— Да так… — те стал отвечать Йерикка, заговорил вновь о данванах: — Иногда я думаю, что Невзгляд — никакая не планета. Просто спутник наблюдения… А их родина — где-то неизвестно где. Может быть, они тоже потомки ариев, которым никто не мешал в развитии и которые решили избежать конкуренции… Я не знаю, кто они и не хочу знать. Я знаю лишь, что они — зло. И с ними надо бороться, пока дышишь. Просто ради самоуважения. Или ради Верьи, как говорят горцы, Йерикка перевернулся на живот и, устроив подбородок на кулаках, задумчиво уставился на озеро. Олег подобрался поближе, сел, подогнув ноги вбок и опершись плечом на выступ стены. В такие минуты ему очень хотелось знать, о чём думает друг.
«Ни о чём хорошем.»
— Что ты сказал? — удивился Олег.
— Я? — отозвался Йерикка. — Ничего… Знаешь, у меня в школе была собака. Горский волкодав. Мне его подарил отец… А потом его сбил грузовик. Это было первое живое существо, которое мне пришлось хоронить.
— А у меня никогда не было собаки, — признался Олег. — Тебе было жалко его?
— Очень, — признался Йерикка. — Я так ревел… Здесь я редко плакал. Крук не одобряет слёз.
— А ему-то что? — удивился Олег.
— Ну, он же мой дед…
— А, да… — кивнул Олег. И вдруг до него дошло то, чего он раньше не понимал: — А… вот так фишка, вы с Гоймиром двоюродные?!
— Братаны, — удивился Йерикка. — А что? В племени все так и так родня. Об этом легко забывают — кто кому кто.
— Я заметил, — тихо согласился Олег. Йерикка внимательно посмотрел на него. И кивнул:
— Да. Это легко заметить.
— Ну вот, я ещё и братьев поссорил, — сделал вывод Олег.
— Поссорил? — Йерикка негромко засмеялся. — Да ничего подобного! Думаешь, я часто поддерживай тебя, потому что мы в ссоре, и я хочу ему досадить?! Нет, я не такой дурак, чтобы из чистой вредности поддерживать того, кто неправ. Ты просто очень хороший командир, Олег.
— Я?! — поразился Олег. — Ну это бред…
— А вот и нет, — возразил Йерикка. — Я знаю, что говорю. Ты этого сам, может, ещё не понял. Но ты потенциальный командир. Если мы тут уцелеем и ты вернёшься домой, то быстро это поймёшь.
— При чём здесь это? — Олег чувствовал себя сбитым с толку.
— Смотри! — вместо ответа выдохнул Йерикка, ещё плотнее прижимаясь к камням. Олег, молниеносно цапнув автомат, распластался рядом:
— Куда? — он зашарил взглядом по камням.
— Никуда, — Йерикка расслабился. — Вот это я и имел в виду.
— Пошёл ты! — Олег перевёл дух и сел, отставив оружие: — Экс-пе-ри-мен-та-тор! Балдафон хренов, — добавил он с некоторым возмущением и даже каким-то изумлением, Йерикка удивлённо переспросил:
— Как-как?
— Балдафон, — повторил Олег. Йерикка засмеялся, а Олег вдруг поинтересовался: — Слушай, Эрик. Мне иногда кажется, что ты какой-то… короче, вроде члена какого-нибудь тайного Совета Светлых Сил или что-то вроде. Может, правда?
— Спой-ка лучше, — попросил Йерикка. — Ты давно не пел.
— Олег вздохнул и не стал отказываться, вспомнив один текстик…
— Живёт живучий парень Барри, не вылезая из седла.
По горло он богат долгами, но если спросишь: «Как дела?».
Поглаживая пистолет сквозь зубы процедит небрежно:
«Пока ещё законов нет, то только на него надежда.»
Он кручен-верчен, бит о камни, но всё в порядке с головой.
Ведь он живучий парень, Барри: глоток воды — и вновь живой!
Он, если на нападут на след, коня по гриве треплет нежно:
«Погоня, брат. Законов нет — и только на тебя надежда.»
Ваш дом горит — черно от гари, и тщетны вопли к небесам:
При чём тут бог?! Зовите Барри, который счёты сводит сам!
Сухим выходит он из бед, хоть не всегда суха одежда.
Пока в законах проку нет — у всех лишь на него надежда!
Да, на руку он скор с врагами, а другу — словно талисман.
Таков живучий парень Барри — полна душа и пуст карман.
Он вовремя найдёт ответ, коль свару заведёт невежда, —
Пока в стране законов нет, то только на себя надежда![11]
— Только на себя надежда, — повторил Йерикка. — Высоцкий?
— Он самый, — подтвердил Олег. — И ещё…
— Тихо! — Йерикка приподнялся на локтях, его лицо сделалось остервенелым. — Проклятье!
— Это что, опять шутка? — тревожно опросил Олег.
— Как бы не последняя, — резко ответил Йерикка. — Кто-то нас выследил. Смотри!
Не меньше трёхсот горных стрелков, примерно столько же хангаров и человек тридцать хобайнов в тяжёлой броне при поддержке трёх орудий обложили убежище четы. Видно было, как перемещаются поодаль пригнувшиеся фигурки, и чей-то яростный голос ревел в усилитель:
— Сдавайтесь, сволочи! Или вызываем вельботы и хороним вас в этой норе!
