И Олег пошёл к солнцу. На закат…
…Огромное красное солнце садилось куда-то за край этой унылой местности. Начавшее убывать Око Ночи светило в спину, чётче выступали на небе большие звёзды. Олег шагал прямо к этому солнцу, бездумно разглядывая его, слушая, как шлёпают по сырой траве подошвы кут, как посвистывает где-то лемминг. Он шёл так уже довольно давно, и лишь когда солнце на две трети утонуло в этой размокшей, скучной земле, понял, что это… первый закат, который он видит на мире!
Мальчик даже остановился, поражённый этой мыслью, не отрывая от заката взгляда.
— Осень пришла, — сказал он вслух, и звук собственного голоса, показался ему странным в этой тундровой тишине, где даже ветер молчал, словно его застрелили…
Впрочем — нет. Тут даже мысли о стрельбе казались какими-то неуместными, настолько спокоен, вечен и равнодушен был пейзаж. Наверное, он был таким и до того, как — вернулись славяне, и до данванов, и даже то того, как арии начали уходить с Мира по своим Радужным Дорогам… и когда вообще никто не жил под этим небом, и ничей голос не звучал в этом мире…
Олег повёл плечами, чтобы стряхнуть оцепенение. И зашагал дальше, держа автомат наготове, в руке.
Солнце так и не село до конца. Превратилось в узкий раскалённый серп и застыло, и этот серп горел, славно зарево пожара, не увеличиваясь и не уменьшаясь… от этого казалось, что время и впрямь остановилось. К сердцу Олега подкатила неожиданная тоска. Потом Олег подумал, что, если остановился мир, то остановилась и война. И вельботы застыли, и бомбы, падающие с пилонов, и взмах камаса в руке горца, и палец снайпера-хобайна на курке, и танк, и летящая в него реактивная граната, и артиллеристы возле пушек, и рыже-чёрные кусты разрывов, и падающий на спину дружинник, и брызжущая из его пробитого горла кровь, и серебряные лезвия над головами рубящихся славян и хангаров, и их открытые в крике рты, и падающая стена дома, и споткнувшийся в атаке офицер горных стрелков, и пуля, которая через секунду должна убить его, и никогда не виденный (но ненавистный!) анОрмонд йорд Виардта по кличке «Палач» где-то в своём штабе…
Всё застыло.
Вся огромная война.
Эта мысль почти испугала его. Он не знал, хорошо это или плохо — что война замерла. Полоска то ли заката, то ли уже восхода горела впереди.
— Я схожу с ума! — громко сказал Олег. С камней неподалёку с шумом, похожим на выстрелы, взлетела большая белая ушастая птица и понеслась прочь, неся в изогнутых парных когтях безвольно обвисшее тельце лемминга, с которого срывались, разбиваясь о камни, тяжёлые, маслянистые капли крови. Эта реальная картинка привела Олега в себя. Он на секунду прикрыл глаза, а потом долго, тяжело, как после упорного бега, переводил дыхание.
Торфяники и вереск. И где-то впереди — на юго-востоке — Тенистое озеро. Ребята. Лагерь. Холодный, равнодушный мир. Что он тут делает? Олег усмехнулся, сплюнул, широко сделал шаг…
…Торфяники заставили его забрать к западу. Эти болота, чёрные и унылые, были непроходимы. Во всяком случае — для одиночки. Тут наверняка жили топляки, и эта узкая полоска тянулась на вёрсты и вёрсты… Кое-где кружили бродячие огоньки.
— Блин… — Олег всмотрелся. На той стороне поднимались плоские, еле заметные холмы. На них виднелись остатки башен и стен — сумрачные развалины. Олег свистнул — в два пальца. Место было подходящим для лагеря — в остатках чьей-то крепости наверняка хватает сухих уголков — но это оказалось бы слишком большой удачей. Он ещё посвистел и пошагал дальше. Никого… Да нет, конечно, они возле озера. — Ну что ж, пойдём, — вслух сказал он. Солнце уже поднималось — третий час ночи. «Спать лечь, что ли? — подумал Олег. — Так, а ЭТО что за новости?!»
«Новости» двигались примерно в полуверсте кромкой болота. Двигались сюда. Бело-серые точки… раз… два… три… семь! Олег схватился за бинокль.
Полярные волки.
Олег помнил свою схватку с волком-одиночкой, чью шкуру он подарил Бранке. Но семь волков, сбившихся в стаю вопреки законам природы, скорее подарят ЕГО шкуру своим волчицам, не без мрачного юмора отметил Олег. И понял — надо бежать. Автомат тут не поможет, пули слишком скоростные и слабые для железного организма волка. Конечно, трёх или четырёх он успеет начинить свинцом, но остальные до него доберутся. Вот когда пожалеешь, что нет охотничьего ружья 12-го калибра, снаряжённого картечью…
Олег додумывал уже на бегу. Он нёсся по краю болот. Нет, не как на стадионе — рассчитывая силы. Он бежал так, как, пожалуй, никогда ещё не бегал в жизни — во всю мочь, подгоняемый страхом, стремясь к одному: успеть найти место, где можно проскочить болото и спастись на холмах.
Волки заметили его. Собственно — уже давно, стая и бежала к нему. Эти места были их вотчиной. Почуяв запах человека, звери хотели одного — загнать и убить его, как любого другого чужака.
Олег пробежал около версты и, оглянувшись, увидел волков позади в полусотне сажен. Они вроде бы даже не очень спешили… Мальчишка вскрикнул от ужаса и злости — и с разбегу влетел в болото.
