— Смертью казнить.
Хангары совершенно покорно встали на колени — молча, ничего не пытаясь предпринять — и наклонили головы под мечи…
…Вратников не выглядел напуганным — скорей, разозлённым. Ему разбили лицо и превратили в лохмотья мундир, и сейчас он почти кричал в лицо Гоймира:
— Я с вами говорить не буду! Вы бандиты, малолетние преступники, вас ждёт скорое и справедливое наказание!
— А вам имя каково?! — выкрикнул Богдан. Горцы загудели; выкрики и плач по всей веске усиливали впечатление.
— Находники!
— Убойцы!
— Выродки!
— Да свести его и делу конец!
— Мы служим законному правительству, — прокричал в ответ Вратников, — которое пытается установить на планете мир и спокойствие! А такие, как вы — это просто помеха! Мы находимся тут по просьбе…
В ответ, заглушая его слова, раздавался уже настоящий рёв молодых глоток:
— То земля наша!
— Наша!
— Мы вас одно кончим, раз сами не уберётесь!
— Под меч его!
— Тихо! — рявкнул Гоймир, вскинув руку. — Судом его судить будем. Как я князь — так я скажу. Прощенья ему нет. Прав не велит прощать убойц — он и есть убойца. Прав не велит прощать перескоков — он и есть перескок, выжлок данванский, хуже хангара. Прав не велит прощать нечестных находников — он и есть находник из находников. Законом Права — смерть ему?
— Вы просто глупые щенки, играющие в старинных воинов! — закричал офицер, подавшись вперёд. — Очень скоро от вас и головешек не останется! И…
— …и одно ты наперёд умер, — с этими словами Гоймир обрушил чекан на лоб Вратникова…
…Горцы решили заночевать в веске — благо, местные не знали, куда усадить и чем угостить своих спасителей. После горного перехода и предшествующих ему событий тепло и домашний уют уцелевших домов Пригорков казались раем. Горцы разместились в двух пятистенках, и молодёжь, совершавшая сюда паломничества, кажется была не против завтра уйти вместе с ними.
Это, конечно, было здорово — видеть раскрытые рты своих ровесников, перемигиваться с красивыми девчонками, небрежно выставлять напоказ оружие… Но Олег никогда не был позёром, ему это быстро надоело. Скинув чуни, он улёгся на широкую лавку в тихом уголке и заснул, несмотря на продолжавшийся междусобойчик…
…Он проснулся ночью. Ребята в основном спали, местные разошлись. Йерикка сидел на скамье возле приоткрытого окна, на столе стоял его пулемёт. С другой стороны стола устроился Святомир — подперев голову рукой, он читал какую-то книжку. Гостимир, сидя со скрещёнными ногами на другой лавке, перебирал струны своих походных гуслей и напевал печально:
— Наши горы болью корчились —
Шарил грудь свинец, шею сук искал…
Выкормыши бед тенью призрачной
Праздник правили в долгих сумерках…
Наших братьев ветер выплюнул,
Отрыгнул огонь прелым порохом,
— Выструнили горцев псами выть в плену… — он накрыл струны ладонью, спросил: — Йерикка, спеть-то чего?
— А… — рыжий горец шевельнул ладонью, фривольно опёрся локтем на пулемётный приклад.
— Понял, — охотно согласился Гостимир, ущипнул струну и тихонько запел, улыбаясь:
— От заката до рассвета, мы сражалися —
Так у лавки ножки дубовы сломилися,
А под лавкой той полы порасселися,
Порасселися, провалилися —
С нею в нижнюю мы горницу свалилися,
Там и гости заполночны посмутилися…
— Годится?
Святомир отпихнул книжку и потянулся:
— Й-ой! Чего мне желается, кто угадает?
— Домой, — предположил Йерикка.
— Не-а… Вызнать, чем наши дела скончаются.
— А я и так знаю, — заявил Йерикка. — Ложился бы ты спать лучше!
Гостимир снова играл на гуслях что-то печальное, и Йерикка вздохнул:
— А этот и в Кощеевом царстве гусли сыщет. Если не можешь не бренчать — сыграй и спой что-нибудь…
— …ещё похабнее прежнего, — заключил Святомир.
— А добро, пожалуй, — Гостимир устроил гусли удобнее:
— А как шёл я мимо бани ввечеру —
Думал я — от повиданного помру…
— Хватит-хватит, — поспешно сказал Йерикка. — Дальше все слышали.
— Стережёшься за свой строгий нрав? — ухмыльнулся Святомир. — Добро, мы то и впрямь насквозь знаем.
Олег зевнул и сел.
— Не спишь? — спросил Йерикка.
— Да мне приснилось, что коту рядом половые органы откручивают, какой уж тут сон, — пожаловался Олег. — Эрик, что завтра делать будем?
— Спроси у Гоймира, — предложил Йерикка.
— Спрошу, — пообещал Олег, — вот ремни на чунях поглажу — и спрошу. Ещё бы, как опрашивать пойду, по пути не заблудиться. Проводишь?
— Остроумных дополна, — резюмировал Йерикка, — просто умных нету.
— Й-ой, дождь, — сообщил Святомир посмотрев в окно. Все остальные перебрались к нему и прилипли к окну носами. Дождь лил из низких серых туч, вспузыривая лужи на пустынной ночной улице.
— А вот прознать бы, как это, — задумчиво сказал Гостимир, — бежали они за нами, как хорт за косым. А потом одно отлипли разом? Неуж лавы испугались?
— Притомились, — предположил Святомир.
— Хохмач-самоучка, — под нос буркнул Йерикка.
— Мыслишь — не притомились?