— А то вам по-ровному ноги переломать… — процедил добрый совет Резан.
В глубине площадки, около пещеры, можно было передвигаться без опаски — скала доминировала над местностью, Гоймир точно выбрал лагерь. Сейчас он совершенно спокойно готовил отход. Раненых и тяжёлое оружие предстояло опустить на тросах. Олег вызвался прикрывать отход, с ним дружно вызвались все остальные, но он выбрал Резана, Яромира, Хмура и Твердислава. Прочие поспешно спускали на речной берег грузы.
Выждав какое-то время, Олег сознательно пошёл на резкое обострение отношений — он разрядил подствольник в сторону кричавшего и, похоже, попал. Тот заткнулся, а вот позиции противника взорвались, как Везувий. Больше полутысячи бойцов поливали огнём при поддержке трёх скорострелок меньше двух десятков мальчишек, прижатых к обрыву — беспроигрышный вариант.
Это был настоящий бой. Олег почти сразу оглох от разрывов, и от страха его удерживала лишь мысль, что каждая секунд, которую они сражаются, даёт эту самую секунду друзьям, чтобы уйти.
В атаку были брошены хангары — спешенные и обкурившиеся травы до полного атрофирования страха. Около десятка выжлоков прорвались на тропку, невзирая на огонь.
Все они погибли от взрывов мин, заодно обрушивших тропу. Груда щебня и глины, выросшая у подножия скалы, была окрашена кровью и перемешана с частями тел, стонали засыпанные…
… — Пойдут хобайны — не устоим, — прохрипел Резан в ухо Олегу. В глаза пулемётчику текла кровь, он был ранен осколками гранита, выбитыми взрывом. — Цепкие, что тебе пауки, задавят нас, а там-то ещё не все слезли!
— Йо-ой, мама! Йо-ой, родная! Йо-ой, боль-но! — надрывался Твердислав. — Больно!
— Молчком! Молчком, слышишь?! — вопил в ответ Яромир, бинтуя ему развороченное бедро, весь в крови сам, как мясник на бойне. — Вольг, как будем?!
— Спускайте его нахрен! Йерикку сюда! — крикнул Олег. Яромира уволокли, подбежал Йерикка с пулемётом.
— Без меня не катит? — весело спросил он. Олег не ответил — хангары снова накатывались, стрелки били гранатами из помповых надствольников, а следом уже уверенной, тяжёлой побежкой передвигались группки хобайнов.
— Огнемёты, — вытянул руку Хмур. — Штуку сюда положат — гореть нам…
— Отсеките их! — скомандовал Олег Йерикке и Резану. Два «дегтярева» подали голос одновременно. Хобайны залегли, словно растворились среди камней и кустов, а пулемёты резанули по хангарам…
…Граната из гранатомёта разорвалась рядом с Олегом, настолько близко, что конусом ушедшие вверх и в стороны осколки его не задели, но зато взрывная волна подняла его и шмякнула в стену пещеры. Яромир, наблюдавший за тылом, вдруг начал орать и стрелять, к нему бросился Хмур — оказалось, что горные стрелки лезут по откосу. Йерикка принял решение отступать…
…Исчезновение горцев привело командовавшего операцией данванского офицера в состояние, близкое к помешательству. Пятна крови на камнях показывали, что среди бандитов есть раненые или убитые. Но куда они делись — а с ними ещё полтора десятка живых и здоровых с грузом! — было не более объяснимо, чем христианское триединство господне. Лишь через три часа горные стрелки случайно наткнулись на спуск к речному берегу.
Данван никогда не охотился на местных кроликов. И не знал, что этот зверёк, как и его земной собрат, никогда не живёт в норе, не проделав запасной выход — а то и два…
…Имея пятерых раненых, Гоймяр просто не мог уйти далеко. Чета вброд перебралась на поросший березняком островок и засела там, ожидая худшего. Но, кроме пары вельботов, проскользнувших над рекой, ничего опасного или даже просто подозрительного не появилось.
Олег пришёл в себя оттого, что Йерикка положил ему на лоб мокрую тряпку.
— За-ачем?? — простонал он, садясь. И тут же снова застонал — уже без слов, показалось, что в оба виска сразу вогнали тупые колья, и голова сей час лопнет. — Мы ушли? Что со мной? Ой, как больно-о…
— Ушли, — спокойно ответил Йерикка. Сидя рядом, он чистил пулемёт. — А у тебя контузия. Пройдёт.
Придерживая голову рукой, словно опасаясь, что она оторвётся, Олег осмотрелся. И сказал с отвращением:
— Местечко так себе.
Надо сказать, что Олег выразился слабовато. Местечко оказалось очень поганым. Горцы просидели на островке двое суток, питаясь мокрыми остатками сухих пайков и пойманной в реке рыбой — в основном, форелью — которую приходилось жрать сырьём, так как разводить огонь было опасно, вельботы барражировали вокруг слишком часто. Вкус сырой рыбы, казалось Олегу, будет преследовать его до конца дней… и временами возникало ощущение, что этот конец чем скорее наступит, тем лучше.
Из раненых больше всего беспокоил Святомир. Раны его были не опасны, но двигался он по-прежнему как кролик с перебитыми задними лапами. Сильнее остальных страдал от своей беспомощности сам мальчишка — ему казалось, что он связывает чету, хотя остальные все наперебой и убеждали: мол, всё равно надо пересидеть!