— Говорил, — согласился Йерикка. — Да ты не обращай внимания, это я размышляю вслух… Прав ты, конечно.
— Да это не я, это вы правы! — возразил Олег. — В моих местах как раз мнение бытует, что в любой войне виноваты обе стороны и справедливых войн не бывает.
— Как же вы там живёте?! — то ли в шутку, то ли всерьёз ужаснулся Йерикка. Олег развёл руками:
— Да так… Время дурное.
— Времена не выбирают, в них живут и умирают, — грустно оказал Йерикка. Олег кивнул:
— Это я слышал. Верно… Но мы можем выбирать, как нам жить и умирать. Вот я и выбрал, а от того, как мы живём и умираем, меняются сами времена… О блин, я начал философствовать! Что осталось — научиться играть на гуслях и отрубать головы мёртвых врагов? Этот мир пагубно воздействует на мозги, точно. Я рациональный мальчик из рационального времени, где ценности измеряются в баксах… надо это почаще повторять, а то совсем гикнешься… Мне поесть сегодня дадут, или тут все считают, что на ночь вредно наедаться?
— Вольг, Святомир, Данок, — скомандовал Гоймир, — на подмену. Ужин оставим вам… А ну-ка — есть и ложиться, одно по утру за зевотой не различим ничего!
Выходить под дождь не очень хотелось, и Олег подосадовал на Гоймира. Впрочем, как месть такой шаг — поставить его часовым перед едой — был бы слишком мелким, и Олег поднялся, как и все названные, оделся, перебрасываясь шуточками с остальными — и вышел под дождь.
Странно, но белая ночь всё равно оставалась достаточно светлой, хотя у дождевые тучи буквально лежали на перевалах да и ниже. Распрощавшись с «товарищами по несчастью» Олег отправился к своему посту — менять Тверда, который, конечно, совсем вымок и замёрз.
Мальчишка шагал, почти не прячась — камни, дождь, сырость, всё это создавало трудности не только для визуального наблюдения, но и для техники, которой, судя по всему, обладали данваны. Высохнуть толком одежда, не успела, мокнуть оказалось не так уж страшно. Правда, настроение после непонятного разговора с Йериккой так и не исправилось, а тут ещё лезли мысли о Бранке… и потом пришла ещё одна, пугающая мысль — Олегу по казалось, что воспоминания о здешних прошлых, событиях вытесняют из памяти воспоминания о доме, о родителях. Август начался, что они там? На миг вспыхнула острая досада на себя — и чего он ввязался в это дело?! Страшно подумать, а если его правда…
Думая обо всём этом, Олег не переставал, тем не менее, смотреть по сторонам. Почудилось движение — оказалось, большой песец драпал от человека, мелькал, оборачиваясь, среди камней… Ну, по крайней мере, тут есть не только враги, мокрые облака, мшистые камни и вереск…
Впереди показалась острая глыба, возле которой должен был лежать Твёрд. Заметить его Олегу не удалось, как ни старался — отлично. Представляя, как тот обрадуется смене, Олег пискнул по-мышиному. Ответа не было — он повторил сигнал.
Ноль реакции. Что он, уснул, что ли?! Олег обошёл камень — никого. И только обходя глыбу второй раз, мальчишка понял, что Твёрд уснул очень крепко.
Край плаща и нога в чуне торчали из-под вереска чуть в стороне от камня. Сперва Олег не понял, как это могло быть, а потом, холодея, разворошил кустики — кто-то искусно прикрыл ими лежащего на спине Тверда, вот только поторопился…
Горло часового было перерезано от уха до уха — в один мах, точно и ровно, как бритвой. Крови не было — её смывал дождь, и разрез чернел, как широкий приоткрытый безгубый рот. Оружия убитого никто не трогал.
Олег не ощутил страха. Он лишь отпрянул и присел за камнем, оглядываясь и прислушиваясь. Промытая дождём рана на горле Тверда по-прежнему стояла у него перед глазами, но это был не страх, нет.
Твёрд умер недавно. На дожде он ещё не успел остыть. Тот, кто его убил, был не просто вражеским солдатом — такой не смог бы подобраться к горцу, чуткому, как зверь. И убийца был не далеко. Вернее всего, он даже видел его, Олега.
А кто идёт за снимающим часовых?!
…Вереск спас Олега — и, наверное, всю чету. Ещё не восприняв толком шороха, Олег пригнулся и перекатился через плечо, а удар, который должен был снести ему голову, пришёлся в камень, высекая бледные искры.
Олег вскочил быстрым движением, продолжавшим кувырок.
Напавший на него стоял в трёх шагах, не дальше — ростом чуть повыше Олега, одетый в какой-то пятнистый балахон невообразимого цвета, у которого непонятно где начинались и кончались штаны, куртка, капюшон, маска; в прорезях её поблёскивали серые глаза. На широком ремне висели какие-то штуки, но в правой руке — клинок над плечом — убийца держал то ли меч, то ли тесак: короче меча Олега, но шире, с лезвием в виде лаврового листа.
Вот и всё, что успел рассмотреть Олег. Чутьё заставило его отпрянуть в сторону, одновременно выхватывая меч и камас.
Вовремя. Сверкающий, отточенный до бритвенной остроты диск с отверстием посередине — непонятно, откуда он и взялся в левой руке нападающего! — с тонким злобным посвистом сорвался с его пальца и отлетел от камня. «Вот чем он убил Тверда!» — мелькнула мысль, а потом стало уже не до мыслей.