Бурая жижа сразу поднялась до колен, и Олег понял, что попался. Он не тонул дальше, но двигался, как муха по липкой бумаге. А двое передних волков, тоже вбежав в воду, прыжками неслись к нему, высоко подняв тяжёлые, лобастые головы с умными, жестокими жёлто-карими глазами. Болото мешало и им, волки потеряли разбег… но не отступали, неслись наискось, кратчайшим путём.
Олег остановился и, защитив пах рукой, выхватил револьвер. Его мягкие пули могли сейчас оказаться куда эффективней автоматных.
Волки или не знали, что такое огнестрельное оружие — или не боялись его. Говорят, что такого не бывает — бывает, просто зверю нужно время, чтобы научиться бояться, даже такому умному, как волк. «Только бы не напали оба сразу,» — лихорадочно думал, поводя стволом револьвера, мальчишка. Он в отчаянье видел, как другие звери тоже бросаются в болото; не столь уверенно, как первые два, но без колебаний.
Один из бегущих волков обогнал своего собрата — более смелый или более не терпеливый. Он не рычал, но скалился — так жутко скалился на бегу, что нашлось бы немало людей, которые просто побежали бы…
Олег не сдвинулся с места.
Закусив губу, он ждал. И в тот момент, когда волк в паре сажен от него взвился в точном, смертоносном прыжке на горло — Олег выстрелил ему в грудь из револьвера. Точно в сердце.
Волк застыл в высшей точке прыжка. Он бросился с такой силой, что даже встречный удар семиграммового слитка металла, летевшего со скоростью 280 метров в секунду, не отшвырнул его, а лишь остановил. На бело-серую шерсть коротким, тугим толчком выплеснулась струйка крови — и зверь рухнул в торфяную жижу к ногам Олега.
Второй волк прыжком метнулся в сторону. Олег выстрелил по нему дважды, первый раз попав в крестец, а второй — в оскаленную морду, метнувшуюся к нему, как атакующая змея. Волк закрутился в грязи, лязгая зубами, изо рта и ноздрей лилась тёмная, пенящаяся кровь…
— Блин, блин, блин… — нервно повторял Олег. Ударил волка в голову ногой, поднял револьвер, целясь… Рука — сколько стрелял, на было такого! — дрожала: — Блин!
Первой пулей Олег промазал. Но вторую вогнал точно между глаз переднему волку, и тот закувыркался, с хрипом хватая грязь пастью. Четыре остальных приближались — решительно, непреклонно, жутким скоком… слышно было, как они дышат. Левой рукой Олег потащил из ножен меч. У него оставался последний патрон… и ни секунды на перезарядку.
Волки остановились разом. В трёх, не больше, саженях. Полукругом, разглядывая Олега странными глазами.
— Подходите, сволочи! — крикнул Олег. — Ну?! — добавил он, следя за тем, как волки стоят, то одну, то другую лапу поднимая из грязи и потряхивая ей в воздухе.
«Испугались нагана? Они не знают, сколько в нём патрон… Взять автомат? А если бросятся, пока буду перехватывать?»
Волки смотрели на мальчишку без злости. Скорее в их глазах было какое-то понимание. «Ты — такой же, как мы, — говорили глаза, — но это наша, территория. Мы должны тебя убить…»
И Олег вдруг понял, что они в самом деле похожи. Разве он не убивал тех, кто вошёл не его «охотничью территорию», хотя сплошь и рядом не испытывал ничего, кроме равнодушия? Просто потому, что ДОЛЖЕН был убивать… Разве он хоть кого-то жалел? А если и жалел — разве это спасло им жизнь? «Победа любой ценой!» — был лозунг этих гор, равнин, болот и лесов… Часто говорят, что «любая» цена может оказаться слишком высокой. Но каждый из Рысей, из горцев, из славян заложил бы душу Кощею, чтобы спасти свою родину. Такова была жестокая реальность войны, которую им навязали.
ПОБЕДА ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.
Это очень страшный лозунг. Но альтернатива выглядела ещё страшнее.
«Войны мы не хотели, видит Бог!
Но в этом мире места нам не дали…»
— вспомнил Олег строки из дедова стихотворения. Да, именно так. И за победу предстояло заплатить высокую цену. Нет, не смерть — это мелочь в сравнении с отданными весёлым смехом, открытым взглядом и наивными суждениями, обменянными на победу и умение убивать — ловко, быстро, без раздумий.
Всегда. Везде. Беспощадно. Молниеносно. Любого врага. Без страха. Без сожалений.
Что самое ужасное — даже без ненависти…
…Они бросились сразу, все четверо. Счастье, что Олег ожидал этого. Он выстрелил в упор, между мудрых и тоскливых жёлтых глаз, и волк рухнул на бок, загребая грязь лапами; одновременно — не глядя рубанул мелькнувший слева белый бок и пнул, изловчившись, третьего под челюсть. Всадил в мелькнувшую у живота пасть ствол револьвера, повернул, ломая зубы. Ещё раз обрушил меч налево, где в грязи вертелось что-то белое, живое… Зубы волка скрежетали по стали, он выплёвывал какие-то кровавые куски, и хрипел горлом. Олег пропихивал кулак с револьвером в глотку, не давая сомкнуть зубы. Ещё один зверь прыгнул на грудь Олегу, цапнул зубами, но попал на огниво меча, и мальчишка изо всех сил ударил волка сверху между ушей кулаком с торчащим яблоком, одновременно толчком вогнав револьвер в глотку ещё глубже… Оглушённый волк крутился на месте, и Олег вогнал закруглённый конец меча ему между лопаток, раскалывая позвоночник. Потом, как пробку из бутылки, вырвал наган из пасти другого зверя — и рука, и оружие были в слюне и крови… Держа руку на весу, мальчишка оглянулся, ещё не веря в победу.