— Все в порядке, командир! — доложил он. — Кузьму я предупредил.
— Молодец! Оставайся за меня. Я пойду. Если наша гостья вылезет на свет божий, сам знаешь, что делать!
— Что, вот прям таки…
— Да! Это приказ.
— Кремень ты, командир, — проговорил Рубин. — Эх, никогда у меня не было немки…
— А вот за такие разговорчики, Евдоксий, я могу и по яйцам!
Лжегрек только фыркнул.
— Ладно, не расслабляйся! — проворчал я и отправился по своим делам, коих у меня действительно было невпроворот.
До центра города я добрался быстро. Здесь царила обычная суета времен оккупации. С видом максимальной преданности Великому Рейху важно шествовали полицаи. При всех прежних комендантах, они шлялись, нога за ногу, цеплялись к горожанам, а особенно — к молоденьким горожанкам, щупали корзинки торговок и не только — корзинки и лузгали семечки. Сейчас же являли собой образцовых полицейских из пропагандистских кинофальшивок Геббельса. Ничего, мрази, скоро вы у меня еще и забегаете!
Музей, конечно же, не работал, но я поинтересовался у сторожа, не ушли ли господа ученые? На что тот ответил, что они еще на работе. Тогда я попросил позвать господина Фролова. Наверное, это против правил конспирации, но смысла во всей этой конспирации ноль, если все мы на крючке у СД. Старик-сторож оказался лентяем и, пробурчав что-то вроде: «Буду я за всяким бегать…», пропустил меня в здание. Ну так-то лучше. Я услышал голоса в одном из залов и потопал туда.
Трое мужчин стояли возле витрины, что-то оживленно обсуждая. Когда я вошел, они умолкли и повернулись ко мне. Лаврик, британский шпион, выдающий себя за немецкого русиста Бюлова и незнакомец — сухощавый, высокий очкарик в белом лабораторном халате. Он смотрел на меня особенно пристально. Хотя понятно, что для всех троих мое внезапное появление в закрытом для посещения музее стало сюрпризом. Чекист и англичанин так и вовсе растерялись, но, наверняка, каждый по своей причине.
— Здравствуйте, господа! — проговорил я, приподнимая шляпу. — Извините, что помешал.
— А вы, собственно, к кому? — осведомился Бюлов.
— Я к господину Фролову.
— В таком случае, прошу вас в мой кабинет, — отворив узкую полукруглую дверцу в толстой стене, произнес тот.
Поклонившись двум остальным «господам», я нырнул в арочный проход. Юрий Иванович нырнул следом, запер дверцу, в которую, видать, когда-то шмыгали сенные девки купца Поганкина. Кабинет оказался маленький. Под низким сводчатым потолком уместился шкаф, набитый рукописями и фолиантами, обыкновенный канцелярский стол, жесткий стул и глубокое, обтянутое потрескавшейся кожей кресло. Освещался сей кабинет лампой под жестяным абажуром да двумя узкими, как бойницы стрельчатыми окнами под самым потолком.
— Что случилось? — спросил Карнаус.
— Что это за мужик?
— Об этом потом, — отмахнулся чекист. — Ведь не ради него ты пришел?
— Как знать… А в общем хочу поделиться свежими данными.
— Давай!
— Есть вероятность, что мы оказались в поле зрения СД.
— Нихренасе… И ты сообщаешь об этом таким будничным тоном⁈ Это же провал!
— Не спеши с выводами! Мы не под колпаком у папаши Мюллера. По крайней мере — пока. Если мои подозрения подтвердятся, то за нами приглядывает человек Шелленберга.
— Шелленберг — это же шестое управление! Зачем за нами присматривать разведке?
— Зачем — это другой вопрос. Собственно, тебя и нашего гостя с Туманного Альбиона это касается лишь вскользь, главный объект их внимания я.
— Тебе всегда была свойственна скромность, — проговорил Лаврик. — Давай ближе к делу. Кого именно ты подозреваешь?
— Марту Зунд.
— Основания?
— Серебряков утверждает, что в тридцать девятом видел ее в компании самого Шелленберга.
— Серебряков — это человек Радиховского. Бывший белогвардеец. Почему ты ему веришь?
— Он из антифашистской эмигрантской организации, которая ведет свою борьбу с фрицами.
— Допустим, — кивнул Карнаус. — С этим пусть люди Фитина разбираются. Мне и без того хлопот хватает… Англичанин этот на голову свалился. Да еще ты со своей арийской подружкой преподнес сюрприз…
— Ладно, не ворчи, — сказал я. — Со своей подружкой я сам разберусь. У меня к тебе другая просьба.
— Тебе мало того, что ты подставил под угрозу всю операцию, за которую я непосредственно отвечаю. Ты еще хочешь на меня что-то навесить?
— Твоя операция, моя операция… Мы одно дело делаем! И Родина у нас одна!
— Ладно, не надо мне читать прописные истины, — вздохнул Юрий Иванович. — Говори, что за просьба?
— Я придумал, как проверить Марту, но проверка эта может стоить мне жизни. Поэтому прошу тебя взять на себя ответственность за вызволение папки академика Вернадского и профессора Галанина…
— Галанина?.. — хмыкнул Лаврик. — Да вон он, в зале древностей с нашим другом Локвудом языками чешут.
— Черт! Что ж ты сразу не сказал⁈
— Не один ты любишь преподносить сюрпризы.