В каждом движении, в каждом повороте тела нападавшего сквозила странная, безжалостная пластика. Он тёк, словно был сделан из воды, непонятным образом удерживающей человеческую форму и не утратившей своих свойств. Воплощённая смерть надвигалась на Олега — существо, не осознававшее своей гибельности, потому что гибельность эта стала неотъемлемой частью натуры. Широкий клинок казался продолжением руки… и одновременно, как это ни дико звучит, нападающий сам был частью клинка. Олег не мог вонять, кто главный в этом союзе. Движения оружия и неотрывный взгляд серых глаз гипнотизировали и подавляли волю. Олегу стоило больших усилий сбросить липкую паутину оцепенения — и атаковать первым.
Противник скользнул назад и вбок. Из его левого кулака вырос широкий прямой клинок — короче первого. Разворачиваясь в почти балетном повороте, он отвесно и рассчитано ударил оружием в правой — и выбросил вперёд ногу, впечатывая её в голень Олега. Если бы не камас — Олег был бы зарублен сразу. А так — падая, он успел отразить удар клинка и, откатившись, вскочил, заставив себя превозмочь боль.
Удар сыпался за ударом. Казалось, что бой для этого молчаливого существа — не цель, а способ существования. Олегу удавалось защищаться, он поминал добрым словом Йерикку, но понимал, что устанет раньше. В какой-то момент просто запоздает поднять меч — и не отобьёт удар.
Они сражались лицо в лицо, топча и приминая вереск, скользя на камнях. Судьёй был дождь. Олег слышал профессионально-экономичное дыхание врага и это, как ни странно, нервного успокаивало: враг был живым, из плоти и крови.
Широкий клинок вскользь полоснул по левому плечу — толстый плащ распался, как переспевший арбуз под ножом. Заточка у оружия была превосходная!
«Отскочить и выстрелить, — подумал Олег. — А если его приятели совсем близко? Если он меня убьёт — нашим конец, я и так успел чудом, он наверное услышал мои шаги издалека и затаился… Что же делать?!»
И тут он понял — что. Единственно возможное «что».
На этот раз он сам прыгнул под удар — то, за что в земном фехтовании предупреждают «обоюдная атака!» Камасом в левой взял вторую защиту против широкого клинка врага, с силой отведя его в сторону и заблокировав, а сам одновременно чуть развернул корпус назад и поймал удар короткого ножа в левой врага, зажав его руку под мышкой.
Меч Олега был направлен от бедра, концом вверх. Скруглённым здешним концом, хотя и непригодным для уколов, но отточенным до бритвенной остроты. Бросившись вперёд нападающий сам наделся на клинок — до медного огнива. В руку отдало до плеча, её повело назад… Олег удержал её у бока.
Близко-близко Олег увидел спокойные глаза — ни боли, ни вообще какого-то выражения. И поспешно отскочил, замахиваясь изогнутым клинком камаса.
Но никакой нужды в этом не было.
Нападающий стоял так, как оставил его Слёг — левая рука вытянута вперёд, правая отведена в сторону, ноги расставлены. Но всё было кончено. Вогнанный до упора меч торчал слева между рёбер, комбинезон промокал от крови. Потом вздрогнула и пятном потемнела маска, а через секунду с нижнего её края медленно закапали струйки. Стоящий то ли булькнул, то ли кашлянул, то ли вздохнул… и начал падать, не выпуская своего оружия — на бок, показывая вышедшее сзади окровавленное лезвие. Оно и помешало убитому опрокинуться на спину — он застыл в неудобной, полувисячей какой-то позе, из-за чего казался живым, силящимся встать.
Запалённо дыша, Олег опустил камас в ножны и несколько секунд стоял, жадно втягивая сырой воздух. Дождь хлестал по лицу. Надо было забрать меч, и Олег, внутренне сжимаясь, шагнул вперёд.
Он нагнулся, но не успел даже дотронуться до рукояти. Ему послышалось, что убитый что-то сказал.
Волосы встали дыбом на голове у отпрянувшего Олега. Он в ужасе смотрел, как правая рука лежащего заскребла сырой вереск, потом — поднялась, пошарила, стянула капюшон вместе с маской, пропитавшейся кровью. Олег увидел узкое, загорелое лицо парнишки немного постарше самого себя. Серые глаза смотрели прямо в лицо Олегу. Окровавленные губы шевельнулись:
— Так много людей… на самом деле вы — последние… — услышал Олег. — Спаси… бо… Вот… и… всё… — он оскалился и вытянулся. Голова свесилась до земли на плечо. Жёлтые, яркие волосы — таких Олег никогда, не видел — резко потемнели, по ним стекал дождь. Кровь изо рта, остановилась.
Олег несколько раз облизнул губы, не сводя глаз с мёртвого лица. Потом решительно нагнулся и, взявшись, за рукоять меча, потянул. Клинок освободился неожиданно легко, а мертвец окончательно упал на спину — мягко, неслышно. Кровь на его лице начал быстро размывать дождь. Две прозрачные лужицы почти сразу скопились во впадинах глаз.
Олег отвернулся.
— Это хобайн, — Йерикка поднялся с колена и внимательно осмотрелся. — Засада впереди ждёт его сигнала… Тебе повезло. Вольг. Очень повезло.