— Дура одна ведром с водой запустила, перепутала, — пояснил Йерикка. — Погодите, кто-кто там у вас?!
— Да выжлок, — пояснил Святомир. — В мышку-норушку из припевки играется…
— А если он твердокаменный? — Йерикка, кажется, заинтересовался.
— Не похож, — усомнился Олег, а Святомир добавил:
— Соплив…
Как бы в подтверждение этих слов в боку стога словно бы открылась пышущая удушливым дымом топка, и оттуда кубарем выкатился отчаянно кашляющий и плачущий хангар. От него тоже валил дым. Святомир без церемоний врезал ему кулаком в ухо и придавил к земле, наступив на горло:
— Приехали, прр, — довольно сказал он. — Одно поднимешься, не то помочь?
— Зачем ему вставать? — удивлённо спросил Йерикка, и Святко отозвался:
— А чтоб я глянул, как он упадёт.
— Да как он встанет, если его ноги не держат, — добавил Олег.
— Так скрутим его, да и кинем в обрат, — Святомир с наслаждением повозил ногой на горле хангара, который закрыл глаза; веки у него трепетали.
— Верёвка пропадёт, — оспорил Йерикка, и Святомир внёс новое предложение:
— Так часом руки-ноги ему порубить, оно и вязать не потребуется!
Йерикке предложение понравилось, но Олег возмутился:
— Дикость какая-то, чесслово!
— У тебя есть своё предложение? — заинтересовался Йерикка.
— Угу, — Олег воткнул хангару в грудь конец меча и несколько раз повернул оружие, вызывая с каждым поворотом новый фонтан крови изо рта. — Вот и всё, — он наступил на грудь убитого и вырвал клинок. Хангар захрипел негромко и застыл.
— Скучно и неинтересно, — разочаровался Йерикка и процитировал смутно знакомое:
— …вы дерётесь ради драки,
Ради смеха льёте кровь.
И когда предсмертный крик
Затрепещет, словно птица —
Ваша совесть ни на миг не пробудится!..
— Ладно, пошли в весь.
Они неспешно двинулись огородами, на ходу сшибая кончиками ножен верхушки сорняков. Было ясно, что всё уже закончено — горели ещё два дома, лежали новые трупы, горцы и лесовики рыскали в поисках попрятавшихся врагов, но наружу выводили немногих, чаще убивали на месте. Кое-где смеялись, где-то плакали.
— Здесь кто-то поработал пулемётом «дегтярев» от Тульского Оружейного Завода, — рекламным голосом заметил Олег.
— Я, кто же ещё, — ответил Йерикка, ловко перескакивая через очередной труп.
Гоймир разговаривал в центре веси с войтом — стоял, вытянув левую руку, и Гостимир быстро и ловко зашивал длинный порез, шедший наискось от локтя к запястью.
— Приглашают остаться, — сипло пролаял Гоймир. Подошедший Морок поспешно поднёс к губам князя баклажку, тот побулькал водой и добавил уже нормальным голосом: — Обещают всё лучшее отдать.
— Да им самим уходить пора, — ответил Йерикка и, повернувшись к войту, заговорил: — Отец, вам надо уходить. Тут скоро будут враги, спрячьте, что можно, и сами уходите в леса.
— Дома бросать, скотину? — войт перекрестился: — Господи, спаси и помилуй нас, грешных… Может, обойдётся, сынок?
— Отец, — терпеливо сказал Йерикка, — мы тут перебили не меньше сотни этой сволочи. Чего тут «обойдётся»? Сам думай…
Войт сгорбился. Устало глянул на горцев — уверенных мальчишек, небрежно державших оружие, и понял — бесполезно им объяснять, что такое в чужом пиру похмелье…
— Хорошо, — негромко сказал он. — Мы уйдём. К вечеру уйдём. Если вам что нужно — вы берите сами…
Потом повернулся и медленно побрёл по улице.
— Кончал бы, — покосился Гоймир на Гостимира.
— Часом, — тот перекусил нить и полюбовался на свою работу: — Вот и ладно.
— Угу, — кивнул Гоймир, влезая в рубашку. — Глянем, кого там побрали.
Живых пленных оказалось всего двое — хангарский офицер-кудун, избитый до неузнаваемости бабами, взявшимися обрабатывать его чем попадя — и молодой хобайн с равнодушным лицом механизма, раненый в плечо.
При виде хангара народ, собравшийся у церкви, зашумел, бабы опять заголосили:
— Он это!..
— Мальчишечки, отдайте его нам ради Христа!..
— Он приказал рубить, кто из домов не выйдет!..
— Маленького моего, как дома подожгли, он на копьё да прямо в, пекло… гос-поди-и-и!..
— Убийца!..
— Нам его, а уж мы…
Горцы поглядывали на князя. Гоймир хмурился, потом смерил хангара взглядом и… подняв ногу, пинком вбросил его в толпу.
Радостный рёв людей заглушил поросячий визг хангара, который, впрочем, тут же оборвался — люди яростно и сосредоточенно топтали что-то, лежащее на земле.
Гоймир повернулся к пленному хобайну. Тот бесстрастно смотрел в глаза князю — ни единая жилка на молодом лице не дрогнула. Потом хобайн дёрнул плечами, скривился от боли в ране и бросил:
— Убивай, чего ждёшь.
— Наших-то убивал? — Гоймир неспешно достал камас.
— Убивал, — пожал плечами хобайн, — на то и война.
— А тут-то, в веске-то — одно война? — с опасной мягкостью спросил Гоймир.
— А тут мы никого не трогали. Мы солдаты, а не мясники.