— Мне нужно с ним немедля поговорить!
— Понимаю. Сейчас я его приведу!
Карнаус поднялся, отворил дверцу и вышел. Я даже дыхание затаил, боясь спугнуть удачу. Я-то думал, к коллеге академика придется с боем прорываться, а он вот здесь, отделен от меня полутораметровой массивной кирпичной кладкой. Понятно, что взять за руку и вывести его из Поганкиных палат я не смогу. Тут рядышком, наверняка, сидят агенты охраны, да и за выходом присматривают, но сейчас не это самое главное. Куда важнее — информация. И, надеюсь, профессор оной со мною поделится? Скрипнула дверь, в кабинет вошел тот самый рослый очкарик.
— Здравствуйте, Мирон Саввич! — сказал ему я. — Вам привет от Анны Дмитриевны!
— Добрый день! — откликнулся он. — От какой Анны Дмитриевны?
— Княгини Шаховской.
Галанин остолбенел.
— Вы ее знаете?
— Да. И видел совсем недавно.
— Позвольте, так значит вы — из Москвы?
— Откуда я, сейчас значения не имеет, — проговорил я, указывая ему на кресло. — Могу сказать только, что знаю вашу супругу…
— Боже! — воскликнул профессор. — Вы видели Марью Серафимовну! Как она?
— Жива. Здорова. Очень скучает по вам… Мирон Саввич, я постараюсь сделать так, чтобы вы и ваша супруга покинули Псков как можно скорее…
— Покинуть Псков? — искренне удивился он. — Сейчас⁈ Когда я на пороге большого открытия⁈
Глава 22
У меня даже в сердце ёкнуло. Какое еще, нафиг, открытие⁈ Да такое, из-за которого товарищ профессор, видите ли, не могут свалить из оккупированного Пскова?
— О чем вы, Мирон Саввич? — спросил я.
— Я уверен в том, что на Северо-Западе России есть залежи руд радиоактивных металлов, но требуется проверить мою гипотезу.
— Ну так кончится война и проверите.— Время дорого, товарищ, не знаю как вас зовут!— Василий Порфирьевич, — подсказал я.
— Василий Порфирьевич, поймите, важно провести изыскания не позднее нынешнего лета.
— К чему такая спешка?
— А вам известно, что из открытой печати западных стран исчезли упоминания об исследования в области практического применения атомной энергии?
— Мне-то об этом известно, — проговорил я. — А вам откуда?
— Ну как же, немцы регулярно снабжают меня всеми научными журналами, даже советскими. И то, что результаты проводимых в Англии и США исследований по этой теме засекречены, означает, что англо-американцы активно работают над созданием атомного оружия.
— Ясно, — кивнул я. — Но вы должны понимать и то, что немцы подсовывают вам эти журнальчики не ради удовлетворения вашего научного любопытства. Нацистам тоже нужна атомная бомба. Да и они уже над нею работают, но у них ограниченный запас расщепляющихся элементов и тяжелой воды. Неужели вы думаете, что они позволят вам просто так ковыряться в земле на оккупированной ими территории, не потребовав конкретного результата?
— Нет, я не настолько наивен, но ведь от находки первых доказательств наличия в здешних недрах урана и других радиоактивных руд до промышленной их разработки могут пройти годы. Надеюсь, немцы столько на нашей земле не продержатся.
— Да, у них есть не более двух лет, — сказал я, имея в виду, освобождение Пскова в 1944 году, — но ведь вы знаете, как они действуют! Построят секретный институт, секретный рудник и все это руками наших военнопленных, которых будут содержать в скотских условиях. Вы хотите быть причастны к зверствам, которые будут творится в лагерях при этом институте?
Галанин снял очки и принялся протирать стеклышки носовым платком.
— Я об этом как-то не подумал, — пробормотал он. — Я полагал, что мне выделят несколько геологов и группу рабочих для прокладки шурфов.
— Вы в руках Аненербе, Мирон Саввич! Эта организация соперничает с другими структурами Рейха за финансирование и влияние. У нее нет времени на церемонии. А это означает, что для проведения ваших исследований, профессор, вам дадут не кучку рабочих и пару геологов, а целую армию рабов! Ваша совесть этого не выдержит, и вы совершите какую-нибудь глупость, которая будет стоить вам жизни, а нашей, советской науке, потери замечательного ученого… Кстати, вашу жену фашисты тоже не пощадят.
— Что же делать, Василий Порфирьевич?
— Нужно изъять все, имеющиеся у ваших нынешних работодателей, материалы по радиоактивным рудам и сделать так, чтобы они в итоге поперлись по дорожке, которая заведет их в тупик.
— И как это спасет мою жену, а также мою научную и человеческую репутацию?
— Репутацию вашу спасет тот факт, что оказавшись во вражеских застенках, вы, советский ученый Галанин, ввели врага в заблуждение, пустив его по ложному пути. А что касается судьбы вашей супруги и вашей собственной, то это моя забота.
— Материалы можно уничтожить, — проговорил профессор, пожимая плечами. — Все они хранятся в одном сейфе и… в моей голове. А что касается того, чтобы завести Аненербе в тупик… Есть у меня одна идея.
— Вот, вы уже мыслите не как рассеянный ученый а-ля Паганель, а как настоящий разведчик, — одобрительно кивнул я. — Так в чем же заключается ваша идея?