жденных районов Московской области. Благодаря нашей геологической эстафете я сумела добраться до отряда товарища Слободского, а уж он снабдил меня паролем для вас.
— Проще говоря, вы шли наугад. И документов надежных у вас, конечно же, нет.
— Вы правы.
— И при этом вы хотите, чтобы я вас устроил на работу в какое-нибудь оккупационное учреждение?
Она понуро кивнула.
— Я думала…
— Плохо думали. Вы и ваш академик. Вы не сможете пройти элементарной проверки службы безопасности. Засыпетесь, а там — гестапо, пытки. Допустим, вы их выдержите, не выдадите цель своего нахождения в Пскове. Смолчите о людях, которые провели вас через линию фронта, о партизанском отряде, обо мне, но что в итоге? Изуродовав до неузнаваемости, вас казнят. Секретные документы останутся у фрицев, профессор Галанин, под угрозой для жизни супруги, будет работать на Аненербе…
— Я очень надеюсь на вас, Василий Порфирьевич!
— Вот это уже ближе к существу дела, — вздохнул я. — Ладно! Не нужно никаких документов. Сидите здесь. Деньгами и продуктами я вас и ваших гостеприимных хозяев снабжу. Позаботьтесь о том, чтобы ваши личные вещи не валялись по всему дому, посуду мойте сразу, после еды, постель убирайте, как только встанете. Иными словами — не должно быть следов вашего присутствия в квартире на случай, если придет чужой. Впрочем, Марья Серафимовна вам все объяснит и покажет.
— Понимаю вас, Василий Порфирьевич, но должна же я чем-то заниматься⁈
— Вы разбираетесь в проблеме ядерной энергетики?
— В общих чертах. Как секретарь академика Вернадского я работала с материалами по этой тематике.
— Вот сидите и думайте, как нам подорвать у немцев доверие к изысканиям академика Вернадского и его ученика Галанина? Говоря языком разведки — гоните дезу — то есть, сформируйте заведомо ложные данные, но такие, чтобы они выглядели максимально достоверными. Как их подсунуть врагу — это уже моя забота, как и вызволение папки профессора и его самого из фашистского плена.
— Задание понятно, Василий Порфирьевич, я все сделаю.
— Очень на вас в этом рассчитываю. Ведь если мы извлечем документы, с которых уже наверняка снята не одна копия, но при этом не подорвем к ним доверия у фашистов, наша цель не будет достигнута.
— Согласна.
— Вот возьмите, — я выложил на стол тысячу рейхсмарок. — Передайте Марье Серафимовне и приступайте к работе, а я пойду.
Я поднялся и вышел в прихожую. Там меня настигла хозяйка.
— Василий Порфирьевич, куда же вы⁈ — воскликнула она. — Матрена уже на стол накрывает.
— Обедайте без меня. Я тороплюсь.
— Но мы же должны как-то вас отблагодарить…
— Отблагодарите тем, что обеспечите вашей гостье условия для работы, с учетом соблюдения всех мер безопасности.
— Не беспокойтесь. Все обеспечу.
Перекрестив, Галанина выпустила меня за дверь и тщательно ее за мною заперла.
Оказавшись на улице, я направился к Летнему саду. Где я там отыщу Лаврика, меня не волновало. Понятно, что он сам меня там отыщет. Вряд ли Карнаус доложит мне, что он делает в городе, скорее всего — попытается вытащить из меня, чем сейчас занимаюсь я сам. Может ли он мне пригодиться в операции по вызволению Галанина и его папки? Может!
Хочу ли я его использовать — нет. Ведь этого волчару не проймешь никакими легендами, а спалить Вернадского и его коллег перед Берией мне совсем не хочется.
Весенние сумерки постепенно сгущались над городом. Уличное освещение не
работало, свет из окон скрывала обязательная светомаскировка. Даже немецкие автомобили и мотоциклы передвигались с замазанными почти целиком фарами. Время от времени на Псков совершались налеты нашей бомбардировочной авиации — ведь город был крупнейшим перевалочным пунктом снабжения группы армий «Север». Мне уже приходилось несколько раз отсиживаться в подвале княжеского дома, мысленно умоляя наших летунов бить точнее.
— Стопори, фраер! — послышался из темноты хриплый голос. — Грабки в гору!
Глава 8
— А ты имеешь чё предъявить? — не двигаясь, осведомился я.
Голос, окликнувший меня из темноты, был детским, с басовитой подростковой хрипотцой.
— Шиш, это блатной, кажись! — пискнул другой голосок.
— Засохни, малявка! — огрызнулся первый.
— Ладно, шкеты, вылезайте, — сказал я. — Перетрем на холодке.
В кустах раздалось шуршание. И ругань. Шепотом. Потом на дорожку выбралось трое. Мал мала меньше. Подростки. Беспризорники. Промышляющие воровством и мелким разбоем. Самый рослый и, видимо, старший держал в руках самодельную заточку. Хорошо хоть — не шпалер, во время войны всякого можно ожидать. И вот такие малыши запросто могут пальнуть из кустов в прохожего и обобрать уже бездыханное тело. Кто их потом сыщет? Если убитый окажется местным жителем, полицаи пальцем о палец не ударят.
— Ну что, дуралеи, голодные небось?
Самый маленький шмыгнул носом и плаксиво протянул:
— Да-а…
Из-под вязанной шапочки на его голове торчали куцые крысиные хвостики. Да это же девчонка!
— Ты… эта… — пробурчал старший. — Чё звал? Тема есть?
— Брось, Шиш! — отмахнулся я. — Какой из тебя блатняк! До войны, небось, в школу ходил, был пионером…
Маленький пахан угрюмо засопел, но явно — не от страха.
— Я и сейчас пионер, — проговорил он. — А в эту их фашистскую школу я не пойду…
— Что же ты тогда прохожих грабишь, пионер? — спросил я. — Батя воюет небось?..
— Наш батя — на фронте! — гордо сообщила малявка и тут же получила подзатыльник, надо думать — от старшего брата. — Ой!
Я присел перед ней на корточки. Погладил по головке.
— Тебя как зовут, малышка?
— Нюркой кличут…
— Вот что, Нюра, братишка твой прав. Нельзя об отце рассказывать первому встречному.
— Я не буду…
Выпрямившись, я обратился к ее брату:
— Ну а тебя как зовут, пионер?
— Васятка, — нехотя отозвался он.
— Слушай сюда, Васятка… Я бы дал вам денег, но с немецкими марками на базаре ты сразу засыпешься… Мы вот как поступим… Вы где обретаетесь?
— На Плехановской, в подвале… В наш дом бомба попала, а подвал цел.
— Жди меня возле развалин. Часа через два я принесу вам продукты. Там и решим, что с вами дальше делать. А грабить прохожих — последнее дело. Даже если они сотрудничают с врагом. Схватят полицаи — повесят. И младших твоих не пожалеют. Понял меня?
— Понял! — кивнул пацан.
— Тогда дуйте! И ждите меня.
Они медленно отошли в сторонку, видимо, все еще не веря, что вместо фраера ушастого, встретили доброго дядю, а потом порскнули обратно в кусты. Я двинулся в глубь Летнего сада. Не успел сделать и трехсот шагов, как дорогу мне пересекла рослая фигура. Я сразу узнал Лаврика. Он не стал со мною заговаривать, лишь мотнул головой, чтобы я следовал за ним. Мы добрались до стены Окольного города, поднялись на холм, который псковичи называют Большим бастионом и здесь остановились. Не самое подходящее место, если придется срочно сваливать, ну да ладно.
— Ну здравствуй, герр Алекс! — поприветствовал меня Карнаус.
— Моя фамилия Горчаков, — откликнулся я.
— Я знаю, — хмыкнул чекист, — племянник князя Сухомлинского. Я знаю даже больше. Базиль Горчаков старый боевой товарищ, некого Анхеля Вольфбауэра, настоящее имя которого Анатолий Викторович Лесняков. Он бывший ротмистр, ныне эмигрант и член подпольной организации «Красная Русь», выступающей за сотрудничество с советскими властями.
— Поэтому ты приказал мне убить его? — спросил я.
— Это была проверка.
— Допустим. Что дальше?
— Недавно в отряде Слободского побывала некая особа. Я приказал Хайдарову ее не трогать. Более того, именно я помог этой особе добраться до Пскова, тем более, что нам было по пути, иначе бы ее сцапал первый немецкий патруль. Не скажешь ли, друг Алекс… Пардон, Базиль, с какой целью перебросили эту даму в зону оккупации? И — кто? Потому, что Центр ничего мне о ней не сообщал. Я ему — тоже. Пока.
Да, Лаврик умеет расставлять сети. И, как всегда, говорит меньше, чем знает. Зато ставит своего визави в такое положение, что любой ответ будет спрашивающему на руку.
Если я сделаю вид, что не понимаю, о какой особе речь, Карнаус может послать в Центр сообщение с описанием внешности Шаховской, что, в конечном счете, приведет к аресту академика Вернадского и его сподвижников. А если я расскажу ему о цели, которая привела вышеупомянутую особу в Плескау, то все заслуги в случае успеха операции этот чекист припишет себе.
Другой вопрос, имеет ли значение, кто в результате окажется героем, если нацисты не получат атомную бомбу? Пожалуй — нет. А если получат — тем более. Я уже внес коррективы в историческую реальность своей бурной деятельностью на оккупированных немецко-фашистскими захватчиками землях моей Родины, тем хотя бы, что спас Янтарную комнату, но не хватает, чтобы благодаря мне арийские физики состряпали первую в мире атомную бомбу. И сбросили ее на Москву или — Ленинград. Нет, этого я не допущу.
— Я знаю, о ком ты говоришь, — сказал я.
— Ну в этом я не сомневаюсь, — откликнулся чекист. — Видел, как ты кинулся выручать ее из лап полицаев. Меня интересует цель пребывания здесь этой особы.
— Информация в обмен на информацию.
— Что ты хочешь узнать?
— Зачем ты здесь?
— Меня интересуют «заповедные книги», иначе говоря — труды древнерусских чернокнижников, сосланных в здешние монастыри в разные исторические периоды.
— Что? Вот прямо сейчас? Когда враг все еще у наших ворот? — с немного наигранным удивлением переспросил я.
— Способы борьбы могут быть разные… И если немцы ищут поддержку у потусторонних сил, нам отставать негоже.
— Выходит, этот старичок в очечках тоже имеет к ним отношение?
— Да, он архивариус при музее, директором которого является сам бургомистр.
— Понятно.
— Я удовлетворил твое любопытство?
— Да, — нехотя признался я, чувствуя себя обманутым.