— Да уж, дорогая боевая подруга, — криво усмехнулся я. — Устроила ты нам тут концерт для цыганочки с выходом!
— А что цыгане-то сразу? — встрепенулся Рубин. — Я вообще тут не при делах, дядя Саша!
— Не обижайся, Рубин, просто к слову пришлось, — сказал я. — Еще какие-нибудь сюрпризы, шарады и тайные признания будут? Давайте, вываливайте сразу, что уж.
Все молча покачали головами. Я сверлил глазами Злату, но та упрямо не опускала голову. Выдержала мой взгляд, разве что щеки чуть-чуть порозовели.
— Я была уверена, что ты все равно сможешь эту ситуацию нам на пользу повернуть, — сказала она. — И что поручика приручишь так, что он с руки у тебя есть будет и добавки просить. Но так ведь и получилось!
— Эх, Злата, поставил бы я тебя в угол на тазик с горохом, да розги прописал за самодеятельность! — хмыкнул я. — Льстишь ведь безбожно совсем! Ладно, проехали. Все хорошо, что хорошо кончается. Но в дальнейшем — все серьезные акции согласовывать со мною. Боец Митька… Черт, как тебя кличут полным именем?
— Дмитрий.
— Ну так вот, боец Дмитрий, встать в строй.
Митька вытянул руки по швам, хотя никакого строя не было. Злата всхлипнула, то ли — от радости, то ли — от раскаяния. Кузьма уселся на табурет, положив автомат на колени. А Яшка пристроился с другой стороны стола, вынул наган из-за пазухи и принялся его разбирать, раскладывая детали на газетенке «Псковский вестник». Я понимал, что при этом вся команда меня внимательно слушает.
— А теперь полное внимание! — сказал я. — У нас новое, чрезвычайно важное задание. Нужно вытащить из застенок Аненербе одного человека и папку с документами. И то, и другое будет не так-то просто сделать. Поэтому нам понадобятся все наши силы и возможности. Во-первых, нам нужно установить местонахождение и человека и документов. Во-вторых, вытащить их. В-третьих, переправить в отряд. Есть еще и в-четвертых, и даже — в-главных, но вас оно не касается. Вам и по трем остальным пунктам работы хватит. Теперь — раздаю индивидуальные задания.
Когда я закончил раздачу этих смертельно опасных слонов, с бойцов моих уже слетела всякая расслабленность. Теперь мне надо было переговорить с некоторыми из них с глазу на глаз. Яшку и Рубина я отпустил сразу. Им мне сказать было нечего, кроме того, что я уже сообщил насчет задания. Осталось трое. Злату я попросил подождать меня наверху. Бойца Дмитрия — в тоннеле, который ведет дальше в сеть подземных переходов. Когда они ушли, я остался с Кузьмой наедине. Тот придвинулся ко мне поближе, словно я собирался шептать ему на ухо.
— Слушай, Михалыч, — сказал я. — Для тебя у меня будет особое задание. Ты ведь сможешь управлять мотовозом?
— Дело нехитрое, — хмыкнул он, — не сложнее, чем этим немчурским кюбелем…
— Надо будет подтянуть состав с лесом по узкоколейке, поближе к зоне ответственности отряда Слободского.
— Сделаю.
— Правда, лес этот надо еще погрузить, но это моя забота. Так что будь готов.
— Да я как то пионер — всегда готов!
— Тогда жди от меня известий. Ты где остановился?
— У вдовы мастера с кожевенного завода угол снимаю. Она в Пролетарском городке живет. Дом три. Спросить Мисюркину.
— Ладно. Найду. А теперь позови-ка сюда Митяя.
Он кивнул. Взял автомат и спустился в тоннель. Вскоре показался боец Дмитрий. И пока он приближался, меня вдруг накрыло видением, что-то вроде сна наяву.
'— В нашей студии ветеран Великой Отечественной войны, заслуженный учитель РСФСР, кавалер орденов Славы и Знак Почета, Дмитрий Сергеевич Полынников.
Здравствуйте!
— Здравствуйте, Марьяна!
— Дмитрий Сергеевич, во время нашей предварительной встречи вы рассказывали, что в псковском подполье времен немецкой оккупации, вашим другом и наставником был некий дядя Саша. Вы еще утверждали, что он был личностью довольно загадочной, даже — таинственной. Не могли бы вы более подробно рассказать о нем…'
— Твоя фамилия Полынников? — спросил я, возвращаясь к реальности. Хотя что тут считать реальностью, еще вопрос. — А батю Сергеем звали?
— Да, дядя Саша! — откликнулся пацан. — А откуда вы знаете?
— От верблюда, — усмехнулся я. — Так вот, Дмитрий Сергеевич Полынников, в следующий раз сразу беги ко мне и докладывай, если тебе предложат вести за моей спинойкакую-нибудь игру, понял, заслуженный учитель РСФСР?
— Кто заслуженный учитель? — переспросил он.
— А, не обращай внимания… Ты здесь живешь?
— Здесь. Куда мне идти!
— Верно. Некуда. Поэтому будешь передвигаться по городу только по ночам. Будешь нашим ночным связным.
— Я понял, дядя Саша. Всё понял.
— Вот и прекрасно. Знаешь, где я сейчас живу?
— Да.
— Жду тебя сегодня, в час по полуночи. К парадному не приближайся. Заходи через черный вход. Дверь будет открыта.
— Буду ровно в час ночи!
— Жду!
Я поднялся с табурета и направился к выходу из подземелья. Злата ждала меня во дворе дома, где раньше обитали Шнырь и компания. Она сидела на ящике из-под тушенки и выглядела такой несчастной в своем драповом пальтишке и скособоченной шляпке, что у меня пропало всяческое желание делать выговор. Я помог ей встать, и мы пошли. Со стороны мы выглядели как обыкновенные прихвостни оккупантов, потому что не казались полуголодными да и одеты были приличнее большинства горожан. Редкие прохожие провожали нас косыми взглядами, что особенно ранило мою спутницу.
