответил, что дальше по списку шла неудача. Карл разочарованно покачал головой.
– Это слишком неопределенно, – заявил он. – Зинаиде не повезло? Ну, она уже мертва была. Разве что ее в рай не пустили.
Орест задумчиво поднял лицо к небу. Оттуда светило солнце. С востока ползла пара лохматых тучек. Одна побольше, вторая совсем крохотная. Словно детеныш за родителем.
– Или дальше у нее речь пошла про Юлиану? – предположил Карл. – Сестра все-таки.
– Может, и так, – Тимофей кивнул. – А может, это про нас. Мы же ее смерть расследовали. И ссора у нас с Людвигом вышла. Ах, да, там перед ссорой еще предательство было, пятым по счету, – Тимофей сжал левую руку в кулак. – Юлиана вряд ли кого предала. Она, помнится, говорила, что заказчика даже в лицо не видела, а значит, выдать его не могла. Да и ее никто не выдавал, сама вляпалась. А вот Жан, если как следует потянуть за уши, действительно