— Да хватит вам, — Йерикка снова уселся спиной к окну. — Завтра и наговоримся, и устанем, и на дождь наглядимся так, что уши опухнут.
— Может, без дураков поговорим, — спросил Олег.
— Я, пожалуй, выйду, — вздохнул Святомир.
— А я, пожалуй, останусь, — высказался Гостимир. Йерикка поднял брови:
— Ты льстишь себе.
— Всё, понял, — поднял руки Олег. — Пойду досыпать, а вы мне сбацайте колыбельную. Что-нибудь из Сюткина… Не знаете такого? Дикари…
— Я, наверное, тоже пойду лягу, — потянулся Святомир.
Засыпая, Олег видел сидящего с гуслями на высоко поднятых коленях Гостимира и слышал его задумчивый голос:
— Знаю я — нас однажды не станет…
Мы уйдём, мы уже не вернёмся,
Этой горькой землёй захлебнёмся —
Этой утренней, этой печальной…[2]
…Может быть, Олегу это приснилось, а может, быть, он на самом деле проснулся ещё раз. Дверь была открыта, из неё тянуло сырой прохладой, и дождь шуршал по мокрому крыльцу. Серый полусумрак белой ночи, пронизанной его струями, лежал за дверью — без конца и края.
Йерикка стоял, опираясь спиной и ногой на косяк, скрестив руки на груди. Он разговаривал — тихо, но отчётливо — с каким-то человеком: из комнаты Олег видел только его спину, обтянутую пятнистой курткой… а вот голос был знакомый. Очень.
— Значит, они в самом деле отстали, — говорил Йерикка. — Что ж, ты принёс хорошее известие.
— Я был очень рад, когда меня направили сада, — тоже тихо ответил незнакомец.
— Верю, Чуж… или всё-таки Славко? — судя по голосу, Йерикка улыбнулся. Олег вспомнил — Чужой! Странноватый знакомец Йерикки!
— Брось, — между тем ответил Чужой, — мы вместе росли. Зачем смеёшься?
— Это я помни, — кивнул Йерикка. Чужой осторожно сказал:
— А может, ты всё-таки пойдёшь?.. Сновид был бы рад.
— Не сомневаюсь, — подтвердил Йерикка. — Только не хочу я… Хорошо, что увиделись. Ты теперь неподалёку будешь?
— Не я один, — обнадёжил Чужой. — Вот и утро скоро, мне уходить пора… Сейчас моё время — дождь.
— Славко, — тихо-тихо, Олег едва услышал, сказал Йерикка. — Ты пойми, я и вправду не могу. Вы, конечно, большому делу служите, а я — только племени. Но это моё племя.
— Ничего, — откликнулся Чужой. — Но жаль. Таких, как ты, даже среди наших немного. Особенно в это дождливое время, серое время… Береги себя.
— Береги и ты себя, — Йерикка встал прямо, оттолкнулся от косяка. Чужой сделал шаг с крыльца — под дождь. Струи воды вокруг него словно бы уплотнились, обрисовывая его силуэт серым контуром… пеленой… Потом этот силуэт начал ломаться, терять форму — только тень скользнула по улице.
Олег приподнялся на локте, собираясь окликнуть Йерикку, но вдруг обнаружилось, что тот трясёт его за плечо.
Дождь шёл, и дверь оказалась открыта, как во сне, но вокруг почти никто, не спал, ребята ходили по дому, что-то жевали всухомятку, перекликались, одевались, готовили оружие…
— Вставай, выходим, — Йерикка выпустил плечо Олега.
— Сейчас, — мальчишка сел на лавке. — А где Славко?
— Славко? — удивился Йерикка. — Какой? Мирослав, Твердислав?
— Чужой, — уточнил Олег. Йерикка засмеялся:
— Тебе приснилось что-то! Давай скорей, вся веска в горы уходит, а мы — по Птичьей к Светозарному.
— Так значит — ночью никого не было? — Олег заглянул в глаза Йерикке. Тот приоткрыл было рот, на секунду отвёл взгляд. Потом твёрдо посмотрел на друга и негромко сказал:
— Ты мне всё рассказываешь?
— Ясно, — коротко ответил Олег. И добавил: — Прости.
— Как ты говоришь — шевели поршнями, — Йерикка толкнул землянина в плечо кулаком.
— А что за название у реки — Птичья? — Олег сел на лавке. — Там что, много птиц?
— Особенно уток и гусей, — подтвердил Йерикка и повысил голос, обращаясь уже к остальным: — Скорей, скорей, побей вас Перун!
— Так думается — ему на той речке стол накрыли, — серьёзно сказал Гостимир, подмигнув остальным. А Краслав, вышедший на крыльцо первым, вдруг завопил:
— Й-ой, глянь, глянь!!!
Все разом, высыпали наружу, поднимая головы в низкое, дождливое небо.
Улица мигом опустела — люди разбежались по домам, и было отчего. Со знакомым гудением над нею ходил вельбот данванов. Грифон Данвэ с брюха, казалось, рассматривает Пригорки, пытаясь понять, куда делся карательный отряд, не вышедший на связь — и почему веска всё ещё цела?
Мимо Олега, державшегося за резной столбик, подпиравший навес над крыльцом, пробежал Йерикка. Выскочил на середину улицы, поднял на руках «дегтярь», упёр его прикладом в бедро. Широкая воронка ствола внимательно уставилась в небо. Олег видел его прищуренный глаз — Йерикка следил за вельботом, который, на миг зависнув над околицей, снова заскользил в улицу — быстрее, быстрее… Непрекращающееся гудение перекрыл пронзительный вой — и прибитая дождём пыль на улице взметнулась мокрым вихрем. Этот вихрь приближался к Йерикке.