Намётанным глазом Олег определил — сейчас Гоймир ударит в живот. Уже напряглись — нет, не рука напряглась, а — мускулы на спине, свидетельство готовности бить. Но тут уже немолодая, хотя ещё красивая женщина тронула, выйдя из толпы, Гоймира за плащ:
— Паренёк… — Гоймир обернулся: — Правду он говорит. Не трогали они никого. А он так с хангарами подрался, дочку мою у них отбил… Ну а что ваших он убивал — так простите его, ведь и правда война… Сына моего в горах убили, — она перевела дыхание. — Так пусть он ко мне пока идёт, я его приму, полечу… Разреши, паренёк…
— Что лопочешь, — прервал её Резан, — кто тебе паренёк?! То князь-воевода!..
— Постой, — Гоймир с интересом посмотрел на хобайна, — погоди, Резан… Ты, — обратился он к хобайну, — клятвой клянись, что не станешь против нас заново!
— Спасибо тебе, — не обращая внимания на Гоймира, хобайн слегка наклонил голову в сторону женщины. И только потом повернулся к горцу: — Не дам я слова. Не жди.
Гоймир моргнул и… захохотал. Так, что волосы заходили ходуном, и хохот дико, кощунственно звучал среди трупов и дыма пожаров, не остывших от боя людей и запаха крови. Потом засмеялся Йерикка. Следом — Олег. И захохотали все горцы.
— Дажьбог Сварожич! — выдохнул наконец Гоймир. — Да чтоб вам всем такими-то быть — праздником война стала!
— Отпусти его, князь, — попросил Йерикка, — пусть никто не скажет, что ты убил. отважного человека безоружным.
— Убирайся, — Гоймир всё ещё улыбался. — То правда — нет у меня желания быть несправедливым.
— Я не собака, чтобы меня гнать, — хобайн повернулся и зашагал прочь рядом с женщиной, просившей за него.
Гоймир какое-то время смотрел ему вслед, но, судя по всему, думал уже о другом. Потом повернулся к стоявшему среди людей войту:
— Вы до вечера уйдёте? — войт кивнул. — Добро. Йерикка, Резан, Вольг, идите со мной. Остальные — тут ждите.
Четверо ребят отошли на обочину. Гоймир почти минуту делал вид, что занят исключительно ремнём. Остальные ждали. Наконец князь удовлетворённо хмыкнул, щёлкнул по пряжке ногтем и поднял голову:
— А часом остаться нам тут, да и скрасть тех, кого Кощей принесёт смотреть, про что тут дела?
— Ты уже решил или предлагаешь нам высказаться последними словами? — спросил Йерикка.
— Кладём — предлагаю, — прищурился Гоймир.
— Может получиться ещё одна удачная и интересная операция. А может — и гроб всем, — оценил Йерикка. — Так что надо подумать.
— Под лежачий-то камень… — начал Гоймир, но Йерикка закончил за него:
— …торопиться не стоит, — Олег захихикал, Резан закашлялся, а Йерикка совершенно невозмутимо добавил: — Все там будем, раньше или позже, не стоит, говорю, спешить.
— Не долго сказать — ты поперёк, — подвёл черту Гоймир, но Йерикка преспокойно пожал плечами:
— Я сказал, что надо подумать.
— Чтоб тебя… — Гоймир нахмурился. — Ты попросту «да» сказать-то можешь?
— Нет.
Теперь захохотали все четверо. Но Гоймир быстро подавил смех и сердито бросил:
— Матерь Лада, да у тебя что — мочи нет, хоть часом языком не мести??
— Надо же кому-то это делать, если тебе удалили остроумие.
Махнув рукой, Гоймир повернулся к Резану:
— Ты?
— Я «за», — почти тут же ответил Резан.
— Хорошо, когда не надо мотивировать, — как бы про себя заметил Йерикка. Резан вскинулся молниеносно:
— Ты на что то намёки мечешь?!
— Да ни на что! — с обезоруживающе-простодушной улыбкой откликнулся Йерикка. Резан какое-то время мерил рыжего горца взглядом, потом отпустил рукоять меча, за которую было схватился.
— Ты? — спросил, словно уличая Олега в педерастии, надругательстве над флагом и расхищении собственности племени, спросил Гоймир.
— За, — шваркнул Олег на судейский стол пачку оправдательных документов
— Вы погодите, — подал голос Йерикка — всё ещё улыбаясь, но уже с лёгким беспокойством, — вы послушайте. Если нас не заметят с воздуха, то всё отлично. Ну а если они поймут, что в веси — засада? Это, — он повёл рукой вокруг, — классическая ловушка. До тупости, до смеха классическая. Смотрите. Они займут все высоты вокруг и за полчаса превратят нас в ничто кассетными снарядам и плазмой. В конце концов, Вийдан погиб почти так же…
— А весь станет пуста, — возразил Гоймир, — с кого перепуга им на высоты садиться? Они тут сядут, трупы собрать да дома спалить, как положено. Им и в голову не вскочит, что мы тут придержались. Да и часом решат ещё, что лесовики хангаров побили — а им-то боги велели после такого бегом бежать…
Ждать — утомительное занятие. Сидя в четырёх больших домах, контролирующих центр веси, ребята в сотый раз перечищали оружие, проверяли секторы обстрела, да несли всякую чушь, лишь бы не молчать.
Олег, лёжа на лавке с закинутыми под голову руками, лениво думал, глядя в белёный потолок, что как-то так получилось — он стал одним из помощников Гоймира, хоть и не стремился к этому. А началось всё с той охоты на севере — когда они стали друзьями… От этих мыслей отвлекли разговоры ребят, и Олег, не меняя позы, затянул, внося свою лепту; затянул на мотив какого-то дикого вальса: