— Не можешь ты по-простому, Яшка, — вздохнула она и по-бабьи так покачала головой, оглядывая меня с головы до ног.
— Добрый вечер, хозяйка, — вежливо улыбнулся я. — Спасибо, что согласились приютить.
— Да нешто мы нерусские люди, — дамочка всплеснула пухлыми руками и сразу как-то засуетилась. — Давайте вот лучше подсобите! Вам ведь целый день надо переждать, если в доме останетесь, то заприметить могут. А про подпол у меня ни одна душа не знает. Сундук вот этот только сдвинуть надобно…
Мы с Яшкой взялись за скобы громоздкого сундука и оттащили его в сторону. Тяжеленный, черт…
— Давай, Яков, хозяйничай, что стоишь столбом? — сварливо проговорила хозяйка, запахнув свой огромный халат так поплотнее. Сверкнув при этом своими белоснежными телесами в сторону Яшки. Щеки у того вспыхнули, и он старательно спрятал от меня взгляд. Похоже, тут какие-то весьма амурные отношения имеют место.
Яшка поднял тяжелую крышку люка. Которая даже люком не выглядела, а просто как часть пола поднялась. Если не знать, то и не подумаешь, что там какой-то подпол имеется. Изнутри неожиданно пахнуло не запахом мокрой земли, как из обычного погреба, а сухим домашним таким теплом.
— Гостю все покажешь, а сам поднимайся, поговорить надобно, — хозяйка многозначительно прищурилась, а я понял, что она так до сих пор и не представилась. И Яшка мне тоже не сказал, как ее зовут.
— Айда за мной, дядя Саша! — Яшка явно повеселел, махнул рукой и сноровисто нырнул в темный лаз.
«А неплохо тут все обустроено…» — подумал я, оглядывая помещение. Яшка поднял в руке керосиновую лампу, чтобы мне было лучше видно. Надо же, странно, что мы пацанами этот подвал не нашли. Первая камера, которая сразу под полом, похожа в чем-то на обычный подпол, разве что продукты тут не хранятся, а всякий деревянный хлам. Сломанные столы, стулья, штакетины из заборов. Дровами запаслась дамочка. Зима все-таки близко.
— Вон туда, — Яшка осветил самый низ дальней стены. Ага, понятно. Там был узкий лаз еще куда-то.
Вторая комната оказалась чуть просторнее. И была очень даже жилая на вид — четыре тюфяка, колченогий столик. На столике — стопка мисок и пара кружек.
— В общем, ты укладывайся и спи, дядя Саша, — Яшка поставил лампу на столик. — А мне с Марией надо поговорить.
— Ну надо так надо, — усмехнулся я и плюхнулся на один из тюфяков. Перед тем, как отрубиться, успел подумать, что если отсюда нет никакого подземного хода, то это настоящая мышеловка. Каменный мешок без выхода.
Но организм решил за меня все сам. Чутье на опасность молчало, а поспать в относительном покое и с удобствами — это было сейчас ценностью едва ли не большей, чем пожрать.
Я вынырнул из смутных и тревожных сновидений и открыл глаза. Видения, в которых Доминика, половина лица которой была похожа на облезший до костей череп тянула к моей шее хищные золотые когти, а вокруг кружились мерзкие черные птицы с красными глазами, отступили. Вокруг был непроглядный мрак подвала. С соседнего тюфяка доносилось безмятежное посапывание.
«Хорош же ты дрыхнуть, дядя Саша!» — мысленно сказал я. Надо же, даже не услышал, как Яшка пришел. Сопение смолкло, Яшка завозился.
— Дядя Саша? — прошептал он. — Проснулся уже?
— Есть такое дело, — тихо ответил я.
— Я тут это… Новости повыспрашивал… — неуверенно пробормотал он.
— Ну так и что замолчал-то? Рассказывай давай! — я сел на тюфяке и протянул руки в ту сторону, где по моим расчетам должен был стоять стол.
— Да я не знаю, с чего начать… — Яшка вздохнул. — Странные какие-то новости. В общем, третьего дня в Заовражино приезжал сам Зиверс. С целой свитой. И оркестром еще. Устроили для деревенских танцы, конфеты детишкам раздавали.
— Это с чего вдруг такая щедрость? — недоверчиво хмыкнул я.
— Да ты понимаешь… Еще раньше сюда приехали эти… из Аненербе. Заняли школу, свастики свои везде развесили. Но никого вроде не обижали, даже наоборот. Лыбятся, руками машут. То место, где раньше клуб стоял, до того, как в него авиабомба попала, расчистили и клетки там построили.
— И для кого клетки? — я нащупал, наконец, керосинку. Осталось спички найти. Тоже где-то рядом должны быть.
— Для собак, — ответил Яшка и снова завозился. — Лампу надо зажечь, а то мне в этой темноте не по себе как-то.
— Собак? — переспросил я.
— Ну да, там вроде как питомник какой-то у них, — Яшкина рука тоже наткнулась на лампу. — Давай сюда, я запалю… Яшка чиркнул спичкой. Крохотный огонек выхватил из темноты его круглую заспанную физиономию.
— В общем, здесь в Заовражино живут Бежичи. Дед, две дочери и внучка. Они собак воспитывают, поводырей. К ним даже из Москвы приезжали. И когда фрицы про это узнали, они взялись вокруг круги нарезать. Сначала, вроде как, припугнуть пытались, но не вышло. Взялись подкупать и уговаривать. Мария говорит, что раньше никогда они так себя не вели. А тут деду Бежичу разве что в ножки не кланялись. Продуктов привозили несколько раз. В общем, кажись, у них что-то сладилось, и теперь вот… Такое.
