В правом крыле школы в нескольких окнах выбиты стекла, но тут понятно от чего — земля разворочена, прилет мины был почти впритык. Я двинулся в сторону питомника, стараясь не хрустеть осколками.
Замер.
С противоположной стороны раздался звук, как будто палку переломили об колено.
Кто-то стрелял!
А я тут как на экране, бл*ха!
Я щучкой скользнул в выбитое школьное окно. До питомника можно и не улицей пройти, безопаснее будет.
Замер, прислушиваясь.
В школе стояла тишина. Никто не грохотал сапогами по лестницам, не отдавал приказы. Кажется, тут вообще никого не было…
Но я бы на это не рассчитывал.
Тихонечко подошел к двери кабинета, в который я запрыгнул. Этот бывший класс пока еще ни к чему не приспособили. Приоткрыл дверь, выглянул наружу.
— Хальт! — раздался голос почти над самым ухом.
— Не стреляй, я свой! — я поднял руки и повернулся лицом к фрицу.
Молоденький эсэсман, одна щека в пене для бритья. В руках винтовка.
— Видел здесь кого? — спросил я. — Девочка где?
Фриц смотрел на меня с недоверием, не узнал сходу, не успел я тут стать суперзвездой еще.
— Я Базиль Горчаков, — быстро сказал я. — В школу кто-то пробрался?
— Не знаю, — он мотнул головой.
— Еще кто-то здесь остался в карауле? — спросил я.
— Крюгер и Боннер, — сказал фриц, дернув стволом в сторону входной двери. — Я должен был заступить в восемь вечера.
Отлегло. На секунду в голове мелькнула мысль, что это опять переодетый пшек, они уже много раз засветились в немецкой форме. Но нет, по говору понятно, что фриц. Наверняка надеялся, что к октоберфесту вернется в родную Баварию и будет жрать жирные колбаски, заливая их пивом.
— Да опусти уже оружие, — фыркнул я. — Снаружи кто-то стрелял. Давай, я вперед, а ты прикрывай, если что.
Фриц тупо похлопал белесыми ресницами. Тупенький юноша, даром что эсэсовец. Да по хрен, главное, чтобы в спину не пальнул!
Крюгер и этот второй, фамилию которого я уже забыл, нашлись рядом с дверью, заботливо сложенные друг на друга в тамбуре. Судя по залившей форму кровище, одному перерезали глотку, другому всадили нож в печень.
Увидев это зрелище, пацан-немец пискнул что-то испуганное и еще крепче вцепился в свою винтовку. Губы задрожали.
Ну да, ну да. Страшно маленькому.
Так.
Этих двоих прирезали изнутри, дверь закрыта на засов. Значит подошли вплотную без проблем. Значит и правда были в форме.
Бл*ха.
Ладно, я вообще-то собирался до питомника добраться, когда этот эсэсовский шкет меня отвлек.
Тем более, что собаки продолжали свой концерт, добавляя происходящему сюрреалистичных ноток.
— Идем к питомнику, — прошептал я.
— Кто на нас напал? — подал голос мой юный немецкий падаван. Ага, явно уже передумал хорохориться. На роже написано «слушаю и повинуюсь», только не заставляй меня принимать решения.
Мы подобрались к школьной кухне, дверь в которую была заперта. Чтобы выйти к той части школьного двора, где питомник, нужно как раз через нее пройти. Но дверь хлипкая, можно особо не церемониться.
Я саданул по замку пяткой. Замок с хрустом прекратил свои преграждающие функции. На всякий случай я отскочил в сторону. Вдруг пальнет кто.
Нет, не пальнули.
— Стой тут, — одними губами приказал я юному фрицу. Тот с готовностью кивнул и встал, прижавшись к стене.
Я просочился в помещение кухни. Пахло горелым жиром, жареной капустой и табаком. Кто-то тут совсем недавно курил.
Я пополз на карачках вдоль здоровенной столовской плиты…
Высунулся на секунду в окно. Вроде никого нет. Клетки с собакенами закрыты, а сами они продолжают самозабвенно лаять.
Или там кто-то есть, или они просто не могут успокоиться.
Я выглянул через приоткрытую дверь.
Ох ты ж…
Быстро нырнул обратно. Возле стены двое — один в форме цвета фельдграу, второй в чем-то другом, не разглядел. Но лицо второго замотано тряпкой по самые глаза. Шушукаются.
Из-за лая собак ни хрена непонятно.
Но самое главное я увидел — девочки с ними нет.
Значит она где-то в другом месте. Прикончить этих? Бл*ха, вот зачем они днем напали⁈ Никакого пространства для маневра…
Я выглянул еще раз.
Кажись, там еще один или двое. Если выпрыгну, окажусь на прицеле того, что за поленницей сидит. И у того, что с мордой замотанной, в руке пистолет.
Подумал, сначала, может это Доминика, но нет. Этот — явно мужик.
Но одно ясно — девочки с ними нет. Рожи озадаченные и озабоченные, думают, что дальше делать.
Значит надо проверить, как дела в доме Бежичей.
Я тихонько вышел из кухни. Фриц стоял там, где я его оставил. Бледный, губы шевелятся. Молится?
— Пойдем наружу, — прошептал я. — С этими не справимся, тут подмога нужна.
В этот момент собаки вдруг как-то разом перестали гавкать. И в наступившей тишине раздался громкий голос Зоси с явственными истерическими нотками.
— Вы кто такие? Руки вверх, я буду стрелять!
Глава 23
Твою мать… Твою мать!
Вот же дурища! За каким чертом она к ним полезла?
— Хальт! Хэнде хох! — сказал один из поляков.
