Готов.
— Эй, Уве! — раздался откуда-то справа громкий шепот на немецком. — У тебя там все в порядке?
— Порядок, — прошептал я в ответ на немецком, быстро отсекая, откуда доносится голос. — На сучок какой-то навалился…
— Вроде нет никого, долго нам здесь сидеть? — прошептал собеседник. «Теперь уже недолго, нетерпеливый немчик!» — мысленно ответил ему я, подбираясь к нему со спины. Этот вел себя даже более расслабленно. Просто сидел на кортах и вроде даже что-то жевал.
Я вытянул из сапога острую, как шило, заточку. Приподнялся чутка, уперся ногой для броска.
— Эй, Уве, ты чего молчишь? — почти в голос сказал фриц и повернул голову как раз в тот момент, когда я на него бросился. Успел увидеть мое лицо перед тем, как сдохнуть, сучонок.
Я выдернул из его шеи нож, обтер от крови о его штаны и толкнул тело ногой.
Порядок.
Снова замер и прислушался. Мое обострившееся чутье уверяло, что больше за нами никто не наблюдает. Но на всякий случай мне все-таки хотелось проверить.
Тишина.
В домах в округе тоже больше никто не живет. После той заварухи с взрывами, фрицы выкурили из окрестных домишек всех остававшихся тут маргиналов, которых и так была всего парочка. Ну и партизаны еще постарались, нагнали про этот район всякой жути, чтобы ушлые мародеры сюда не совались и не запороли им тайный ход в город.
Фух.
Вот теперь можно начинать шевелиться.
Я бы даже сказал, пошевеливаться. Пока погони, пущенные за грузовиками-обманками не начали возвращаться.
— Ну что, орлы, — сказал я, вернувшись в барак. — Приступаем к завершающей части нашего плана. И да, тела надо бы снаружи тоже уволочь в какое-нибудь другое место.
— Тела, дядя Саша? — удивленно вытаращился Яшка.
— Вот ты мне и поможешь, пока ребята будут ящики вниз спускать, — я похлопал Яшку по плечу, и мы с ним вышли на улицу.
Спустить ящики в подпол оказалось не таким уж и простым делом. Пришлось частично разбирать доски, потом колдовать с веревками, благо мы догадались их тут припрятать заранее, чтобы в спешке где-то в грузовиках не про… Не забыть, в общем.
Один ящик из шести чуть было не уронили. У меня аж сердце ухнуло куда-то вниз, вместе с ним.
Ох и много будет работы реставраторам, я чувствую, после таких-то приключений. Но ничего. Собрали же они янтарку по фотографиям. Значит и по обломкам соберут. Надеюсь, большая часть уцелеет.
Когда мы все вместе с ящиками оказались внизу, я запалил керосинку. Тусклое чадное пламя высветило лица моих соратников. Уставшие, с запавшими глазами, чумазые, как чушки. С кучей ссадин и царапин. Ну да, попробуй-ка позаниматься погрузочно-разгрузочными работами в практически полной темноте, стараясь при этом не шуметь! Зато в глазах — ни тени апатии, страха или уныния. Сплошной азарт и воодушевление.
— Ну что, орлы, не знаю, как там насчет медали, но свой след в истории мы с вами сегодня оставили, — сказал я. — Теперь совсем уж последняя задача. Вход в подземелье в этом доме надо уничтожить. Стереть с лица земли, практически. Чтобы если все-таки будут обшаривать дом, никому не пришло в голову, что отсюда можно уйти этой дорогой.
— Эх, жалко, удобный был лаз… — вздохнул один из партизан. Самый пожилой из доставшейся мне команды. Усы у него богатые такие, несмотря на то, что один где-то подпалил не так давно.
— Новый найдем, подземелье большое, — безжалостно сказал я. — Так что за работу, орлы.
— А ежели гранатой… того? — сказал усатый.
— Услышит кто, начнут тут вынюхивать и землю рыть, — сказал я. — Так что ручками поработаем. Ну и лопатами еще. И мусора надо натащить, чтобы от пола до потолка завалено.
— А выбираться как? — тревожно спросил другой партизан.
— По старинке, — я подмигнул. — Все, некогда рассиживаться!
Работали все вместе. Ободрали подгнившие доски, обвалили несколько пластов земли. Натащили со всего барака обломков кирпичей, обломков мебели, мусор какое-то неопознанный, ветошь и вообще все, что было не приколочено. Заполнили подпол чуть не до верха этим всем. И в качестве вишенки на торте дальняя стена, которая и так держалась на соплях, ухнула и просела. Перекосив перекрытия над нашими головами.
— Все, на выход, орлы! — скомандовал я. — Огородами, траншеями и прочими тайными тропами. Дуйте обратно в лагерь.
— Ясно, товарищ капитан, — за всех ответил усатый.
— Дядя Саша! — уже почти взмолился Яшка и потряс меня за рукав.
— Давай, что там у тебя, — я повернулся к нему.
— Дядя Саша, ты же с партизанами уходишь? — он уставился на меня широко раскрытыми глазами.
— Возможно, — уклончиво ответил я.
— Дядя Саша, возьми меня с собой, а? — Яшка вцепился мне в руку. — Нельзя мне теперь обратно, засветился я, когда мы грузовики угоняли. А один к партизанам боюсь. Еще пальнут на подходе, примут за перебежчика… А ты за меня скажешь, что я свой. Дядя Саша, ну пожалуйста…
Партизаны молча стояли кругом, как бестелесные тени. Эх, Яшка, кабы я сам стопроцентно был уверен, что смогу убедить их, что я свой… С другой стороны, не бросать же! Яшка — личность разносторонняя и со всех сторон полезная. Так что…
— Эй, орлы, слышали? — спросил я. — К вам парень хочет, проводите?