— Как Фимка? — спросил я, после долгого молчания.
— Спасибо! — откликнулась Злата. — Повеселел. Все время рисует. Дормидонт Палыч хорошо к нему относится. Да и со мною добр.
— Ты бы хотела с ним уехать?
Она удивленно на меня посмотрела.
— Куда?
— Лучше всего — в Америку.
— Как же можно покинуть Родину, когда война…
— Война рано или поздно закончится. И тебе нужно будет как-то устраивать свою судьбу. А главным образом — сына. Ты прости, Злата, за прямоту, но ты боец, а не кисейная барышня… После освобождения Пскова вы с Фимой хлебнете лиха… Придется долго доказывать, что ты участвовала в подпольной борьбе. Ведь наши подвиги никем не фиксируются. Так что отъезд за границу — это наилучший выход.
— Странно это слышать от советского человека, — пробормотала Злата.
— Я, прежде всего, человек опытный, поживший на этом свете и всякого повидавший, — вздохнул я. — Ты должна понимать, что пока суд да дело, Фимку могут отправить в детский дом, а тебя — под следствие. Женщин с освобожденных территорий, замешанных в интимных связях с врагом, в лучшем случае отправляют в Сибирь, в ссылку. Вместе с детьми.
Бедняжку аж передернуло, она беспомощно пробормотала:
— Ну должна же быть какая-то справедливость?..
— Забудь о справедливости. Твоя забота — жизнь и здоровье сына. После того, как выполним задание, я помогу вам с Фимкой и твоему Помидору уехать из Пскова. А там Серебряков пусть сам кумекает, как вам за океан перебраться.
Злата всхлипнула и кивнула. Я махнул рукой «лихачу». Тот притормозил клячу. Я помог спутнице подняться в раздолбанный экипаж, сунул извозчику плату. Проводив повозку взглядом, поспешил к городской управе, радуясь, что заранее забил стрелку с Юханом именно в этом месте, еще не зная, что мне понадобится посетить сегодня господина бургомистра. В компании громилы чухонца мои аргументы будут весомее. Юхана я увидел издалека. Он торчал посреди площади, словно пожарная каланча. К нему пыталась пристать какая-то дамочка, судя по аляповатому наряду, ищущая заработка вне офицерского борделя.
— Юхан! — окликнул я чухонца.
Он отмахнулся от проститутки, обернулся, пожирая меня оловянными глазами.
— Я зтесь, хозяин!
Вот это молодец. Быстро перестроился. Понял, что поручик оказался слабаком.
— Идем в управу, — сказал я ему. — Будешь на подхвате.
Он кивнул. И мы поднялись на крыльцо. Охраняющий вход в здание городской управы полицай мазнул сонным взглядом по Юхану и, видать, узнал в нем соотечественника, потому и не стал спрашивать документов. Охраннику, который ковырялся в носу, в вестибюле, я сказал:
— Князь Горчаков к господину бургомистру!
— Валяй! — пробурчал тот.
— Этот со мною! — показал я на чухонца.
И мы направились на второй этаж к кабинету Черепенькина. В комендатуру мы бы так запросто не попали. Мало того, что наши ксивы раз десять сличили бы с физиономиями, так еще бы и обшмонали с ног до головы. Вдобавок — нас бы обнюхали овчарки на предмет обнаружения взрывчатых веществ. Жизнь предателя, который именовался городским головой, немецкое командование мало интересовала. Убью одного, назначат другого. Эка невидаль! Юхан отворил дверь приемной, сунул голову, повертел ею и только тогда отступил в сторону, пропуская меня. Я шагнул через порог и замер.
Глава 7
Здрасте. Давно не виделись! В приемной бургомистра, постукивая пальцами по пузатому портфелю, сидел ни кто иной, как товарищ Лаврик! Он же — Юрий Иванович Карнаус. Глянул в мою сторону и бровью не повел. Не узнал? Как же! Профессиональная выдержка матерого чекиста. Что он делает в приемной Черепенькина? Судя по толстовке, заправленных в сапоги диагоналевых брюках и портфелю работает под мелкого служащего.
Ну ладно — под среднего. Это с такими-то ручищами и такой-то ряхой! Ладно, это потом. У меня тоже выдержка.
— Вы по какому вопросу, граждане? — осведомилась секретарша, не красивая, тощая, с кудряшками истерзанных перманентом волосиков.
Она бы еще обратилась к нам с Юханом «товарищи», то-то смеху было бы!
— Князь Горчаков к господину бургомистру, — доложил я. — А это мой камердинер.
Секретарша остолбенела. Видать, живьем князей да еще с камердинерами ей встречать еще не доводилось.
— Будьте любезны обождать! — проблеяла она. — У них посетитель.
Величаво кивнул, я уселся на стул, рядышком с Лавриком. Тот по-прежнему шлепал пальчиками, которыми смог бы задушить волкодава, по дерматину своего портфельчика. Правда, ритм этих шлепков сменился. Я навострил уши. Шлеп, шлеп, шлеп, шлеп-шлеп, шлеп, шлеп-шлеп, шлеп-шлеп. Ага. Морзянка! Точка, точка, точка, тире, точка, тире, тире… И далее в различных комбинациях. «С-Е-М-Н-А-Д-Ц-А-Т-Ь Ч-А-С-О-В Л-Е-Т-Н-ИЙ С-АД». Я кивнул, сделав вид, что собираюсь чихнуть. В этот момент из кабинета Черепенькина вышел маленький старичок в полотняной паре, парусиновых туфлях и старинных круглых очках.