— Я по роже вижу, что ты не фриц! — заорала Зося. — Быстро руки вверх подняли, я кому сказала! Буду стрелять!
Молоденький фриц замер, прижав к себе винтовку. Я показал на нее глазами, потом кивнул в сторону кухни. Ткнул пальцем себе в грудь. Так себе, наверное, объяснение, но он сообразил. Торопливо сунул мне оружие и бочком-бочком пошел вдоль стены в противоположную сторону.
Я снова проскользнул на кухню. Бл*ха, ни хрена отсюда не простреливается. Зато если высунусь, то буду идеальной мишенью.
— Нет-нет, не надо стрелять… Мы свой…
— Что ты там бормочешь?
— Пистолет положи.
— Не сметь двигаться!
Бах! Бах!
Два выстрела, потом крик кого-то из поляков, топот, возня, звук пары ударов.
— Кусается, куррррва!
— Она меня ранила!
— Ничего, заживет, там царапина!
— Держи ее крепче.
— Да не мешай ты!
— Подожди! А ну-ка поверни ее лицо ко мне!
Я осторожно выглянул. Хреновые дела. Пшеки скрутили Зосю. Она лежала на животе, руки скручены за спиной, один поляк сидит у нее на спине. А другой пытается посмотреть ей в лицо. Первый схватил ее за короткие волосы.
— А ну, не крути башкой, а то я тебе ее оторву, курва! Сюда смотри!
— Это же сестра девчонки!
— Какая еще сестра?
— Ну или тетя! Эй ты, где девчонка, говори⁈
Зося промычала что-то на русском матерном.
— Отвечай, курва! Где девчонка⁈
— Я не понимаю, что ты там бормочешь! — взвизгнула Зося.
— Ми-ле-на Бе-жич. Где она?
— Не знаю! А если бы знала, то не сказала бы!
— Все она знает. Сейчас ты все расскажешь, курва! Подними ее!
Снова раздались звуки возни. Потом Зося пронзительно завизжала, но крик быстро оборвался. Заткнули рот, видать.
— Сейчас ты все нам расскажешь, или я тебя пощекочу вот этим ножичком. Буду отрезать по маленькому кусочку кожи, пока она у тебя вся не закончится, поняла?
— Не понимаю!
— Где Ми-ле-на Бе-жич?
— Дома! Где же ей еще быть!
— Ты врешь, курва, мы обыскали дом, там никого нет!
— Отпустите меня немедленно!
Пшеки принялись шумно спорить. Говорили с такой скоростью, что я ничего не понял. Но польское слово «пердолить» поняла даже не особо подкованная в языках Зося. Поняла и тут же заорала. Крик опять оборвался со звуком удара.
Надо было как-то спасать эту дурищу, но как? Реально, совершенно невыгодная позиция. Выскочу в узкий проход, и на несколько шагов окажусь под огнем. А бошками пшеки крутят активно, настороже держатся.
Бу-бух!
Шандарахнул взрыв неподалеку. Кажись, у них там заряды кончаются, реже стали стрелять.
Пшеки притихли, потом посовещались еще и поволокли Зосю к двери в кухню. Я спешно отступил за дверь. А вот так уже лучше. В тесном помещении у меня куда больше шансов их всех положить так, чтобы они не прикончили по ходу дела Зосю.
Молоденький фриц куда-то уже откочевал по-тихому, но так даже лучше.
— Следи за улицей! — скомандовал один из пшеков, и снова последовали звуки возни и борьбы. Дурища Зося, которая сама вляпалась в эту идиотскую историю, сопротивлялась яростно. Брыкалась, пыталась кричать, как только у нее подворачивалась такая возможность, кусалась, судя по выкрикам того, кто ее там первым собирался оприходовать.
— Да держи ты ее, курва!
— Сам курва!
— Времени мало, надо искать девчонку!
— Успеем! Наши еще стреляют.
Вдалеке действительно снова раздался стрекот пулемета. Потом бабахнул очередной прилет где-то вдалеке на этот раз. Соскучившиеся по женской ласке пшеки явно не собирались отступать от задуманного. Даже несмотря на активное несогласие Зоси.
— Дверь проверь!
— Заперто там, я сам закрывал!
— Пошевеливайся, курва!
Раздались шаги. Скрипнула дверь. И из-за нее высунулась голова в немецкой фуражке. Иди ко мне, мой сладкий сахар!
Я перекинул винтовку ему через голову и выволок за дверь. Хрустнул кадык, он успел хрипло что-то прошипеть и обмяк. Минус один. Я опустил его тело на пол рядом со стеной. Остальные пшеки, увлеченные процессом укрощения Зоси не обратили внимания. Отлично.
Я проскользнул в открытую дверь в кухню и притаился за плитой. Затрещала разрываемая ткань.
— Нет! Помогите! — закричала Зося.
«Потерпи еще чуть-чуть, милая!» — мысленно ответил я, пробираясь вдоль плиты к внешней двери. Первым нужно снять того, кто охраняет.
Я быстро бросил взгляд из-за угла. Ага, хрена с два, он что охраняет, курва… Бл*ха, нахватался уже от пшеков, подцепил долбаное словечко! Пшек действительно стоял в дверях, но смотрел на наружу, а внутрь. И скалился. Предвкушает, собака сутулая, когда его очередь настанет. Никогда, тварь поганая!
Я тихонько положил винтовку на пол, достал из-за голенища нож.
— Неееееет! — заверещала Зося. Одновременно с ее криком бахнул взрыв где-то совсем рядом, с потолка посыпалась штукатурка. Момент идеальный!