— А ты, дядя Саша?! — Яшка опять ухватил меня за руку, как пятилетний пацаненок маму, которая вознамерилась оставить его стоять в очереди, пока сама что-то там еще нужное в гастрономе возьмет.
— Я чуть позже приду, есть у меня еще одно дельце, — усмехнулся я. — Вервольф к одному приятелю должен скачала заглянуть.
Я скользил бесшумной тенью по уже привычным подворотням. Мимо усиленных патрулей, грохочущих сапогами по брусчатке, мимо догорающих кое-где пожаров. Мимо притихших домов с темными окнами.
Осторожная часть моего рассудка нашептывала, что это безумие. Что надо уходить прямо сейчас. После всех выкрутасов графа и потерей янтарной комнаты им стопудово займутся их же собственные спецслужбы. А он и без моей помощи уже начал сходить с ума. Не выдержит прессинга, сломается. И отправится вместо своего поместья в какой-нибудь гостеприимный Бухенвальд, где его дни бесславно и завершатся. Но я не мог так.
Пока я хоть на йоту мог допустить, что его извращенный рассудок позволит ему вывернуться из всей этой ситуации, я просто не мог пустить все на самотек.
Кроме того, оставалась Марта. Граф наверняка или найдет способ ее убить, или утащит девушку за собой на дно. А я как-то к ней… привязался, что ли. Кроме того, за мной должок. Который неплохо бы вернуть. А то судьба не любит такие вот неоплаченные счета.
В квартире графа горел свет. Во всех комнатах, на всем этаже. Из раскрытых окон неслось величественное сопрано Брунгильды из «Гибели богов». «…час богов уже наступил. Я бросаю огонь в Вальгаллы светлый чертог…»
Ну что, ж, неплохой похоронный марш, не хуже иных-прочих. Я усмехнулся, ловко взобрался на дерево напротив дома графа и легко перескочил через подоконник.
Глава 27
Граф сидел на кресле посреди гостиной, прикрыв глаза. Руки его плавно двигались, дирижируя музыке. И одет он был так, словно прямо сейчас собрался на дипломатический прием. Или только что с него пришел, что вряд ли. Ночка в Пскове выдалась… хе-хе… не то, чтобы очень «приемная».
— Концерт окончен, — сказал я, убирая иглу с пластинки.
Граф медленно открыл глаза. Потемневшие, жуткие. Меня даже передернуло от волн безумия, которые от него сейчас исходили. Он опустил руки на подлокотники кресла. Тонкие губы дрогнули в подобии улыбки.
— А, это ты, Алекс… — проговорил он. — Я… Я ждал тебя.
— Да что вы говорите, герр граф, — усмехнулся я. — Мне казалось, что план был немного другой. Разве нет?
Двигался я быстро. В несколько скачков буквально, оглядел все комнаты роскошной квартиры графа, чтобы убедиться, что он нигде не попрятал своих загадочных сторонников из тайного общества. Не хватало еще, чтобы в самый неподходящий момент из спальни вывалилась толпа каких-нибудь чухонцев, возомнивших себя наследниками мифической Гипербореи, но на всякий случае вооружившихся шмайсерами, а не древней магией.
— Все это время ты был вервольфом, — фраза графа звучала и как вопрос, и как утверждение. — Надо же, как я мог не догадаться, ведь ты же с самого начала дал мне подсказку… Та книга Германа Ленса. В один из первых дней. Ну что ж, эта партия осталась за тобой, Алекс. Прими мои аплодисменты.
Голос графа звучал мягко, практически ласково. Он обволакивал и гипнотизировал. Этот аристократичный сучий потрох, похоже, думает, что я пришел к нему договариваться?
— Куда ты дел мою янтарную камору, мерзавец?! — внезапно сорвался на крик граф. Подался вперед, чтобы вскочить с кресла. Но я оказался быстрее и толкнул его обратно.
— Никогда она не была твоей, — усмехнулся я. — И уже никогда не будет.
— Алекс, Алекс… — граф снова расслабился. Или умело сделал вид, развалился вальяжно в кресле, закинув ногу на ногу. — Александр — это ведь твое настоящее имя? Или может быть, тебя на самом деле зовут как-то иначе? Ты ведь разведчик, верно? — взгляд графа стал цепким, пристальным. На несколько секунд даже мутное безумие из его глаз пропало. — На кого ты работаешь? На коммунистов? О нет, на комми ты не похож, я коммунистов чую за версту, ты кто-то другой… Что-то другое…
Глаза снова подернулись темной пеленой, взгляд стал блуждающим.
Надо было кончать его и уходить. Но мне, как назло, стало любопытно, куда заведут этого паука его загадочные логические цепочки.
— Алекс… Или мне все-таки лучше называть тебя Вервольфом? — тонкие ноздри графа начали раздуваться. Он злится? Или ему просто в голову пришла какая-то блистательная идея?
— Вер-вольф… — нараспев повторил он. — Ты думаешь, что служишь только сам себе. Может быть, это потому что никто никогда не предлагал тебе настоящую цену? — взгляд графа вцепился в мое лицо так, будто ощупывал его пальцами. Я даже почти почувствовал это. — Какая сила! Проклятье, как я мог этого не заметить?! Тебе ведь никогда не нужны были очки, верно? Это были простые стекляшки… И ты казался ниже ростом… И… Вервольф. Вер-вольф, — он повторил это слово так приторно, будто конфету на языке держал. — Все это время ты был рядом… А знаешь, я ведь ждал каждой твоей новой выходки! И даже, можно сказать, болел за тебя. Твой стиль бесподобен!