— Интересно, — сказал я, и в голове зашевелились всякие осколки мыслей, которые пока что в цельную картину не складывались. Аненербе. Волчьи черепа. Собачий питомник. Ликантропия. Вервольф…
— И кладбище раскопали еще, — продолжил Яшка. Старую часть, где еще лет триста назад хоронили.
— Фрицы раскопали? — нахмурился я.
— Ну да, фрицы, — кивнул Яшка. — Эти вот, из Аненербе как раз. Но, опять же, чин чином. Пришли к Борисычу, договорились, что устроят эти самые раскопки, свежие могилы не тронут, только самые старые, которые сейчас, считай что, за оградой. Каждый скелет в отдельный мешок упаковали.
— Можно сказать, повезло деревенским, — усмехнулся я. — Фрицы не так уж часто конфетами подкармливают.
— И вот это меня больше всего и пугает, — вздохнул Яшка. — Раз конфетами кормят, значит задумали какую-то вовсе уж несусветную дрянь.
— Необязательно, — я пожал плечами. — Аненербе иногда и обычной наукой занимается… Но разнюхать стоит. Так что темноты дождемся и посмотрим, кто это у нас тут окопался.
Я пробежал вдоль забора, нырнул за куст неприлично разросшегося малинника и присел. Двухэтажное здание заовражинской школы было теперь у меня как на ладони. Когда был пацаном, я даже одну четверть здесь отучился вместе с деревенскими. Когда родителям надо было уехать по делам, меня забросили к бабушке и временно перевели сюда. Школа была все та же. Только я ее помнил в основном в розовых тонах, а сейчас она была белая. И по обеим сторонам от входа были натянуты вездесущие красные полотнища со свастиками. И табличка теперь тоже какая-то другая. Не «районная средняя школа номер один», а что-то другое. Не разобрать с этого ракурса. Да еще и замысловатыми готическими буквами, которыми фрицы обычно таблички рисуют. На входе скучают двое охранников. Один даже стул вытащил. Ничего не боятся, гады… Руки зачесались навести шороху в этой благодати. Гранату в окно забросить или еще что.
Дверь открылась, из школы вышло трое эсэсовцев. Жизнерадостные такие. Сели в опель и укатили. Ну ясно, рабочий день у них закончился, а живут в Пскове. Еще в нескольких окнах погас свет.
Я прикинул. Часть работников наверняка здесь же и живет. Судя по запахам, которые доносил со стороны здания легкий ветерок, кухня у них тоже работает, как и в школе, когда я там учился. Значит часть народу может и жить там же. Старшие офицеры уезжают, а рядовые сотрудники остаются. Скорее всего, второй этаж школы сделали жилым.
Судя по всему, первый этаж — рабочий, второй — жилой. В принципе, можно рискнуть и забраться внутрь. Тут снаружи такую иллюминацию устроили, что мне будет достаточно света, чтобы осмотреться.
Осталось только дождаться, когда все окна погаснут. Ну или хотя бы почти все. Не ждать же всю ночь одного трудоголика.
Дверь снова заскрипела. Еще один фриц, пожилой такой эсэсовец. Шарфюрер. Невелика птица. И с ним благообразный старикан с длинной бородой как у Санта-Клауса. Они остановились рядом с часовыми. Фриц достал портсигар.
— Значит вы думаете, герр Бежич, что никакого оборотничества тут нет и быть не может? — спросил немец на неожиданно весьма сносном русском.
— Не буду ничего утверждать, потому как сам не видел, — отозвался старик и взял протянутую шарфюрером сигарету. — Но одна идея у меня на этот счет есть… Особенно после сегодняшних экспериментов.
— И какая же? — оживился фриц.
— Если верно, что человек может поддерживать мысленную связь с собакой, то, возможно, верно и обратное, — сказал дед, закуривая. — Умница Шварци сегодня на наших глазах выполнила несколько мысленных команд. А что если человек может выполнять команды волка?
— Боюсь, что не понял, что вы имеете в виду, — покачал головой пожилой шарфюрер.
— Ну вот смотрите, — приосанившись, произнес старик. — Возьмем соединенную телепатической связью пару — человека и волка. Человек надеялся, что сможет подчинить волка и заставить слушаться, а на деле получается наоборот. Воля волка побеждает, и человек становится… наполовину зверем. Не внешне, нет! А разумом, рассудком. И в теле человека, как будто бы, оказывается волк. Хищное и опасное животное. Думаю, это и есть наш с вами оборотень. А искать в старых могилах свидетельства того, что были люди, которые могли превращаться в волка, это, извините, глупо и бессмысленно.
— Я бы поспорил, но, боюсь, что мой русский не позволит донести до вас аргументы, — развел руками шарфюрер.
— Вот и не будем тогда спорить, — снисходительно согласился дед. — Зайдете к нам на ужин? Дочери будут рады.
— Нет, пожалуй, — фриц покачал головой. — Боюсь, что мне нужно еще поработать.
Докуривали они молча. Потом дед в сопровождении одного из часовых направился по главной улице Заовражино, а шарфюрер вернулся обратно в школу.
«Пора, пожалуй» — решил я и быстро переместился в тень угла школы. Решеток на окнах тут не было, возможно просто пока не успели приделать. А приоткрытую форточку я сразу заприметил. Если встать на подоконник, можно запросто дотянуться до шпингалета. А внутренняя рама вообще открыта. Прямо парадный вход.